Разумеется, попытки ограничиться противоположными заявлениями типа «Культура и природа едины», «Животное — это субъект» или «Человек формирует содружество с животным» были бы столь же непродуктивными и бессмысленными. Подобные формулы выглядят пустыми и бесполезными, если вы всякий раз не станете подробнейшим образом объяснять смысл содержащихся в них понятий и приводить в защиту ваших утверждений убедительные эмпирические и теоретические аргументы. Одна из интереснейших исследовательских задач состоит именно в том, чтобы с научной точностью описать природу сходства и различия, а также границы зоны пересечения двух типов социабильности, двух разных типов взаимоотношений, участниками которых мы становимся: отношений с другими людьми, с одной стороны, и с животными — с другой. Картина, открывшаяся перед нашими глазами в предыдущих главах, призывает отказаться от предубеждений и признать за взаимоотношениями между человеком и некоторыми животными статус социальных связей. Отказ от такого признания не только не позволит понять эти отношения во всей их сложности и полноте, но скроет от нашего внимания некоторые немаловажные аспекты социальной жизни самого человека, касающиеся его взаимоотношений с другими людьми.
Исходя из всех приведенных выше аргументов, можно говорить о том, что в одном пространстве с человеческими обществами существуют в буквальном смысле истинные смешанные общества, сформированные одновременно и людьми, и собаками, которые можно назвать антропоканинными[95]. С этой точки зрения собаку нельзя рассматривать лишь в качестве объекта, своего рода предмета обстановки в человеческом обществе. Она получает статус полноправного члена объединенного сообщества, составленного двумя биологическими видами.
Разнообразие антропоканинных культур
Ко всем характеристикам наших взаимоотношений с собакой, позволяющим признать за ними статус социальных, можно добавить еще одно качество, которое мы считаем особенно важным, когда говорим о социальных связях человека. Речь идет о том, что при помощи механизмов онтогенетической ритуализации в каждом из смешанных обществ, составленных двумя видами, формируется своя, свойственная только этому обществу, настоящая культура. На самом деле ритуалы, характерные для разных антропоканинных обществ, отвечают склонностям, ожиданиям и схемам поведения, которые не являются частью арсенала врожденных поведенческих реакций a priori не только у людей, но и у собак. Такие схемы формируются в процессе социальных взаимодействий и могут распространяться в обществе при помощи механизмов приобщения к определенной культуре — в широком смысле слова.
Таким образом, можно говорить, например, о существовании культуры, свойственной собакам и людям, принадлежащим к французскому антропоканинному обществу, или даже целого множества культур, если принять во внимание классовые различия[96]. Эта культура будет существенно отличаться от культур деревенских антропоканинных обществ, скажем, в Андах или в Экваториальной Африке. Так, отношения между членами французской семьи и их собакой, в которых животному отводится роль компаньона, подчиняются принципиально иной схеме, чем, например, отношения жителей глухих деревень к «деревенским псам», описанным Коппингером. Соответственно, жесты, чувства, вокализация и навыки, как людей, так и собак, равно как и стереотипные схемы, регулирующие их взаимоотношения, в этих культурах также не могут быть идентичными.
Можно пойти еще дальше и подобно тому, как это делают антропологи в отношении человеческих обществ, допустить существование типичного представителя той или иной антропоканинной культуры — точнее, типичной пары человек-собака. Такой усредненный образ мог бы стать своего рода моделью, объединяющей наиболее характерные формы поведения и навыки, свойственные каждой конкретной социальной группе, сформированной представителями двух видов.
Попытки взглянуть на отношения человек-животное именно под таким углом зрения позволяют выявить феномены, которые при любом другом подходе выглядят гораздо менее четко очерченными. Если ограничиться классическими методами, применяемыми в социальных науках, предметом рассмотрения станет только гуманитарная составляющая этих отношений. Специфические культурные особенности взаимоотношений человек-собака будут освящены лишь с одной стороны — со стороны человека. Можно утверждать, например, что в японском городе люди относятся к собаке иначе и ведут себя с ней иначе, чем, скажем, в африканской деревне. Однако это всего лишь часть общей картины, что подтверждается, в частности, отношением переехавших в Европу африканцев к европейским собакам-компаньонам. Вопреки ожиданиям, у этих людей, которые прежде не знали никаких других собак, кроме бесхозных деревенских псов, вызывает удивление не только отношение европейцев к своим собакам, которое и впрямь достаточно сильно отличается от того, что они могли наблюдать у себя на родине. С не меньшим удивлением они замечают, что в Европе психология самих собак значительно отличается от психологии известных им деревенских псов. Здесь собаки заметно приспособились к той роли, которая им отводится в европейских семьях, — к роли животного-компаньона.
