[693], статью Дж. Крэкрафта[694], а также увенчавшее почти полуторавековое изучение дела царевича Алексея диссертационное исследование С. В. Ефимова[695]. Между тем чуть более внимательный взгляд на Петровскую эпоху создает впечатление, что тогдашние сенаторы и губернаторы куда более увлекались казнокрадством и лихоимством, нежели оппозиционным вольномыслием.
Нельзя сказать, чтобы сюжеты об экономических, служебных и воинских преступлениях «птенцов гнезда Петрова» вовсе остались вне поля зрения ученых авторов. К настоящему времени оказались — хотя и с неодинаковой полнотой — освещены судебные процессы над К. И. Крюйсом[696], П. П. Шафировым и Г. Г. Скорняковым-Писаревым[697], следствие и суд над сановными участниками «подрядной аферы»[698], над М. П. Гагариным[699], А. А. Курбатовым[700], С. А. Колычевым[701], А. Я. Нестеровым[702]. Однако, будучи собраны заведомо бессистемно, преимущественно в ходе разработки иных тем, сведения об уголовном преследовании упомянутых лиц являют на сегодня, аллегорически выражаясь, лишь разрозненные фрагменты мозаики.
В предшествующей литературе не затрагивались вопросы о количестве петровских сподвижников, попавших под следствие и суд за совершение экономических, воинских и служебных преступлений (в необходимом сопоставлении с общей численностью госслужащих высшего звена), а также о том, сколько высокопоставленных фигурантов подобных дел понесло реальное наказание. Оказалась совершенно неисследованной и организационная сторона уголовного преследования тогдашних «господ вышних командиров» за преступления отмеченного характера. Эти-то пробелы и обусловили появление настоящей статьи. В статье предпринята попытка целостно представить как степень вовлеченности представителей высшей бюрократии России первой четверти XVIII в. в преступную деятельность в сфере экономики и интересов государственной службы, так и особенности противодействия данным криминальным тенденциям со стороны «регулярного государства» Петра I.
Источниковую базу работы образовали преимущественно материалы осуществлявшихся в 1710‐х — первой половине 1720‐х гг. предварительных расследований и судебных рассмотрений эпизодов упомянутой преступной деятельности высших администраторов. Как известно, комплекс таких материалов изрядно пострадал в кремлевском пожаре 29 мая 1737 г., когда в помещениях Московской конторы Сената сгорела основная часть архивов «майорских» следственных канцелярий и Вышнего суда[703]. Но, несмотря на утраты 1737 г., значительный массив искомой документации благополучно сохранился в собрании Российского государственного архива древних актов — прежде всего в фонде 248 «Сенат»[704].
В частности, в составе названного фонда отложились документы следствия и суда над М. В. Желябужским, В. С. Ершовым, А. Я. Нестеровым, судное дело П. П. Шафирова и Г. Г. Скорнякова-Писарева. Немало интересного уцелело и в других фондах РГАДА. Например, в фонде 9 «Кабинет Петра I» между иного сохранились адресованные верховной власти донесения руководителей следственных и судебных органов, в том числе посвященные разбирательству дел высших администраторов. А в фонде 11 «Переписка разных лиц» автору статьи довелось ознакомиться с весьма содержательной Выпиской по ведшемуся в 1717–1718 гг. уголовному делу Я. Ф. Долгорукова. Выписка была составлена после смерти Петра I (судя по всему, в начале 1730‐х гг.) на основе документов, погибших впоследствии в уже упомянутом кремлевском пожаре.
Кроме того, едва не уникальные источники по теме удалось выявить в фонде 1329 «Именные указы Сенату» Российского государственного исторического архива (РГИА). Там автор натолкнулся и на давно выпавшее из научного оборота судное дело М. П. Гагарина (некогда длительно отыскивавшееся М. О. Акишиным в РГАДА), и на ценнейшие фрагменты делопроизводства «майорских» канцелярий и Вышнего суда.
При этом если материалы одних судебно-следственных дел отложились компактно, то других оказались рассредоточены по разным фондам и даже архивам. Скажем, вся обширная документация о следствии и суде над А. Я. Нестеровым образовала одну единицу хранения. А вот материалы предварительного расследования по делу А. А. Курбатова попали в итоге в четыре фонда РГАДА и в упомянутый фонд 1329 РГИА.
