Люди и оружие — страница 22 из 57

Ну, чего ещё тебе написать? Вроде бы думал, и слов и мыслей было много, а сел писать и все из старой головы вылетело. Обдумал, что ты мне писал про избыточную религиозность наших крестьян, по сравнению все с теми же американцами, и вынужден признать, что тут ты, пожалуй, что прав и что причина нашей всеобщей бедности как раз в том и состоит. Слишком много у нас всяких праздников, а рабочих дней ну явно не хватает. Причем многие из них существовали ещё в языческие времена, а после сохранились в скрытом виде и после принятия христианства.

Вот возьми, например, 24 июня — Ивана Купала под прикрытием дня Иоанна Крестителя. 27 июля мы чтим святого мученика Пантелеймона, и в этот же день отмечали до крещения летний солнцеворот. Чтим Кирика (чтобы не стать калекой), Русалии (во искупление младенцев, умерших без крещения), празднуем день Св. Фоки (от пожара), день Симеона Столпника (чтобы небо, которое он поддерживает — хи-хи — не упало на землю), день Св. Никиты (от бешенства), Св. Прокопия (против засухи), Св. Харлампия (против чумы), ну и т. д. и т. п. Понятно, что работать в эти дни нельзя, а ведь плюс к этим дням у нас ещё и Пасха, и тезоименитство Государя Императора и иже с ним, так что я вот тут подсчитал, и вышло у меня вот что: рабочих дней в году мы имеем всего 135, а вот нерабочих — 230! При этом праздничных из них 95 деньков ровно!

Так что куда там твоим американцам, а уж про тех японцев я и не говорю. Трудятся как пчелы и преуспеют в делах, не то, что мы…

Ну, да на все воля божья и как говорит наш батюшка отец Симеон — нет ничего на этом свете, что не искупалось бы постом и молитвой — дас-с! Ну, а тебе сын мой, кроме своего родительского благословения и советов посылаю ещё денег, хоть ты и не просил. Ну, да сколько можно-то шкурами этих твоих буйволов торговать… Так дальше пойдет, так ты и вовсе там индеанцем этим самым станешь, и будешь за деньги скальпы снимать — читал я, что там у вас в Америке и такой промысел развит. Так что давай, сын мой, прибивайся-ка ты к цивилизации и занимайся правильным делом, а не эдаким баловством как охота!

Ну, о чем ещё написать? Пахомыч тебе кланяется, и передать просит — вот его подлинные слова: «Чтобы ты, его дитятко, человеческого мяса в Америке бы отнюдь не кушал, потому как это грех!» Оказывается, он у нас даже иногда газеты читает. Ну и в какой-то там газетенке вычитал, что там вроде бы как «едят человеков», вот он беспокоится, как бы и ты к этому делу не привык. Вот оно как! Какими баснями народ наш питается, а?!

Был в Питере и повстречался там с отставным генерал-майором Николаем Николаевичем Николаевым, бывшим начальником Тульского оружейного завода, и старинным моим другом и приятелем. Наслышан был о благоволении к нему нашего государя-императора, ну и решил «подкатиться» к нему на предмет того, чтобы он за тебя похлопотал. Ну, встретились у него в доме, отобедали, выпили от души, тут-то я его и начал улещивать — мол, сын единственный, да то да сё… К тебя, говорю, император вроде бы как благоволит, хотя и с чего бы это, но коли уж так, то помоги мне по-приятельски… Тут он мне и говорит, что ради кого другого он бы и пальцем не пошевелил, но для меня попробует, потому, как родственникам надо помогать! Я ему — объясни свои слова, какое такое тут между нами родство, о котором я не знаю. А мне он тут и говорит, что не только это я с ним в родстве состою, но что через него и я в какой-то степени в родстве с нашим императором, как, впрочем, и он сам! Я же, говорит, его старший брат, хотя и только по отцу, а не по матери, так что неудивительно, что он мне благоволит! Я, понимаешь, от этого так прямо и сел, ушам своим не верю. Но все оно так и оказалось, причем история эта ну прямо-таки, словно из романа.

Оказывается за три года до вступления в законный брак с принцессой прусской Фредерикой-Шарлоттой, великий князь Николай Павлович, будучи осьмнадцати лет от роду, пылко влюбился в побочную дочку графа Алексея Орлова-Чесменского и Марии Бахметьевой, урожденной княжны Львовой, мою свояченицу и воспитанницу нашей государыни. Только вот у нас в семействе о том, понятное дело, никому не сказывали, да и немногие-то об этом вообще знали. Я, во всяком случае, ничего не знал, да и её-то самою всего лишь один только раз и видел. В 1814 годе беременную Марию удалили из дворца, и поселили в доме, где с ней, не боясь огласки, мог встречаться великий князь. Потом, он подыскал ей фиктивного мужа, но тут уже женился и сам, и вроде бы как роман у них на время прекратился, а потом вспыхнуть изволил опять, да так что в побочной семье у нашего прежнего государя оказалось четыре сына и четыре дочери! Правда, впоследствии, хорошо обеспечив Елену с детьми, он удалил её из Петербурга, но к старшему, Николаю, особенно благоволил и когда встретился с ним в Туле на оружейном заводе, где тот служил, остался им весьма доволен. Ну, а император Александр Николаевич уже в 1856 году при личной с ним встрече произвел его в генерал-майоры, потому как тоже все знал.