На самом деле собаки имеют разный статус, ведут разный образ жизни, подчиняются различным схемам межвидового взаимодействия в зависимости от того, идет ли речь о полубродячих деревенских псах, охотничьих собаках, собаках из приюта или домашних любимцах, гордо взирающих на своих хозяев с высоты дивана. Их психологические характеристики также будут различаться. Материальный мир, психологическая и социальная жизнь голодного и пугливого деревенского пса, живущего на помойке, имеют мало общего с жизнью ухоженного пуделя, окруженного нежной заботой всех членов семьи. Разумеется, взгляд на мир у этих двух собак не может быть одинаковым.
Конечно, процессы, приводящие к формированию культуры антропоканинного общества, гораздо менее симметричны, чем те, что формируют человеческую культуру, то есть культуру общества, образованного представителями одного вида[97]. Действительно, тот факт, что разным обществам свойственны различные ритуалы взаимодействия и каждому из них — свой типичный образ собаки, по большей части обусловлен культурными различиями между людьми. Однако не исключено, что типичный образ собаки, во многом зависящий от той роли, которая ей отводится в обществе, в свою очередь оказывает влияние и на человеческую психологию. Так, например, вполне возможно, что повальное увлечение животными-компаньонами привело к изменению не только психологии нашего верного друга; оно могло в значительной степени изменить нашу собственную психологию и свойственную нам социабильность. Конечно, необходимы более глубокие исследования, чтобы в этом вопросе можно было всерьез претендовать на сколько-нибудь обоснованные выводы. Однако предположение о том, что сосуществование с собакой-компаньоном способно, при прочих равных, повлиять на некоторые аспекты наших отношений с другими людьми, выглядит вполне правдоподобным. Присутствие собаки может, к примеру, укрепить эти отношения, поскольку собака в данном случае будет выполнять функцию социального катализатора, или же, напротив, ослабить — если она до известной степени будет восполнять потребность человека в эмоциональных контактах с другими людьми. Несомненно, сосуществование с собакой отражается на наших жестах, позах и манере держаться с другими людьми. Оно оказывает влияние на формирование моральных ценностей человека — в частности, его этических установок в отношении животных, которые, в свою очередь, находят отражение и в его отношении к людям.
Продолжая использовать терминологию общественных наук применительно к смешанным сообществам, сформированным людьми и собаками, добавим, что культурная изменчивость таких антропоканинных обществ имеет свои пределы. Культурные различия между разными обществами находятся в диапазоне, ограниченном психологическими возможностями собак и людей, а также их способностями приспосабливаться друг к другу. И тем не менее диапазон изменчивости остается исключительно широким, что во многом объясняется выраженной пластичностью индивидуального развития и поведения как собак, так и людей, а также разнообразием человеческих культур.
Рискнем пойти чуть дальше и предположить, что даже в пределах одного антропоканинного сообщества существует социальное расслоение. С того момента, как мы признали существование истиной социальной связи между человеком и его лучшим другом, подобное предположение уже не выглядит настолько абсурдным. На самом деле даже в рамках французского антропоканинного общества будут наблюдаться различия в ритуалах взаимодействия или, коль скоро мы приняли это определение, культуре, свойственной различным социальным классам. Так, культура сельских охотников и их собак будет значительно отличаться от культуры других классов того же общества, например городских социальных групп, живущих в квартирах вместе со своими четвероногими друзьями. В этом смысле есть основания говорить о разделении антропоканинного общества на группы, которые можно было бы назвать трансвидовыми социальными классами.
И, наконец, антропоканинные общества имеют собственную историю, в которой были свои переломные моменты, такие как диверсификация собачьих разновидностей под влиянием селекции, начало которой было положено еще в Античности, бурный рост городов или бурный рост интереса к собакам-компаньонам, ставший причиной повышения социальной значимости очень многих собак.
Отказаться от противопоставления природы и культуры
Истинная цель изложенных выше замечаний состоит лишь в том, чтобы наметить путь, заслуживающий более пристального внимания. Дальнейшее уточнение и проработка выдвинутых предположений может позволить сформулировать гипотезы, пригодные для эмпирической проверки. В последней главе я попытался в достаточно вольной манере развить взгляды, изложенные ранее на страницах этой книги. Я не ставил перед собой цели дать точные ответы на многие из тех вопросов, которые и по сей день остаются открытыми: для меня было важно показать, что некоторые весьма распространенные предубеждения на самом деле основаны на довольно шатком фундаменте и малоубедительных доказательствах. Противопоставление природы и культуры, непреодолимая пропасть между человеком и животным, социальные связи как прерогатива человека — все эти идеи перекрывают доступ к целому миру непознанных феноменов, способных расширить наши знания не только о животном и об отношениях, нас с ним связывающих, но и о самом человеке и его социабильности.