— Оставьте в покое голыши, Том, — сказала она отцу. — И дайте мне указательный палец.
— Зачем?
— Затем, что я об этом прошу.
Отец повиновался. Откупорив пузырек, Леди перевернула его, смочив один из ватных тампонов, после чего протерла тампоном кончик указательного пальца отца.
— Это спирт, — объяснила она. — Я купила его у доктора Пэрриша.
Взяв лист бумаги, она положила его на стол. Потом развернула нечто, находившееся в куске синей ткани. Это была палочка с двумя иголками на одном из концов.
— Не отдергивайте палец, — предупредила Леди отца, взяв в руку палочку с иглами.
— Что вы собираетесь делать? Вы что, хотите уколоть меня этим?
Быстро качнувшись вниз, иглы впились в кончик отцовского пальца.
— Ой! — вскрикнул он.
Я тоже вздрогнул, даже почувствовал в кончике указательного пальца фантомную боль. Через мгновение в дырочках, пробитых иглами, появилась кровь.
— Держите палец так, чтобы кровь не попадала на бумагу, — велела Леди отцу.
После этого, действуя очень быстро, она протерла спиртом кончик собственного указательного пальца на правой руке, а левой резко уколола себя иглой. У нее тоже потекла кровь.
— Теперь задавайте свои вопросы, — сказала она. — Проговорите их отчетливо, но не вслух, а про себя. Спрашивайте так, будто ожидаете, что вам сразу ответят. Давайте говорите.
— Сделано, — сказал отец через несколько секунд. — Что теперь?
— Какого числа машина упала в озеро Саксон?
— Шестнадцатого марта.
— Капните восемь капель крови в центр листа. Не жалейте. Восемь капель — ни больше ни меньше.
Отец сдавил кончик пальца, и капли крови закапали на бумагу. Леди добавила на белый лист бумаги восемь капель своей крови.
— Хорошо, что это случилось не тридцать первого, — пробормотал отец.
— Возьмите бумагу в левую руку и скомкайте так, чтобы кровь оказалась внутри, — приказала Леди отцу, не обращая внимания на его шутку.
Отец сделал все так, как она сказала.
— Держите бумагу и повторите свои вопросы вслух.
— Кто убил человека, который лежит на дне озера Саксон?
— Сожмите бумагу крепче, — сказала отцу Леди, зажимая ранку на своем кровоточащем пальце другим ватным тампончиком.
— Ваши друзья сейчас здесь? — спросил отец, стискивая левой рукой бумажный комок.
— Мы скоро все узнаем, чуточку терпения.
Леди вытянула вперед левую руку, раскрыв ладонь.
— Отдайте бумагу мне.
Как только она оказалась на ее ладони, Леди строго проговорила, обращаясь в пустоту:
— А теперь не выставляй меня дурой. Вопрос, который ты слышала, очень важный и заслуживает ответа. И по возможности, поменьше загадок. Нам нужен ответ, который мы могли бы понять. Надеюсь, ты поможешь нам.
Леди замолчала и ждала, наверно, секунд пятнадцать. Потом бросила скомканный листок бумаги на середину стола.
— Разверните бумагу, Том.
Отец послушно принялся разворачивать листок. Сердце мое бешено колотилось. Если бы я увидел написанное кровью имя «доктор Лезандер», наверно, тут же грохнулся бы в обморок.
Когда листок наконец был развернут и разглажен на столе, мы с мамой заглянули туда через плечо отца. В самом центре листка расплылось большое пятно крови, несколько капелек поменьше кольцом окружали его со всех сторон. Я не смог бы разглядеть в этом беспорядке имя, даже если бы речь шла о моей жизни. Леди несколько секунд рассматривала бумагу, а потом, достав из саквояжа карандаш, принялась соединять между собой отдельные пятнышки.
— Я ничего не вижу, — признался отец.
— Нужно верить, — сказала Леди.
Как завороженный, я следил за тем, как кончик карандаша скользит по бумаге от одного пятнышка крови к другому. За карандашом тянулась длинная изогнутая линия.
Кончик карандаша продолжал двигаться, и неожиданно я понял, что вижу перед собой цифру «3».
Карандаш снова вывел кривую.
Вторая тройка. Карандаш остановился и оторвался от бумаги. Все пятна крови были соединены между собой.
— Вот все, что мы получили, — сказала Леди, нахмурившись. — Две тройки.
— Но это не имя, верно? — спросил отец.
— Они снова решили заставить меня поломать голову. Хотела бы я, чтобы на этот раз они предложили загадку полегче!
Леди в раздражении отбросила от себя карандаш.
— Что ж, это все, чем мы располагаем, — сказала она.
— Неужели это все? — Отец пососал уколотый палец. — Вы уверены, что сделали все правильно?
Взгляд, которым Леди удостоила отца, невозможно описать словами.
— Две тройки, — повторила она. — Вот и весь ответ. Может быть, это тридцать три. Если мы догадаемся, что это значит, раскроем имя убийцы.
— Не знаю никого, у кого бы было по три буквы в имени или фамилии. Или это адрес?
— Понятия не имею. Все, что мне известно, — эти две тройки, что я вижу перед собой.
Леди подтолкнула измятый листок к отцу — теперь бумага, которой надлежало оберегать его от душевной боли и неприятностей, принадлежала ему.
— Извините, Том, но это все, что я могу сделать.
