— Володя!
Отец и сын обнялись, и, взявши друг друга за руки, вместе пошли в дом. — А ты, Пахомыч, — займись, пожалуйста, пока что вот чем: обустрой приехавшего со мной человека. Причем хотя он и в обносках, но человек вполне достойный, студент. Так что ты уж его прими получше, а после, как управишься, приходи к батюшке в кабинет. У меня там для вас для обоих есть подарки.
— Ну, сын, ты вырос! — заметил генерал Бахметьев, оглядев его с головы до ног, едва они оказались вдвоем у него в кабинете. — Тогда в тот последний раз, что я видел тебя не на фотокарточке, ты был так — юнец, «мальчик резвый, кудрявый, влюбленный, одалиск женской лаской плененный». А сейчас ты возмужал, окреп, то есть теперь ты, как есть настоящий мужчина, ничего не скажешь. Жаль, конечно, что ты не офицер, потому что больно уж ты был бы хорош в форме. Но чего нет, того нет. Ну, а мечтать о несбыточном — только Бога гневить, да-с! С супругой-то как живешь? Ведь ты русский, православный а она американка, а веры так и вовсе какой не понять… Уживаетесь?
— Уживаемся, батюшка! — усмехнулся Володя. — Вот надеюсь, что в декабре тебя внуком или внучкой порадуем. Так что пока во всем живем душа в душу!
— Внуки это славно! — последовал ответ. — И по мне хоть внук, хоть внучка все едино. Только ты хоть что сделай, только дай мне на него или на неё поглядеть. Не сможешь сюда привести, потому что чего же это крошку по пароходам мотать, так я сам пока ещё в силах и к тебе туда приеду, но уж своей-то радости не упущу!
— А как же имение? — засмеялся Володя. — Имение-то как же? Ведь я тебя сколько раз к себе звал, а ты все отговаривался тем, что не на кого тебе имение оставить. А что сейчас?
Старик в ответ на это сердито насупился, но было понятно, что сердится он только лишь для вида.
— Ну, было такое, что не хотел я к тебе туда поехать, потому что сердит был. А сейчас уж коли вы так для меня, старика, расстарались, то я казенного управляющего приглашу, но на внука или внучку приеду посмотреть обязательно.
Тут в кабинет, тихо постучав, вошел Пахомыч, облачившийся для такого случая в парадный сюртук и смотревшийся в нем на редкость торжественно.
— Так что батюшка, Владимир Гаврилович, дорожний ваш человек устроен, — доложил он, подойдя к молодому Бахметьеву. — Сперва в баню, потому как от него того… попахивает, потом обед, а уж ежели захочется ему после обеда вздремнуть, то я распорядился ему и комнату приготовить. Так что все чин-чином!
— Это кого же ты по пути сюда подобрал? — усмехнулся старый генерал. — Босяка что ли какого-нибудь?
— Не босяка, а студента Петербургского императорского университета, пожелавшего «пойти в народ» ради того, чтобы его просветить, а также заодно пропагандировать в нем идеи революционного переустройства общества. Поговорил я с ним немного в дороге, ну и жалко мне стало парня — пропадет ведь. Вот я ему и сказал, что есть у вас желание открыть школу для сельских ребят, а хорошего учителя для неё не имеется. Ну, а он хотя и социалист, а все же человек образованный. На эту работу как раз сгодится. А там поживет в народе, пообщается с вашими деревенскими мужиками — глядишь, в уме-то у него и прояснится.
— Да уж, слыхали мы про таких, как же, как же. Давеча вот ездил я в город, был в дворянском собрании, ну и наш главным полицмейстер рассказал там, что эти самые народники уже более тридцати губерний обсели как мухи и есть уже даже циркуляр от министра юстиции, чтобы учредить за ними самое серьезное наблюдение и всю их деятельность пресекать беспощадно. То есть ежели кто из них хочет каким-то полезным делом заниматься, то это, пожалуйста, но чтобы никакой тебе агитации! Прямо какое-то помрачение рассудка на нашу молодежь напало! Дочь бывшего петербургского губернатора генерала Перовского, потерявшего место за обнаруженную им во время покушения Каракозова непредусмотрительность, и та по этой дорожке пошла, вот как! Так что меня хоть то немного утешает, что не ты один у меня дурак такой, что во все эти дела сунулся. Есть и другие, кто дети генералов…
— Ну, батюшка, давайте мы сейчас об этом не будем, — сказал Володя, — потому, что мне хочется вручить вам подарки, причем начать с Пахомыча, потому, что он долгие годы мне был, в общем-то, и за отца и за мать. И вот что я тебе, Пахомыч, милый, привез, — и с этими словами он вынул из большого дорожного ковра, который уже стоял раскрытым посреди кабинета, коробку из полированного дерева.
— Это вот индейский кисет для табака, изготовленный индейцами племени дакота, потому, что ты же ведь любишь нюхать табак. Только хочу тебя предупредить, что у них в обычае украшать такие кисеты человеческими волосами со скальпов, потому-то вот тут и бахрома из человеческих волос, но только тебя это пусть не пугает. Зато вышивка на нем из бисера очень красивая, а все эти знаки означают пожелания здоровья и долголетия. Табак в нем самый лучший, из американского южного штата Вирджиния. Так что теперь как только ты будешь понюхать табак, так сразу меня и вспомнишь!
