Насколько развита у собак способность собирать и обрабатывать такого рода информацию, можно продемонстрировать на следующем примере. Группа ученых провела эксперимент, в ходе которого собакам предлагалось найти лакомство, спрятанное на поле площадью 3 гектара. На заросшем кустарником поле было лишь несколько объектов, способных служить ориентирами. С одной и той же точки на краю поля собак на поводке подводили к одному из пунктов, где было спрятано лакомство, и возвращали обратно к исходной точке. Потом подводили к следующему пункту и снова возвращали на старт. Наконец собак спускали с поводка и наблюдали, какой маршрут они выберут для поиска лакомства. Большая часть собак сразу направлялась к ближайшему пункту, а от него — к следующему, не возвращаясь к месту старта.
Этот результат мог бы показаться не слишком впечатляющим, если бы речь шла о человеке. Однако решение такого рода задач предполагает анализ очень сложной информации: пока собак подводили на поводке к тайникам с лакомством, они должны были собрать пространственную информацию и рассчитать оптимальный маршрут для достижения цели — найти угощение. Кроме того, исследователи наблюдали, что от первого пункта до второго собаки двигались не по прямой линии. На самом деле их маршрут слегка отклонялся в сторону точки старта. Такая стратегия также способствует оптимизации поисков: собака укорачивает расстояние до цели по сравнению с маршрутом, который она уже проходила в сопровождении инструктора, однако, отклоняясь от прямой линии, она увеличивает шансы пересечься со вторым маршрутом, который ей уже немного знаком (Chapuis et Varlet, 1987).
Собаки способны решать и другие комплексные пространственные задачи, такие, например, как выбор обходного пути до цели. Если собаке показать, что за плотной широкой ширмой, выполняющей роль барьера, спрятано угощение, чаще всего она обойдет ее по самому короткому пути, даже если контуры такого барьера будут сложными и извилистыми. Однако для поиска одного, самого важного маршрута — пути домой — собаке необходимо хранить пространственную информацию в своей памяти. Опыты по изучению этого аспекта пространственной ориентации собак показали, что вопреки распространенному мнению они не могут найти дорогу к дому, если раньше никогда этим путем не проходили.
Объекты
Разного рода физические объекты, естественные или искусственные, играют главную роль в окружающем мире человека. В нашей повседневной жизни они выполняют множество самых разных функций. Можно говорить об эстетической, символической или же о чисто утилитарной функции предметов — так, антропологи постоянно подчеркивают важность орудий труда в человеческой культуре. В мире собаки физические объекты находят гораздо более ограниченное и стереотипное применение. Отчасти это объясняется анатомическими различиями между нами и собаками, а следовательно, и глубокой разницей в отношении к вещам: в отличие от собак у нас есть руки. Рука дает возможность ощущать объект при помощи осязания, чувства, которое имеет очень большое значение в нашем отношении к предметам. Собака же не может предмет «потрогать». Ощущения собак, связанные с тактильным восприятием, значительно беднее, и, соответственно, их отношение к предметам намного проще и однообразнее, чем у нас. Во всяком случае, они относятся к вещам совсем иначе. Собака не может прикоснуться к предмету, подержать в руке или что-то из него сделать, поэтому он представляет для нее интерес лишь постольку, поскольку его можно взять в зубы, чтобы съесть или поиграть.
Однако научные наблюдения свидетельствуют о том, что собаки могут обрабатывать большой объем разнообразной информации о физических объектах и решать задачи, предполагающие сложную мыслительную деятельность. Во всяком случае, она не сводится к простой фиксации ощущений и механической реакции, лишенной избирательности и не требующей расчета. Особенно наглядно это демонстрируют опыты с собаками, преследующими цель — например, лакомство, — которая находится вне поля их восприятия. Собака продолжает искать объект, осознавая причинно-следственные связи в отношении объекта и руководствуясь представлениями о нем. То есть она оперирует данными, полученными в результате сложных мыслительных операций, даже когда для нее объект физически уже отсутствует. Так, например, известно, что собаки, так же как и волки, продолжают преследовать добычу, когда она скрывается из поля зрения. Они рассчитывают место, где она может находиться, с учетом начальной траектории ее движения. Или же если экспериментатор, показав предмет собаке, положит его на некотором расстоянии за плотную ширму, собака успешно его найдет. В этом опыте обонятельный сигнал, на который могла бы ориентироваться собака, отсутствует. Поэтому можно заключить, что ее поведение продиктовано не прямой информацией, поступившей от органов чувств, а мыслительным представлением, которое обеспечивает сохранение в уме идентичного образа объекта (Gagnon et Doré, 1992). Нетрудно догадаться, что для хищника, который преследует ускользающую добычу, такая способность была исключительно важна и могла успешно пройти естественный отбор.