Ну, вот он мне все это и сказал, так как я тут — хоть и сбоку припека, а все-таки тоже замешан. Но вот насчет тебя, говорит, попросить попрошу, а вот будет ли какой толк из этого, сказать не могу. Ты хоть по правде и не в чем кроме собственной глупости и благородства и не виноват, а все ж таки и виноват, так что о прежней карьере и не мечтай даже, хорошо, если просто позволят вернуться…

Теперь вот уже точно все исписал тебе, чего хотел и на этом позволю тебе пожелать всяческого здоровья, и чтобы отца не забывал, который денно и нощно о тебе, сукин ты сын, бога молит и разных там тайных родственников ездит по столицам за тебя, дурака, просить.

Твой отец, генерал-майор в отставке.

Бахметьев Г. А.


«Ну, отец мой себе верен! — с улыбкой подумал Володя, закончил чтение письма. — Все расписал прямо-таки по пунктам, даже и посплетничать по-стариковски и то сумел. В чем-то и похвалил, и поругал — это уж беспременно так, это всегда было у него в обычае. Но насчет Горлова и Гуниуса это он мне хорошо сообщил, это действительно дело стоящее — попробовать заняться здесь оружейным бизнесом, вернее поспособствовать в том нашей армии. Тут тебе в случае успеха и честь и выгода, да и все лучше, чем сидеть здесь на границе, тем более что я ведь о чем-то подобном думал с самого начала. Значит решено! Завтра же уезжаем отсюда в Нью-Хейвен, а там уже будет видно, что и как!

* * *

В свою очередь Ко читал письмо написанное иероглифами и вот что в нем было написано:

«Сыну моему Сакамото Ко, много лет желаю здравствовать и да пребудет над ним благословение Лотоса Божественного Закона. Мы получили твое письмо и очень обрадовались, что Небо сохранило тебя для нас и что ты жив, здоров и благополучен. Тот начальник полиции, о котором ты мне написал, прислал мне письмо, в котором сообщил о том, как ты готов был исполнить свой сыновний долг и сердце мое преисполнилось гордости. Мидори, твоя сестра, много плакала, что ты ради неё чуть было не пошел на смерть, но обрадовалась, что судьба все-таки не обошла тебя своей милостью. Благодаря тебе свадьба её состоялась, и все было, как и положено, и честь нашего дома от всего случившегося не пострадали.

Тебе, наверное, будет интересно узнать, что у неё уже есть ребенок, сынок, и зовут его Тора. Мы все в мальчике души не чаем, потому, что живем все вместе и живем очень дружно, хотя доходы у нас и не очень большие. Я, как и раньше обучаю детей каллиграфии, а мой зять занимается тем, что продает саке иностранцам, которых у нас тут становится все больше и больше и это дает нам неплохой доход. Да только и расходы у него на это дело очень большие, потому как для того, чтобы тебе никто не мешал, нужно очень многим давать взятки, а это требует денег и немалых.

Он узнавал от здешних американцев, что тот край, в котором ты живешь со своим господином — да будет он благословен Буддой, очень дикий, даже ещё более дикий, чем внутренние области Хоккайдо, и что там можно быть убитым очень легко. Поэтому заклинаю тебя, мой сын, будь осторожен и помни, что ты единственный мужчина из рода Сакамото из Тоса и что если с тобой что-нибудь случится, то род наш прервется уже навсегда!

Поэтому я дал обет Будде, если только он сохранит тебя, обрить голову и стать монахом, как только ты вернешься к нам жив и невредим, потому, что это будет для всех нас самая большая радость на свете.

Ты спрашиваешь меня, сын мой, о том, что происходит в Японии? И я рад бы тебе об этом рассказать, но… видя события я не всегда улавливаю их смысл, а слушая людей можно и вовсе запутаться, потому, что один говорит одно, а другой — другое. Скажу лишь, что в месяц кисараги, в день предшествующий дню риссюн, то есть уже больше месяца тому назад, отречение сегуна Ёсинобу было уже официально утверждено нашим императором, подписавшим ещё и «Манифест о реставрации императорской власти». Правда, все его земли за ним сохранились, к тому же он должен был руководить правительством до тех пор, пока не решится вопрос о новой власти. И что же из этого вышло? А вот что: в Киото пришла целая армия из недовольных самураев во главе с Сайго Такамори, которые потребовали лишить его даже подобия власти, передать императору все земли клана Токугава, а также казну Бакуфу, бывшую в его распоряжении. Оскорбленный Ёсинобу перебрался в Осаку и вроде бы по слухам собирает там войска, чтобы совсем скоро идти на Киото и что будет из этой междоусобицы одному только Будде известно. И ведь только за год до этого наш молодой император Мацухито провозгласил Мэйдзи исин (установление «просвещенного правления»), а страна уже раскололась и кровь льется рекой. Бакуфу тоже распущен и вместо него в месяце рокугацу прошлого года был создан Большой государственный совет из трех палат, все по образу того, что есть у гайдзинов. И вот теперь Ёсинобу хочет вести войска против армии императора — воистину ужасные, ужасные настали нынче у нас времена. Хотя с другой стороны, то, что Небо все-таки наказало род Токугава за его высокомерие, лично меня не может не радовать. Во всяком случае, наших предков, павшие на поле битвы при Сэкигахара это бы точно обрадовало. Хотя есть плохое и в этом. Так некоторые наши самураи, которых в прошлом Бакуфу притесняло, занялись созданием отрядов кихэйтай («необычных солдат»), из крестьян и горожан, которых они обучают и вооружают на европейский манер и этим самым предают старый добрый Путь Меча. Правда, по их собственным словам все это они делают для того, чтобы послужить императору, но только если мы