— Потом вот тебе мазь от ревматизма, потому что батюшка мне писал, что у тебя ломит спину, да и ноги болят. Опять же это индейское лекарство и лучше его просто нет. Это змеиный яд с медвежьим жиром, который как в больное место вотрешь, так тебе сразу и полегчает. А это тебе золотые часы с цепочкой и подцепком, причем подцепок этот тоже не простой, а самый настоящий золотой самородок, найденный в священных для индейцев Черных Холмах.
Старик был так счастлив, что даже прослезился от радости.
— Вот я и дожил до того, что ты, соколик мой ясный, так вырос, что подарки мне даришь и… как же это мне приятно, даже и сказать не могу. Только то и скажу, что милость вашу, Володичка, я и на там свете её буду помнить и вечно за вас Бога молить, чтобы и вам, и детишкам вашим было бы всегда и здоровье, и счастье во всех делах. Сказав это, он с достоинством поклонился сначала одному своему хозяину, затем другому, и вышел из комнаты, и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Ну, уж ты ему удружил, так удружил! — засмеялся генерал, которому радость преданного слуги доставила немалое удовольствие. — Он теперь этим твоим кисетом всех тутошних баб с ума сведет, ещё придет к тебе просить рассказать ему про все эти ужасные индейские обычаи насчет скальпов, а потом им же и перескажет… Ну, а для меня такая же мазь у тебя найдется? А то ведь ревматизмами не только он, но и я страдаю?!
— Батюшка, дорогой, — воскликнул Володя и снова крепко обнял отца. — Конечно, найдется, я просто хотел все так устроить, чтобы нам уж тут никто потом более не мешал. Даже Пахомыч. Потому, что я можно сказать всю жизнь мечтал о том, чтобы доставить вам, батюшка, удовольствие по любви и, наконец-то эта минута настала!
— Это вам первый от меня подарок: револьвер «Смит и Вессон», третьей модели, той самой, что мы сейчас поставляем для вооружения русской армии, причем точь в точь такой же, как тот, что был подарен его Высочеству Великому князю Алексею Александровичу в его бытность в Америке. Вот это тебе коллекция ружей, потому что ты же заядлый охотник и любишь пострелять, да и перед соседями будет, чем похвастаться. Вот «Винчестер де люкс», «Спенсер», это «Ремингтон», а вот только что принятый на вооружение американских драгун однозарядный карабин «Спрингфилд» с откидывающимся вперед затвором. А вот это 25-ти зарядное ружье Эванса с магазином в прикладе. И ведь что интересно, несколько лет назад эти ружья заказал для себя наш военно-морской флот, но только что-то здесь они у нас не пошли из-за своей сложности и дороговизны, хотя ружье в целом просто замечательное — все пули из него можно выпустить, не отрывая приклада от плеча! А это новый, только лишь в прошлом году появившийся «Кольт» — «Миротворец», или как его ещё называют «Армейский, одинарного действия» под унитарный металлический патрон с закраиной 45-ого калибра. Конечно, он не так быстро перезаряжается как наш, но, в общем-то, тоже, довольно неплохое оружие. Во всяком случае, он очень прост и надежен и именно поэтому, скорее всего, американская армия и предпочла его нашему револьверу!
— Значит, президент Улисс Грант все-таки отказался продлить ваш патент на барабан Уайта? — спросил старый генерал, любуясь прекрасной гравировкой на револьвере. — Ты, помнится, мне писал об этом…
— Да отказался, видимо из-за того, что еще, будучи генералом, он был очень недоволен тем, как компания «Смит и Вессон» выполняла свои обязательства по поставке оружия федеральному правительству в годы Гражданской войны, и даже подозревал ее в саботаже. Ну, а другие говорят, что правительству США пришлось бы заплатить тогда огромную сумму в случае замены всех армейских револьверов ударного действия на револьверы, оснащенные патентованным барабаном. Вот поэтому он так и поступил!
— М-да-а, везде корысть, везде свои резоны, — печально заметил генерал и, повернувшись к Володе, добавил: — А знаешь ли ты, что твой знакомец генерал Горлов ещё в бытность свою полковником потратил немало сил на то, чтобы не допустить винтовку генерала Бердана до нашей армии? Написал рапорт военному министру, что она несовершенна, непригодна в качестве оружия для армии, и что ни он, ни капитан Гуниус её никогда не одобряли! А вместо неё, мол, следует принять на вооружение винтовку Мартини-Генри из Англии. Ну, наш министр Милютин все его доводы взвесил да и ответил в том смысле, что образец Бердана, соблазняет как своею простотой в фабрикации, так и удобством манипуляций с затвором, и что весьма жаль, что Горлов так безусловно и почти голословно пытается забраковать его ружье, не выяснив в подробности всех его недостатков. Вот так-то!
— Видать, как следует подмазали его господа англичане, вот он на это и пошел, — заметил Володя, — хотя мне лично об этом и ничего не известно. Во всяком случае, у нас армия теперь вооружена ничуть не хуже, чем у тех же американцев или англичан и если вдруг случись война, то… нам будет из чего по ним стрелять не то, что в Крымскую!