Что же касается публикаций источников по рассматриваемой теме, то к настоящему времени в полном объеме изданы — и то в форме детального пересказа — лишь материалы судного дела П. П. Шафирова и Г. Г. Скорнякова-Писарева[705]. Наряду с этим в последней трети XIX — начале XXI в. вышли в свет небольшие подборки документов о следствии и суде по делам М. П. Гагарина, А. А. Курбатова и А. Я. Нестерова[706]. Остается добавить, что наибольший интерес у публикаторов вызвал судебный процесс над первым сибирским губернатором. В результате и хранящийся ныне в фонде 1451 РГАДА указ Петра I о предании Матвея Гагарина суду, и негаданно обретшийся в фонде 1329 РГИА вынесенный Матвею Петровичу приговор издавались по меньшей мере дважды[707].
Теперь стоит определиться с терминологией. Под «высшими администраторами» в настоящей статье подразумеваются следующие должностные лица: члены высших органов государственной власти, руководители центральных органов отраслевого управления и суда, органов контроля и надзора, руководители территориальных органов общего управления. Применительно к первой четверти XVIII в. такими лицами являлись: сенаторы, президенты и вице-президенты коллегий (а также главы иных ведомственно самостоятельных центральных органов); генерал- и обер-прокуроры Сената, генерал- и обер-фискалы; генерал-губернаторы, губернаторы и вице-губернаторы.
Однако, прежде чем переходить к рассмотрению вопроса об уголовном преследовании лиц из рядов высшей администрации, необходимо установить их общую численность. Между тем ни одна из упомянутых должностных групп не удостоилась до сих пор специального внимания исследователей. Имеются лишь систематические данные (хотя местами не вполне точные) единственно о сенаторах Петра I[708].
А вот руководящие кадры центральных органов управления и суда оказались затронуты в историографии куда более фрагментарно (позитивным исключением здесь стала работа И. В. Курукина, относительно подробно и почти безошибочно проследившего назначения первых лиц названных органов начиная с 1722 г.[709]). Сведения же о губернаторском корпусе первой четверти XVIII в. отличаются разрозненностью, будучи исчерпывающе собраны только по отдельным территориям[710]. Исходя из этого, в последующих выкладках о персональном составе петровской высшей бюрократии автор использовал в основном результаты эпизодически производившихся в 1991–2000 гг. собственных поисков, более широкое введение которых в научный оборот состоится, как можно надеяться, в обозримом будущем[711].
И еще одна оговорка. При дальнейших подсчетах не будут учитываться те лица, которые в описываемый период находились на соответствующих постах de jure или de facto менее года. Известно, к примеру, что назначенный сибирским губернатором 15 января 1724 г. М. В. Долгоруков настолько не торопился ехать к месту службы, что появился в Тобольске лишь в декабре 1724 г., незадолго до кончины Петра I[712].
Итак, начнем с наиболее историографически «просвеченного» Сената. За период с февраля 1711 по январь 1725 г. в рядах сенаторов перебывало 23 человека (исключая по причине кратковременности нахождения в должности А. И. Репнина и Г. Д. Юсупова[713]). Принимая во внимание едва не образцовую сохранность указного и протокольного делопроизводства Сената за первую четверть XVIII в., приведенная цифра устанавливается с высокой степенью достоверности.
Значительно сложнее обстоит дело с выяснением численности руководителей органов центрального управления и суда. И первая трудность заключается в том, что применительно к 1700–1710‐м гг. определить ведомственную самостоятельность того или иного органа власти порой совсем нелегко. Тогдашняя система отраслевого управления являла собой, образно выражаясь, хаотически перестроенное здание, в котором полуосыпавшиеся конструкции старинных приказов соседствовали с поспешно возведенными сегментами «новоманерных» канцелярий и комиссариатов. Несмотря на усилия предшественников, в первую очередь В. И. Огородникова[714] и Е. В. Анисимова[715], история российского центрального управления в первые два десятилетия XVIII в. так и осталась малопроясненной.
Как бы то ни было, опираясь преимущественно на материалы все того же сенатского делопроизводства — опубликованные и архивные, можно заключить, что численность руководителей центральных органов отраслевого управления и суда составила за 1708 — январь 1725 г. 44 человека (не считая умершего в шведском плену начальника приказа а