— Теперь послушай же, белый человек — друг индейцев, о том, что со мной приключилось весной того года, когда наш клан Пятнистого Орла устроился зимовать неподалеку от форта. Зима была холодной и снежной, но зато весна наступила быстро, а половодье было очень сильным. Мы, мальчики, придумали себе интересную, но опасную забаву — кататься на проплывающих мимо льдинах. Чтобы никто из взрослых нас не увидел, мы ушли подальше от нашего лагеря и от форта, и вооружились длинными шестами, прыгали на проплывающие льдины и затем плыли на них, словно на каноэ вдоль берега. Конечно, это было опасно, однако не более опасно, чем скакать на полудиких пони, охранять лагерь от степных волков или же помогать взрослым в охоте на бизонов. Как и всякий папуз — индейский ребенок, я всегда делал что хотел, ну а испытывать своё мужество у нас у всех было в обычае. Среди ватаги сверстников я был самый старший и мне, естественно, хотелось показать, что я ещё и смелее всех остальных.
Я перепрыгнул на одну небольшую льдину и погнал её вдоль берега на расстоянии большем, чем все остальные. Остальные мальчики приветствовали меня громким кличем: «Хока хей!», который издают воины, бросаясь на врага, а я отталкивался от льдин своим шестом и был всем этим очень доволен. Но тут я заметил, что меня сносит на быстрину, и опустил шест в воду, чтобы направить свою льдину к берегу. Я опускал его чуть ли не на всю длину, и все-таки никак не мог достать до дна. Потом мне это, наконец, удалось, и я уже радовался тому, что смогу теперь направить её к берегу, как вдруг почувствовал, что там под водой кто-то словно схватил его и не отпускает, а льдину мою уносит течением, и получается, что я не могу её удержать. Потом шест просто вырвало у меня из рук, и я чуть было не упал в воду. Льдина моя опасно накренилась и я, чтобы не оказаться в воде, поспешно отбежал от края. Потом я посмотрел в сторону берега и испугался уже по-настоящему. Течение отнесло меня уже так далеко, что я едва слышал голоса моих товарищей, и это расстояние с каждой минутой становилось все больше.
Сначала я хотел броситься в воду и доплыть до берега, тем более что плавал я очень хорошо. Однако, взглянув на бурлящие то тут, то там водовороты, я понял, что выплыть мне здесь не удастся, не говоря уже о том, что плыть придется в ледяной воде. Наконец, берег и совсем потонул в туманной дымке, и я оказался один на льдине посредине Миссури — «Грязной реки».
Увидеть меня там никто не мог и тогда я просто сел на лед и заплакал. Мне было очень страшно, особенно когда льдину начинало кружить в водоворотах, потому, что казалось, что она сейчас утонет, и я тоже утону вместе с ней. Но тут её другая льдина выталкивала её из водоворота, и она плыла дальше, а потом все это же самое повторялось опять и опять. Я, было, подумал, что если я буду прыгать с одной льдины на другую, то может быть, мне удастся так добраться до берега. Но, подумав, я отказался от этой идеи, потому что становилось уже темно, а в темноте можно было запросто прыгнуть куда-нибудь не туда, куда надо и оказаться в ледяной воде. Я только лишь перебрался на большую по размерам льдину, в которую вмерзло порядочных размеров вывороченное с корнями дерево и, сжавшись в комочек, пристроился на его корнях, чтобы мои ноги не касались льда.
На мне была теплая куртка из шкуры бизона, рубашка бледнолицых, а на ногах зимние легины, и такие же мокасины. Но только они уже сильно промокли и ноги у меня уже совсем заледенели. Тогда я решил их высушить, снял и засунул их под куртку, а на ноги натянул концы легин, спустив их пониже. Тем не менее, мне все равно то и дело приходилось их растирать, чтобы они у меня не замерзали и вдобавок — то и дело менять позу, потому, что сидеть на стволе дерева до половины вмерзшего в лед было очень тяжело и неудобно.
Так прошла ночь, в течение которой я ни разу не сомкнул глаз, хотя и очень устал. Мокасины у меня, правда, высохли, но я все равно старался больше на лед ими не вставать, чтобы сохранить хотя бы немного тепла, и сидел на дереве, стараясь поменьше двигаться. Днем левый берег Миссури вроде бы немного приблизился, однако же, и не настолько, чтобы я мог добраться до него вплавь. Потом меня вынесло уже чуть ли не к самому берегу, однако к этому времени я уже настолько обессилел, что не мог даже и пальцем пошевелить, а просто сидел и ждал смерти.
Время от времени я впадал в забытье от голода и тогда меня посещали странные видения, из которых я хорошо запомнил только одно. Мне показалось, что я уже совсем вырос и прохожу испытание воина и мне предстоит поститься и видеть сны, чтобы обрести себе духа-покровителя и что я как раз и вижу перед собой не одного, а сразу двух духов, которые спрашивают меня о том, кто я такой и чего я желаю. «Быть воином и вождем, как мой отец и дед!» — громко говорю я, и духам в ответ говорят мне, что они помогут мне, но только при условии, что я совершу такой подвиг, которого у нас ещё никто не совершал. Но зато, если это мне удастся, то они подарят мне волшебную палицу, паутинную рубашку, непроницаемую для вражеских стрел и ещё Стрелу Грома, поражающую издали и всегда попадающую в цель, и я стану самым непобедимым воином среди всех дакота. Я начал их спрашивать, а что это за подвиг, но они только смеялись мне в ответ, а один из них сказал: «Какой же это подвиг, если мы скажем тебе, что делать? И что же это за охота, если охотник знает, где дичь?!»
