Сначала все эти явления почувствовались в двух столицах, затем – в провинциальных городах. Возрождение масонства в России было вызвано тремя важными событиями: поражением России в японской войне, революцией 1905 г. (и открытием русского парламента) и буйным ростом интеллигенции, вопреки всем запретам и препонам. Этот рост шел рука об руку не только с ростом буржуазии крупной, но и мелкой, которая, как и интеллигенция, «нажимала» на все стороны русской жизни: на запреты царя, помазанника Божия, на закрытие университетов, на торможение сессий Думы, на удушение мысли, на опоздание во всем, что касалось материального и умственного прогресса населения и равенства его перед законом. Я говорю здесь не о революционерах, бросавших бомбы в министров, но о тех, кто был решительно против революции и только хотел перемен. Желания их были очень скромны, и сейчас нам, их потомкам, они кажутся минимальными: допущение общественных деятелей, центристов Думы (их тогда называли «общественниками») к управлению страной, земельная реформа, работа Думы в законом установленных рамках, рабочее законодательство, распространение грамотности. В огромном большинстве люди между 1906 и 1916 гг. вовсе не искали коренных перемен, они искали мирного обновления страны, а когда видели, что дела на верхах идут как раз в обратную сторону, они уезжали на время в свои поместья, отдохнуть и осмотреться, а некоторые – «к себе, в Париж», или на Ривьеру, лечить нервы. Именно так чуть раньше и поступил профессор Максим Максимович Ковалевский, которого враги называли «генералом на купеческих свадьбах». Судя по его фотографиям, они были недалеки от истины. Царское правительство в лице министра внутренних дел его обидело, запретив ему читать лекции в петербургских и московских высших учебных заведениях. В Париже он принадлежал к кругам, где ценилось его красноречие, – он, как многие люди его круга, был двуязычным. В 1901 г. он там открыл, с помощью своих друзей, «Русскую школу общественных наук» и читал в ней лекции. Его специальностью было конституционное право, и среди его студентов был, между прочим, молодой Луначарский, которого проф. Ковалевский отличал и считал «поборником свободы и демократии». Кроме всего, Ковалевский был масоном, «братом» французского «Великого Востока».
Он обедал и ужинал среди других блестящих говорунов, тоже людей из общества, превыше всего ценивших заветы французской революции: свободу, равенство и братство. Во Франции они боролись, главным образом, речами и статьями, против угнетения страны католической церковью и жадными потомственными грансеньерами, у которых на семь человек семьи часто бывало около 90 человек прислуги (включая, конечно, конюхов и садовников). Они боролись и за другие, весьма достойные идеалы, дорогие сердцу Ковалевского и его друзей.
В самом начале 20 века во Франции церковь наконец отделили от государства, и монастырские земли были отобраны. Это был праздник для либералов. Так что «свобода» в какой-то мере прогрессировала, «братство» тоже процветало: оно давалось им в ложах тайных обществ, где каждый назывался «братом», или «досточтимым братом», а иногда даже «дорогим» и «премудрым». О равенстве хлопотали меньше: равенства в широком смысле, конечно, не было и быть не могло, но равенство в узком смысле (перед законом), как оно понималось во Франции, на 50 процентов существовало, – если исключить из состава населения нищих, бродяг, безграмотных и женщин. Это показывало русским гедонистам-либералам, что в какой-то мере равенство в современном государстве возможно.
Ковалевский был введен в масонскую ложу в Париже, видимо, еще в конце прошлого века. Париж, после крушения Второй Империи, кишел тайными обществами. Русские нередко принадлежали к ним, начиная еще, впрочем, с 1860-х гг., когда И.С. Тургенев вступил в одно из них. Об этом факте мне удалось узнать случайно, он неизвестен литературоведам, биографам и комментаторам Тургенева, – во всяком случае, был неизвестен им, когда в 1960-х гг. в Москве вышло полное собрание писем Тургенева. Я узнала о нем из переписки вел. кн. Николая Михайловича (дяди царя)[1] с его парижским другом, историком Фредериком Массоном, где я нашла название тайного общества, в котором оба друга были членами. В этом обществе за все время его существования (оно закрылось в 1920-х гг.) состояли только двое русских: Тургенев (до самой своей смерти в 1883 г.) и Николай Михайлович, вступивший в него в начале 1890-х гг. Оно называлось «Биксио», и в примечаниях к письмам Тургенева советские литературоведы признавались, что им «не удалось расшифровать, кто это». Я послала в музей Тургенева в Орле ксерокопии этой переписки.