По-видимому, собаки способны решать и более сложные задачи, предполагающие комплексные мыслительные операции. Часто, хотя и не всегда им удавалось добиться успеха в следующем эксперименте. На глазах у собаки исследователь помещал в ящик целевой объект — мячик или лакомство. После этого ящик передвигали позади двух или трех плотных экранов, так что он показывался то с одной, то с другой стороны. Пока ящик находился за одним из экранов, экспериментатор вынимал из него объект без ведома собаки, и на финише тот оказывался пустым. Чтобы понять, что объект остался за экраном, нужно произвести сложную мыслительную работу и сделать правильный вывод исходя из непрямой информации об объекте — его отсутствия в ящике. И, по словам авторов эксперимента, довольно большая часть собак, участвовавших в опыте, с успехом прошла испытание, направившись прямо к экрану, за которым был спрятан целевой объект (Gagnon et Doré, 1993).
Они суеверны
Способность собак делать выводы и простейшие умозаключения заставляют задуматься о том, каким образом они обрабатывают более сложную информацию, в особенности такую, которая касается не только определенных событий и положения вещей, но и связи между ними. Другими словами, могут ли они понимать причинно-следственные связи подобно тому, как это делаем мы? Способны ли они осознавать существование неких скрытых сил, которые связывают предшествующие и последующие события, видеть причину того или иного явления? Проведенные эксперименты доказывают, что это не так: мысль о том, что явления окружающего мира определяются действием опосредующих сил, видимо, не свойственна разуму собаки. Вероятно, то же касается и их собственных действий. Они не рассматривают их в качестве средства для осуществления намерений.
Это вовсе не означает, что они не способны установить связь между событиями, совсем наоборот: они, можно сказать, самые настоящие специалисты в этом вопросе. Собаки способны связать предшествующие события с их последствиями, антецедент с консеквентом. Пример с колпачком ручки Колетт доказывает это со всей очевидностью. Собаки улавливают малейшие знаки, предвещающие события, которых они ждут или опасаются. Они без устали выискивают связи между явлениями, которые их окружают, — они замечают знаки, означающие скорую прогулку, еду или наказание; за этим забором живет такая-то собака; и т. д. Как настоящие знатоки своего дела, среди бесконечного множества данных они замечают и выбирают именно те, на которые можно с наибольшей уверенностью опираться, предсказывая дальнейшие события — наши машинальные жесты, подчас незаметные для нас самих, наши интонации и привычные движения. То есть не будет преувеличением сказать, что собаки одержимы знаками: они, совсем как суеверные люди, повсюду с удовольствием замечают и собирают символы и знаковые события; подобно статистикам, они с азартом регистрируют все корреляции, которые могут представлять для них интерес. Но эта неудержимая страсть, заставляющая собак замечать соответствия и связи между предшествующими событиями и их последствиями, не вписывается в когнитивную схему установления причинно-следственных связей, свойственную человеку. Для этого необходимо понимание причин и скрытых механизмов, объясняющих возникновение таких связей. Философ и приматолог Майкл Томаселло, занимавшийся в том числе и изучением собак, говорит об этом так:
Вероятно, понимание всего этого — особенность человеческого рода.
Для человека именно тяжесть камня «заставляет» бревно расколоться; желание найти пищу «заставляет» индивида заглянуть под бревно. Важно понять, что в обоих случаях разные антецеденты приводят к одинаковым результатам, как только вступает в действие одна и та же опосредующая сила. Главное в том, что определяющим элементом здесь выступает не сама природа антецедента (как, например, в случае ассоциативного обучения), а лежащие в его основе факторы причинности или намерения. Поэтому к одним и тем же результатам могут приводить самые разные предшествующие события.
Разум, ты ли это?
Приведенное в цитате упоминание «желания» и «намерения» в качестве действующей «силы» наводит на мысль, что представления живого существа о причинности тесно связаны с его восприятием другого существа и его разума. Действительно, если пониманию животного, в частности собаки, недоступны такие категории, как причина и следствие, могут ли они увидеть в других способность производить какие-либо действия, то есть воспринимать другое существо в качестве субъекта, обладающего силой для достижения целей и имеющего намерения? Иными словами, наполнен ли мир собаки, подобно нашему, разумными существами с собственными желаниями, убеждениями, чувствами, настроением? Понимает ли она, что у них есть свои стратегии поведения, что они хотят разгадать наши мысли или изменить наше мнение, обмануть или помочь, думают о том, что мы думаем о том, что они думают о тех или иных вещах, и т. д.? Сами мы постоянно ссылаемся на намерения или настроения не только других людей, но и животных, а многие из нас даже обращаются к тайным сущностям — высшим силам, богам, духам предметов и т. д. Воспринимает ли собака мир так же? Видит ли она в других собаках или их хозяевах разум, индивидуальность и источник намерений? Есть ли в ее багаже нечто подобное нашей теории разума