— А тебе не кажется, — сказал я, — что этот бледнолицый начальник специально сказал все это, чтобы между нами завязалась междоусобная война и чтобы мы убивали друг друга и от того слабели? «Разделяй и властвуй!» — вот что в таком случае говорят бледнолицые, и такова их обычная хитрость.
— Что ж, может быть и так, — на удивление легко согласился со мной Сильный Как Буйвол. — Но только мы враждовали с этими кроу всегда. И если ты хочешь быть одним из нас, то и поступать должен так, как поступил бы на твоем месте любой индеец, но никак не белый!
После этих его слов я понял, что мне и в самом деле нужно пойти воевать, если только я хочу, чтобы соплеменники меня уважали. Поэтому я тут же пошел к вестнику и попросил его объявить по лагерю, что я Ота Кте, Меткий стрелок, решил отправиться в военный поход против кроу и отобрать у них лошадей. Поэтому если кто-то хочет последовать за мной, то всех желающих я ожидаю у своей палатки.
Уже к вечеру я имел под своим началом двенадцать молодых людей, которые согласились выступить против кроу под моим началом. Правда, мой отец, которому я рассказал о своем походе, высказался о нем неодобрительно.
— У тебя нет опыта, сын мой. Ты никогда же не участвовал в таких набегах, ты не воин, а хочешь сразу повести за собой целый отряд. Разве ты видел вещий сон, который предвестил тебе удачу? По-моему, ты мне об этом ничего не рассказывал. И потом… разве ты постился?
— Если я не буду перед походом есть, то ослабею! — не понял я отца.
— Дело не в том, чтобы иметь силу физическую, а в том, чтобы приобрести милость духов…
— Ах, вот как? — удивился я. — Ну, если это необходимо, то я, конечно, спрошу духов. Но только я хочу обратиться к ним через посредство нашего жреца. Пусть он их спросит и передаст мне их волю, а я тебе обещаю её свято соблюдать.
Отец мой остался доволен моими словами, так как я показал, что я послушный сын, а я направился в палатку жреца и попросил его узнать волю духов, причем как бы между делом сказал, что если поход мой будет удачным, я подарю ему лучшего захваченного коня. В ответ на это Вереск тут же попросил меня выйти из палатки, не так уж и долго после этого бил в бубен, после чего вышел ко мне сам и сказал, что духи против моего похода не возражают, так что я могу отправляться хоть сегодня же!
После этого я собрал свой отряд и объявил, что пока духи к нам благоволят, следует немедленно выступать, что мы и сделали уже ближе к вечеру, потому, что ночь это самое удобное время для передвижения военного отряда. С собой я взял Священную Трубку отца, без которой, по его словам, он просто не может отпустить меня. Потом свою «заколдованную рубашку» — которую мне наконец-то представилась возможность не только надеть, но рассмотреть её как следует, а из оружия — томагавк вождя пауни, свой никелированный револьвер «Смит и Вессон», офицерской модели, семизарядную винтовку «Спенсер», калибра 53, — все это были подарки от Во-Ло-Ди, и японский кинжал вакидзаси с рукояткой из кожи ската — подарок от Ко. Одет я был также как и все остальные участники похода, то есть в мокасины, леггины и набедренную повязку, выше которой наши тела были обнажены и раскрашены. Некоторые юноши, уже выходившие на тропу войны надели также «хэа-пайп» — «волосяные трубочки» — нагрудное украшение из трубчатых костей, которое одновременно служило и панцирем. Волосы у меня ещё не отросли так, чтобы я мог заплетать их в косы, поэтому я ограничился тем, что расчесал их на прямой пробор, и только сзади вплел в них перо орлиное перо с одной единственной красной полоской — память о своем первом и единственном ку!
Вооружены мы, если, конечно, из общего числа исключить меня, то чисто по-индейски, а значит очень плохо. Только лишь у одного из юношей было старое капсюльное ружье, доставшееся ему от отца, а все остальные из оружия имели при себе только луки и стрелы, гибкие палицы, томагавки и ножи. Почти все взяли с собой щиты. Причем отец навязывал щит и мне, но я отговорился, что, тем, у кого имеется заколдованная рубашка, щит не нужен. До этого надевал её только лишь однажды, уехав подальше от нашего лагеря, чтобы не попасть никому на глаза и избежать как лишних вопросов, на которые мне не хотелось отвечать, так и вполне возможно откровенной зависти, возбудить которую таким необычным талисманом можно было очень легко. Могу сказать, что Джи и впрямь постаралась! Снаружи эта рубашка выглядела совсем как индейская, и вся была оторочена по швам бахромой. Зато на груди у неё была вышита бисером большая буква «V», что как я сразу сообразил, означало «победа», тогда как на спине красовалось изображение Пятнистого Орла — покровителя нашего рода! Подкладка, как Джи мне и сказала, была льняная и вообще она очень ловко сидела на теле, несмотря на большой вес. На первой же стоянке я наконец-то извлек эту рубашку из чехла и надел, чтобы привыкнуть в её тяжести, а своим товарищам объяснил, что это мой священный талисман и что пока эта рубашка на мне, вражеские стрелы для меня не опасны.