К началу 20 века французское масонство состояло из 4-х отдельных Послушаний. Это слово иногда в русских масонских документах переводится, как Устав, или не переводится вовсе. Так, в переписке М.А. Алданова с В.А Маклаковым Алданов пользуется французским словом obedience, которое не переводит. Послушания были: «левое», «правое», «среднее» и «крайне правое». Это последнее, так называемая «Великая Французская Национальная Ложа», нас не касается: иностранцы туда не принимались. До 1912 г. оно существовало в мирном сожительстве с другими тремя, когда в Париже, где заседал Масонский Верховный Совет, начались осложнения. Судя по тому, что пишет историограф Национальной Ложи А. Меллор, все острые конфликты происходили на почве отношения масонства к религии. В храме, на столе («алтаре») Великого Мастера Национальной ложи, председателя и «Держателя Первого Молотка», лежала Библия, открытая на первой странице Откровения Иоанна Богослова. В трех других послушаниях этого не было.
Так называемое «правое» Послушание, Великая Ложа Франции (Grande Loge de France, GLDF), узаконенная в 1894 г., в сущности, не может быть названа по-русски «правой», скорее – умеренной. Она отличалась от так называемого «левого» Великого Востока (Grande Orient de France, GODF) немногим: в ней состояли либералы, а не радикалы, степеней было 18, а не 33. И атеисты в ней считались нежелательными, в то время, как Великий Восток принимал всех: верующих, безразличных к религии, и атеистов. Между этими двумя Уставами возникали время от времени конфликты; поводом для одного из них в 1930-х гг. стал спор о Великом Архитекторе Вселенной (он же Великий Геометр). Откровенно антиклерикальный Великий Восток отказывался допустить в свой словарь этот термин, а Великая Ложа, созданная в традициях Шотландского Масонства, желала его сохранить. Страсти в конце концов утихли, каждый остался при своем, и братья обоих Уставов до начала Второй мировой войны не только бывали гостями друг у друга на «сессиях» (собраниях) и «агапах» (ужинах), но часто входили в оба Устава, как члены одной организации.
Так называемое «среднее» Послушание состояло из нескольких лож и ближе всего примыкало к Великому Востоку, оно было наиболее либерально и, в отличие от остальных лож, в ложу «Аврора» женщины не только допускались, но и играли в ней ведущую роль. Ложа «Les Droits de l'Homme» («Права Человека») была, главным образом, занята защитой гражданских прав, т.е. защитой французских граждан от самого государства. Ритуалы здесь были сокращены до минимума, и хотя клятва тайны строго соблюдалась, но на сессии допускались гости, мужчины и женщины, друзья «братьев» и «сестер». «Аврора» была как бы ответвлением Великого Востока, как, видимо, и обе франко-русские ложи того времени, «Cosmos» и «Mont Sinai». Ложа «Права Человека» открылась в 1893 г. во Франции и Бельгии, и ее забота о равенстве всех перед законом была близка сердцу русских и французских либералов, особенно женщин – в эти годы во Франции женщинам запрещалось иметь собственные средства, открывать на свое имя коммерческие предприятия, а также иметь недвижимость или собственный текущий счет без разрешения отца или мужа и т.д. Но Великая Ложа с принципами «прав человека» не спорила, это видно из неопубликованного секретного отчета русской ложи «Лотос», в котором говорится не только о дружеских отношениях между братьями всех трех Послушаний, но и о частом присутствии братьев Великого Востока в храме Великой Ложи, и наоборот, а также о том, что некоторые братья, принадлежавшие к Шотландскому Уставу (Великой Ложе), даже просили допустить их к «работам» (собраниям) Великого Востока.
Русское «двойное братство» не должно нам казаться чем-то особенным. Антиклерикализм в русских ложах не играл той воинственной роли, какую он играл в ложах французских. Атеисты, конечно, были, но вопрос о религии не разделял людей; было главное, что их связывало: свобода и братство; оба эти идеала они обретали в тайном обществе, и это объединяло их. В вопросе религии русские либералы 1906 – 1916 гг. были бы совершенно удовлетворены, если бы царь уволил из Синода митрополита, друга и собутыльника Распутина, и назначил на это высокое место достойного человека, да и в целом их вполне примирило бы с правительством допущение в Совет министров «общественников», о которых было сказано выше[2]. Среди этих «общественников» было пять-шесть масонов, а все остальные были с масонами в дружеских отношениях. Необходимо помнить, что в эти годы об отделении церкви от государства в России мечтали только радикалы, либералы считали этот вопрос несвоевременным. А масонами в эти годы были, главным образом, либералы, т.е. огромная средняя часть Думского сектора, в 1915 г. получившая название «прогрессивного блока» – от левых октябристов до правых социалистов.
Итак, Ковалевский принадлежал к французскому масонству. К 1906 г. пятнадцать русских были при его содействии введены во французское Послушание Великого Востока. Среди них – В.А. Маклаков, Вас. Ив. Немирович-Данченко, А.В. Амфитеатров, В.О. Ключевский, изобретатель П.Н. Яблочков, кн. С.Д. Урусов, дипломат И. Лорис-Меликов (племянник министра Александра III), гр. Орлов-Давыдов, присяжный поверенный М.С. Маргулиес. Все они, по-видимому, принадлежали к ложам «Cosmos» и «Mont Sinai». Но именно Ковалевскому было предложено проявить инициативу и получить директивы для открытия пе