— Понимаю, — сказал отец, вставая и беря со стола бумагу.
Как только это было сказано, Леди тотчас сняла маску официальности и снова превратилась в общительную пожилую женщину. Она сказала, что чувствует запах свежего кофе и шоколадного рулета, приготовленного миссис Перл из булочной «Бейк-шопп». Отец, который до визита к Леди ел как птичка, умял два огромных куска рулета, запив их двумя чашками черного кофе с цикорием. Они с Человеком-Луной поговорили немного о том памятном дне, когда семейство Блэйлоков потерпело поражение в схватке с законом у автобусной остановки компании «Трэйлвейз». Отец посмеялся, вспомнив, какой ужас охватил Большое Дуло, когда он вместо патронов обнаружил в своем подсумке садовых змеек.
Отец выздоровел и снова стал самим собой, может быть, даже лучше прежнего.
— Спасибо вам за все, — сказал он Леди, когда мы уже стояли в дверях.
Мама взяла ее за руку и поцеловала в черную, как эбеновое дерево, щеку. На прощание Леди взглянула на меня своими зелеными, сияющими, как изумруд, глазами.
— Ты по-прежнему собираешься стать писателем? — спросила она.
— Я еще не решил, — ответил я.
— Мне кажется, писатель держит в своих руках множество ключей. За свою жизнь он успевает посетить огромное количество миров и побывать в шкуре самых разных людей. А если писателю повезет и он по-настоящему талантлив, ему выпадает шанс жить вечно. Как тебе это нравится, Кори? Тебе хотелось бы жить вечно?
Я подумал об этом. Вечность, так же как и небеса, были понятиями, подразумевавшими невероятную протяженность времени.
— Нет, мэм, — наконец ответил я. — Я бы просто устал.
— Ты должен понимать, — сказала она, положив мне руку на плечо, — что я веду речь о голосе писателя, о его книгах — они-то и живут вечно, в отличие от мальчика, который вырастет, и мужчины, который когда-нибудь умрет.
Леди наклонилась ко мне, приблизив лицо. Я почувствовал исходившее от нее тепло жизни, словно в глубине ее тела горело неугасимое солнце.
— Тебя будут целовать девушки, много девушек, — прошептала она мне. — Ты тоже будешь целовать девушек. Но это ты должен запомнить навсегда.
Она легко поцеловала меня в лоб.
— Помни во все следующие лета, полные поцелуев и девушек, что первой, кто тебя поцеловал, — на ее старом, но прекрасном лице появилась улыбка, — была Леди.
После этого мы отправились домой. Взяв телефонную книгу, отец проштудировал все страницы, разглядывая и сравнивая имена, изучая адреса в поисках заветного числа 33. Оно встречалось в адресах двух частных домов и одного офиса. То были: Филип Колдуэлл, Риджетон-стрит, 33; Дж. И. Грэйсон, Дирман-стрит, 33, и «Крафтс Барн» на Мерчантс-стрит, 33. По словам отца, мистер Грэйсон ходил в одну с нами церковь и ему было около девяноста лет. Что касается мистера Филипа Колдуэлла, то, насколько мог припомнить отец, тот служил коммивояжером в компании «Вестерн Авто» в Юнион-Тауне. В «Крафтс Барн» всем заведовала женщина с голубыми волосами по имени Эдна Хатауэй, которую мама немного знала. По маминым словам, было весьма сомнительно, что миссис Хатауэй, дама преклонного возраста, которая не отваживается на прогулки по городу в одиночестве, имеет какое-либо отношение к трагедии на озере Саксон. Отец решил нанести визит мистеру Колдуэллу завтра, с утра пораньше, пока тот не уехал на работу.
Любая тайна не могла оставить меня равнодушным и гнала из постели. Я был умыт и причесан, не успела стрелка часов указать на цифру 7, и отец сказал, что я могу составить ему компанию в поездке к мистеру Колдуэллу, если обещаю держать рот на замке, когда он будет разговаривать с хозяином.
По дороге отец сказал, что я должен понимать: из дипломатических соображений в разговоре с мистером Колдуэллом ему придется прибегнуть к откровенной выдумке. Я был несколько шокирован, услышав от отца такое признание, но напомнил себе, что и сам в последнее время нередко прибегал ко лжи во спасение, поэтому не имею морального права осуждать своего родителя. Так или иначе, оправдание у нас имелось.
Небольшой дом мистера Колдуэлла, сложенный из красного кирпича, находился в четырех кварталах от заправочной станции и был ничем не примечателен. Припарковав пикап у тротуара, мы вылезли из машины и прошли к входной двери. Отец нажал кнопку звонка. Ждать нам пришлось долго. Дверь открыла женщина средних лет с отвислыми щеками и заспанными глазами. На ней был розовый стеганый халат.
— Прошу прощения, мистер Колдуэлл дома? — спросил отец.
— Филип! — крикнула женщина внутрь дома. — Фи-и-и-ли-и-ип!
Ее голос напоминал циркулярную пилу, на высоких оборотах вгрызающуюся в толстое бревно.
Через минуту перед нами появился седовласый мужчина с галстуком-бабочкой, в коричневых брюках и свитере цвета ржавчины.
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, я Том Маккенсон. — Отец протянул мужчине руку. — Я слышал, что вы работаете в компании «Вестерн Авто» в Юнион-Тауне? Вы шурин Рика Спаннера?