Три дня мы двигались к цели, причем ехали в основном по ночам, а днем прятались в какой-нибудь роще или овраге и отсыпались, и время проходило незаметно. Прежде чем двигаться вперед, я тщательно осматривал местность в морской бинокль, который я также захватил с собой и благодаря этому мы легко избегали нежелательных для нас встреч с кем бы то ни было. Наконец мы достигли лагеря кроу, которые и в самом деле расположились совсем неподалеку от Черных Холмов и, видимо, чувствовали себя здесь вполне уверенно. Я не хочу сказать, чтобы эти кроу были беспечны. Отнюдь нет! Они выставили дозорных и около самого лагеря и возле табуна. Но… поскольку у меня был бинокль, то я ещё до наступления темноты разглядел все наиболее удобные пути, по которым к ним можно было бы неожиданно подобраться, после чего нам оставалось только ждать ночи. А так как у меня опять же были и часа и спички, я мог следить за временем и когда стрелки показали три часа ночи, дал сигнал выступать. Тут оказалось, что один из моих воинов успел за это время заснуть, а когда его разбудили, сказал, что ему приснился страшный сон, в котором мы будто бы все погибли от руки кроу. «Это очень плохой сон! — сказал он, — и я думаю, что он предвещает беду!»
— А я скажу тебе, что если бы такое случилось в армии бледнолицых, — ответил я ему, — то их командир сказал бы тебе, что приказ есть приказ и его надо выполнять, а иначе тебя расстреляют!
— Но бледнолицые не верят снам! — возразил мне воин, которого звали Четан Нажин или Тень Сокола. — А я верю!
— Вот и сиди здесь в овраге, Тень Сокола, и дожидайся нас, трус! А мы пойдем и заберем у них лошадей, и ничего плохого с нами не случится, потому, что у меня есть заколдованная рубашка, которая защищает и меня и вас.
Сказав это, я надел подарок Джи, и дал сигнал идти на кроу. Все бывшие со мной при этих словах сразу успокоились и один за другим исчезли в темноте.
Между тем дозорные, на возвышенностях по обе стороны от оврага, в котором находились лошади кроу, были явно уверены в отсутствии опасности, потому, что оба сидели и дремали. Удар гибкой палицы лишил сознания одного из них, ну а другого пронзила стрела, потому, что в последнюю минуту он все-таки очнулся от своего сна и заметил наше приближение. Убивший его воин тут же снял с него скальп, а мы тем временем спустились в овраг и начали перерезать путы на ногах у стреноженных лошадей. Потом каждый из нас вскочил на понравившуюся ему лошадь, и мы погнали табун в сторону того оврага, где мы укрыли своих лошадей.
Только тут нас обнаружили часовые, охранявшие сам лагерь, и подняли тревогу выстрелами и криком. Впрочем, опасности в этом для нас не было уже никакой, так как, переменив чужих коней на свои, мы помчались по прерии, как ветер. Понемногу начало светать, но мы продолжали нашу скачку и, хотя некоторых лошадей мы при этом все-таки потеряли, большую часть табуна нам удалось угнать. К тому же воин, убивший дозорного кроу, захватил с собой его скальп и ружье и очень гордился своей добычей.
Мы сделали большой крюк в сторону от нашей стоянки, и два довольно больших перехода, чтобы сбить наших возможных преследователей со следа. Но мы угнали так много лошадей, что их четкие следы были видны даже на камнях, так что кроу все равно нас настигли, и нам пришлось вступить с ними в бой. Ночью, чтобы не спать, я велел дозорным жевать зерна кофе и сам жевал их, когда наступала моя очередь, и до ночи догнать им нас не удалось. Но зато они догнали нас на рассвете, когда мы седлали наших коней, и с громкими криками понеслись в нашу сторону. Самое удивительное, что их тоже было двенадцать, но, только судя по их уборам, это были опытные и испытанные в боях воины, а отнюдь не те зеленые юнцы, что были в моем отряде.
Самое интересное, что страха перед ними я совсем не чувствовал. Но это не было и какое-то особенное мужество, совсем нет. Просто я очень верил в свое оружие, бесчисленное множество раз стрелял из него вместе с Володей и Ко и теперь смотрел на все происходящее словно со стороны. Это было удивительно, да, но и не более.
— Гоните табун к нашей стоянке! — крикнул я своим воинам, а сам не оглядываясь, направился к ближайшему пригорку, где спрыгнул с коня, и прижал к плечу свою винтовку.
Кроу же, увидев, что их встречает всего один противник, поскакали на меня широким полукольцом, окружая слева, и справа. Тогда я начал стрелять в них по очереди, целясь в лошадей. И всякий раз, когда моя пуля попадала в цель, лошадь обычно сразу же валилась на землю, а её всадник летел вперед через голову. Я знал, что пуля 53-ого калибра обладает огромным останавливающим действием, но то, как она действует, увидел впервые. Так я спешил семерых кроу, что были слева и прямо впереди меня, но тут у меня закончились патроны.
Вот когда я испытал настоящий страх, однако я вспомнил наставления Ко: ни в коем случае не смотреть на приближающуюся опасность, а делать то, что надо делать. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы извлечь пустой магазин из приклада, потом заменил его новым из пенала, висевшего у меня через плечо, и передернул скобу у шейки приклада. Только после этого я посмотрел в сторону приближающихся кроу и увидел, что ближайший из них находится всего лишь в двадцати шагах от меня. Выглядел он просто устрашающе!