Что касается самого Кастера, то он, продвигаясь на север, оказался на вершине этого холма как раз в ту самую минуту, когда отряд Маркуса Рено, готовился к атаке на противоположном берегу реки. Увидев истинные размеры индейского лагеря, он тут же послал курьера в обоз с указанием как можно скорее доставить ему боеприпасы, но при этом продолжил движение по берегу реки, пока не добрался до холма напротив лагеря, где решил перейти реку вброд. Однако, как оказалось не меньше дюжины индейцев уже успели перейти в этом месте через реку, и они, сидя в густых зарослях прибрежного тростника, открыли по его солдатам сильный ружейный огонь. Но он все же не терял надежды добраться до индейского лагеря. Во всяком так посчитали в обозе, куда на взмыленной лошади прискакал трубач Джованни Мартини, к сожалению почти не понимавший по-английски. Он привез записку от лейтенанта Уильяма У. Кука, в которой разобрали такие слова: «Бентин сюда. Большой лагерь. Торопись. Привези патроны. У. У.Кук» Однако, Кастер не подозревал, что отряд Рено уже не мог прийти ему на помощь, потому, что окопался на холме, а Бентин был далеко в тылу и просто физически не смог бы выполнить этот приказ, хотя он и двигался к месту боя. Отдав приказ «Рысью, марш!» и, оставив далеко позади себя обоз, он форсировал Литтл-Бигхорн и вышел к большому холму возле самой реки как раз когда на него стали взбираться солдаты Рено, со всех сторон преследуемые индейцами.
— Я мчался на своем коне, а справа и слева от меня скакали и мои воины и многие другие — настоящий поток людей и лошадей, сметающий все на своем пути. Все они стреляли и кричали: «Скорей! Скорей!», подбадривая себя и других. Тут оказалось, что солдаты уже убегают от нас вверх по реке, а мы последовали за ними. Помню, как один дакота, догнал солдата, у которого не было в руках ни ружья, ни сабли, и схватил его лошадь под уздцы, намереваясь ей завладеть, но этот солдат не растерялся и выстрелил в него из своего револьвера. Я тут же поднял свой карабин и выстрелил ему в спину, отчего он упал, но что потом стало с этим дакота, остался ли он жив, или умер, я не знаю. Потом я увидел лежавшего на земле солдата, ещё подававшего признаки жизни, а рядом с ним мальчика-индейца, пытавшегося снять с него скальп. Глаза у солдата вылезли от боли из орбит, он мычал словно раненный бизон, но так как волосы у него были короткие, а нож у мальчика явно туповат, то сделать свое дело ему никак не удавалось. Тогда я подъехал к ним поближе и выстрелил солдату в висок, после чего мальчик уже без помехи снял с него скальп. Многие наши воины преследовали отступавших солдат вплоть до холма на противоположном берегу реки. Однако другие, в том числе и я, повернули своих коней и поскакали по течению реки в сторону брода, где прямо за лагерем санти, видны были густые клубы пыли, и слышалась частая ружейная стрельба. По пути туда я увидел группу воинов, спешивших присоединиться к сражающимся. Среди них была красивая молодая женщина в прекрасном черном платье фабричной работы с бантиками по швам и с широким поясом с медными заклепками, которое было все сплошь расшито мелкими лосиными зубами. Длинные зубчатые серьги, ожерелье из когтей гризли, и расшитые бисером мокасины дополняли её наряд, а в руке она держала драгунский кольт и громко пела:
Братья и друзья, спешите к нам на помощь!
Будьте храбры! Будьте храбры!
Неужели вы дадите нашим врагам пленить меня?
Я понял, что это была девушка из военного общества Храбрых Сердец и что она была талисманом этих воинов и наравне с ними участвовала в битвах.
Между тем Кастер, увидев, что форсировать брод ему вряд ли удастся и что к индейцам подходят подкрепления, приказал отступить на ближайший холм, где его люди положили свой коней на землю и принялись стрелять в приближающихся к ним индейцев. Затем, видя, что последних становится все больше и больше, и что они уже почти взяли холм в кольцо, он приказал идти на прорыв. Прорвавшись через ряды индейцев, он начал отходить на север, теряя при этом лошадей и людей. Вскоре он понял, что на уставших лошадях от погони ему не уйти, и вновь укрепился на холме, который впоследствии так и назвали — «Последний оплот Кастера» или «Кастер-хилл». Между тем взяв холм, на котором укрепились Бентин и Рено, в неплотное кольцо, индейцы устремились на север, туда, откуда доносилась частая стрельба. Вслед за ними поскакал и друг Кастера, капитан роты «D» Томас Уэйр, направившийся вниз по течению, где индейцев почти не было. Спустя 20 минут после этого до холма наконец-то добрался обоз. Получив боеприпасы, Бентин повёл вслед за ним роты «Н», «К» и «М». С вершины ближайшего холма они увидели на севере сплошную завесу порохового дыма, из которой на них тут же устремились сотни индейцев. Сражаться с такими силами было равносильно самоубийству, и Бентин с боем отступил назад.
— Те васичу, что укрепились на холме, загнали своих лошадей и мулов в середину, а сами заняли круговую оборону, укрывшись за седлами и прочими вещами. Стояла нестерпимая жара и некоторые солдаты направились со своими котелками к реке, чтобы набрать воды и некоторых из них мы убили. Однако другим, как я слышал, все-таки удалось добыть воду и это помогло им удержать холм до наступления темноты. Какой-то лакота решил показать свою храбрость и атаковал их в одиночку, но солдаты его тут же застрелили, а так как он упал очень близко к ним, то его тело так на холме и осталось.