Потом оба духа куда-то исчезли, но зато я почувствовал какой-то несильный удар и даже подумал, что это, наверное, меня опять толкают другие льдины и, видно, что я совсем скоро либо окончательно замерзну, либо окажусь в воде. Но тут два духа появились опять, причем на этот раз они почему-то разговаривали на языке васичу. Они появились прямо перед моими глазами и один был похож на белого, а другой на индейца. Потом я почувствовал, что они меня куда-то понесли, и я понял — что вот сейчас я предстану перед Великой и Тайной, и встречусь с отцом всего сущего!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯВ которой все события происходят либо в хижине на берегу Миссури либо не слишком далеко от неё
Уже на другой день Володя отправился в ближайший поселок, имевший странное название Литлл Биг Пойнт[4], чтобы купить все необходимое на зиму. Усы он предварительно сбрил и теперь узнать его было практически невозможно, а Ко он благоразумно оставил сторожить хижину, так что он ничего не опасался. Поселок, именуемый его обитателями сеттльментом, произвел на него странное впечатление. «У нас деревни больше и дома стоят шире», — подумал он, увидев одну единственную улицу, прямиком упиравшуюся в церковь. Дома были в основном деревянные, причем многие из них имели для чего-то ложный фасад второго этажа, за которым, однако, пряталась всего лишь двухскатная крыша.
Тем не менее, проехав его из конца в конец, Володя нашел что здесь, несмотря на размеры, имеется все необходимое: контора исправника, почта, несколько лавок, салун и гостиница. «Ага! Почта есть!» — подумал Володя и первым делом зашел туда. Оказалось, однако, что телеграф сюда ещё не провели, однако письмо в Россию через Вестерн Юнион у него приняли. В нем Володя написал отцу (перед этим о том же самом он успел написать ему из Нагасаки), что с ним пока что все хорошо, что он приобрел себе спутника и что они живут в доме на берегу реки Миссури. Но вот деньги у него практически все вышли, поэтому если у него будет возможность ему помочь, то ему бы этого очень хотелось, поскольку с заработком тут есть некоторые сложности, к тому же он очень сильно издержался в дороге.
Затем он обошел все лавки, и разузнал цены. Выяснил, что сержант продал ему винтовку ровно в два раза дороже, чем он мог бы сам купить её здесь, то есть за 80 долларов, вместо 40 («Ну, да поздно об этом сожалеть, к тому же он ведь сам меня об этом предупреждал!» — подумал по этому поводу Володя). После чего купил свиного сала, пару кастрюль, большую сковородку — одним словом целый кухонный набор, сахара, чая, риса и ещё всего по мелочи и, нагруженный всем этим, отправился к себе обратно. Кроме того, он за пару центов купил газету недельной давности, сообщавшей о том, что царское правительство наконец-то продало территорию Русской Америки США за сумму в 7,2 миллиона долларов, что сделка по продаже Аляски состоялась 18 октября 1867 года, и что теперь эта территория России уже больше не принадлежит.
В скобяной лавке он также купил топор, пилу и запас гвоздей, чтобы сделать мебель, потому, что, узнав о ценах в гостинице, решил, что им все-таки будет лучше остаться в своем жилище, нежели пытаться переехать сюда. После этого, нагруженный как дромадер, он отправился к себе «домой», куда и приехал уже в сумерках.
— Ну вот, — сказал он, сгружая с лошади поклажу. — Накупил я тут всего, так что на то, чтобы переждать здесь зиму нам хватит. Сейчас уже конец октября, поэтому бизонов мы тут уже не увидим, да и не забредают они сюда уже, по-моему. А вот олени-карибу и лоси здесь должны быть, так что с завтрашнего дня будем с тобой ездить на охоту, чтобы запасти мяса. А переселяться в этот их Литлл Биг Пойнт мне что-то не больно хочется. Как-то там уж все больно и убого, и подозрительно. Сдадут нас с тобой полиции только так! И вот ещё что я подумал. Ты уж меня, Ко, извини, но внешность твоя слишком уж сильно бросается в глаза. Как ты посмотришь на то, чтобы замаскироваться под индейца? Я тут посмотрел и вижу, что ты очень похож на некоторых из них. Ты только на меня не обижайся, но это действительно так. И если тебе даже просто немного переодеться, то никто тебя от индейца и не отличит.
— А язык? Мне же как-то надо будет с вами разговаривать…
— Да мы просто не будем при чужих говорить, только и всего! — ответил Володя. — Сделаем вид, что ты индеец-нелюдим и сторонишься бледнолицых. И потом я уверен, что здесь никто и не станет интересоваться каким-то там индейцем. Здесь их ведь вон сколько… Но это только лишь мое предложение, если ты посчитаешь, что это для тебя оскорбительно…