Но я узнал об этом уже после сражения, потому что сам в это время вместе со своими людьми преследовал Кастера и его солдат. На противоположном берегу реки были женщины и дети, убежавшие вначале из лагеря. Теперь они махали нам руками и кричали: «Убейте их! Убейте!» А мы точно так же, как и до этого, окружили холм с васичу и со всех сторон стреляли по засевшим на вершине солдатам. Я снял свой пышный головной убор, оставив в волосах только лишь одно, своё собственное перо, отправил его с мальчиком в лагерь, и теперь мог, как и солдаты, укрываться за кустами и камнями и стрелять без помехи. Один раз я оглянулся, потому, что мне показалось, что я словно поймал затылком чей-то недобрый взгляд, и это оказалось действительно так. Позади себя я увидел Сильного Как Буйвол, который прицелился мне в спину из револьвера. Но тут он увидел, что я смотрю ему в глаза, и смелости спустить курок ему не хватило. Он сделал вид, что и не думал в меня стрелять, а навел на меня свое оружие случайно, после чего тут же вскочил на своего коня и ускакал.
— Скажу тебе, что они были хорошо обучены, эти солдаты и сражались очень умело. Пока двое из них перезаряжали свое оружие, двое других поднимались из-за укрытий и стреляли, так что огонь со стороны солдат был довольно-таки сильным и непрерывным. Однако мы подавляли их не только своим количеством, но ещё и тем, что наши винчестеры перезаряжались намного быстрее, и наши воины стреляли из них, не отрывая приклада от плеча. И хотя большинство наших воинов при этом слишком спешили, и потому чаше промахивались, получалось, что огонь с нашей стороны был намного более интенсивным и действенным, и солдаты васичу падали убитыми и раненными один за другим. Уже потом мы узнали, что их подвели ещё и патроны. Они были у них плохого качества, и гильзы часто раздувало, так что они застревали в патроннике. А так как шомполов при новых карабинах не полагалось, то солдаты выковыривали ножами, потому что даже и те шомполы, что у них и были, находились в обозе! От этого многие солдаты совсем упали духом. А некоторые, видя, что сопротивление бессмысленно, пускали себе пулю в лоб, так как боялись плена больше, чем смерти. Ну, а мы договорились в плен никого не брать, поэтому убивали всех васичу, которые нам попадались!
— На соседнем холме сражались остатки роты капитана Колхауна, и мы их там тоже всех убили, после чего совместными силами атаковали оставшихся в живых на холме вместе с самим Кастером. Мы подвергли вершину холма жестокому обстрелу, а затем атаковали её сразу со всех сторон. Рядом со мной какой-то воин закричал: «Хока-хей!», и тут же упал с коня, потому что в голову ему, чуть повыше бровей, попала пуля. Однако меня пули солдат миновали, а уже в следующую минуту мы оказались уже на вершине. Там я увидел Кастера, который, бросив свой карабин, стрелял в нас сразу из двух револьверов. Причем он был единственный, кто был не в мундире, а в одежде траппера из дубленной кожи с бахромой на груди и на рукавах. Я прицелился в него и выстрелил, после чего он сразу упал. Однако после боя оказалось, что на его трупе было две огнестрельные раны, поэтому я решил об этом никому не говорить, и пожертвовать славой в пользу собственной безопасности. Потом очень многие, и я в том числе, стояли около его тела и смотрели, но скальпа с него так никто не снял, так как люди, не хотели признаваться в убийстве по той же причине, что и я. Рассказывали, как потом две женщины из племени чайеннов наткнулись на тело Кастера, которое так и осталось лежать на вершине холма. Они узнали его, ведь он напал на их мирный поселок на реке Вашита. Эти женщины сказали: «Ты курил с нами трубку мира. Наши вожди сказали тебе, что ты будешь убит, если хотя бы раз пойдешь на нас войной снова. Но ты не послушал их. Это заставит тебя слышать лучше». И с этими словами одна женщина вынула шило из сумок для бисера и воткнула его глубоко в уши Кастера. Однако больше они с ним ничего не сделали, хотя многие другие трупы были обезображены до неузнаваемости и на вершине холма и рядом в овраге, где мы добили последних васичу. И было это так ужасно, что этой картины я не могу забыть до сих пор, настолько она врезалась мне в память.
— Все это происходило когда снизу от реки подошли женщины и дети, и начали снимать одежду с солдат, в то время как мы, мужчины, снимали с них скальпы и собирали их оружие. Но тут неподалеку показались солдаты, спешившие на помощь разбитому отряду с того холма, где находились их вьючные мулы. Завидев нас, они повернули обратно, а мы их преследовали и загнали туда, откуда они пришли, и ещё многих при этом убили. Правда, на своем холме они уже основательно окопались, поэтому сражаться с ними стало намного труднее, чем раньше. Напасть на них так, как мы это сделали только что, значило потерять много воинов. Между тем солнце уже склонялось к закату и многие почувствовали голод и усталость. Поэтому храбрейшие воины устроили совет, чтобы решить, что делать ночью. Было решено, что часть воинов отправится в лагерь поесть, и привезет еду остальным, а потом вернется назад отдыхать. До солдат было никак не добраться, поэтому мы решили уморить их голодом и жаждой.