[740]. Аналогичному наказанию кнутом подвергся 24 января 1724 г. и бывший обер-фискал М. В. Желябужский[741].
К лишению свободы — в доминировавшей в те времена форме ссылки — было приговорено также четыре сподвижника Петра I: М. В. Желябужский, К. И. Крюйс, Я. Н. Римский-Корсаков и П. П. Шафиров. При этом реальную ссылку довелось отбывать, по-видимому, только Корнелию Крюйсу да Петру Шафирову (и то не в Якутске, куда он был направлен судом, а в менее климатически суровом месте — в Новгороде)[742]. Осужденный в 1715 г. к пожизненной ссылке в Сибирь Яков Римский-Корсаков также не покинул, похоже, европейских краев. Наконец, приговоренный к пятилетней ссылке на каторгу в Рогервик Михаил Желябужский скончался 15 февраля 1724 г. от последствий телесного наказания[743].
Что же касается смертной казни, то ее судебные органы первоначально назначали шести «птенцам гнезда Петрова»: В. А. Апухтину, Г. И. Волконскому, М. П. Гагарину, А. Я. Нестерову и П. П. Шафирову. Неизменно утверждавший вынесенные высшим должностным лицам приговоры Петр I смягчил меру наказания четверым из названных осужденных. Таким образом, из 31 подвергшегося уголовному преследованию сановника были казнены два человека (6 %, или 2 % от общей численности высшей бюрократии первой четверти XVIII в.).
Осужденный Сенатом Матвей Гагарин был повешен на Троицкой площади Санкт-Петербурга 16 марта 1721 г., осужденный Вышним судом Алексей Нестеров — колесован там же 24 января 1724 г. Для остальных приговоренных (кроме Корнелия Крюйса) процедура казни имитировалась: людей выводили на эшафот, клали на плаху и лишь после этого зачитывали указ о помиловании[744]. Таковы были итоги деятельности органов уголовной юстиции петровской России в отношении высших администраторов.
Что имеет смысл добавить к сказанному? Нет сомнений, что Петр I стремился всеми средствами выжечь разъедавшие отечественное чиновничество язвы взяточничества (очень часто сопрягавшегося в те времена с вымогательством), казнокрадства, злоупотребления должностными полномочиями. По воле первого российского императора были созданы невиданные прежде органы надзора — фискальская служба и прокуратура, невиданные специализированные органы суда и предварительного следствия. Были изданы и специально защищавшие интересы государственной службы невиданные по строгости уголовно-правовые акты.
Аллегорически выражаясь, преступившего закон администратора в первой четверти XVIII в. обложили красными флажками и с нормативной, и с организационной стороны. Да и сама цифра подвергшихся уголовному преследованию чиновников (стоит повторить: 31 человек, 38 % общей численности тогдашней высшей бюрократии) однозначно свидетельствует о наличии у Петра I политической воли к пресечению криминальных тенденций в госаппарате.
Не менее показательна, впрочем, и другая цифра — 16 осужденных, всего лишь 52 % подвергшихся уголовному преследованию «господ вышних командиров» (при 6 % доказавших невиновность на предварительном следствии). А это уже свидетельство неустойчивости, переменчивости той самой политической воли. Нельзя не констатировать и того обстоятельства, что далеко не в полной мере оказался реализован потенциал фискальской службы, грозных «майорских» канцелярий.
Отмеченная неустойчивость высочайшей воли проявлялась местами удивительно ярко. Так, наряду с хрестоматийно известным попустительством А. Д. Меншикову Петр I длительно не предпринимал никаких действий в отношении такого глубоко одиозного правительственного деятеля, как Я. Ф. Долгоруков. По данным фискальской службы, Яков Долгоруков покровительствовал ряду криминализованных предпринимателей и госслужащих, приложил руку к расхищению выморочного имущества боярина А. С. Шеина, многократно получал взятки[745].
Предел царскому терпению наступил, казалось, в 1718 г., когда следственная канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова изобличила Якова Федоровича в крупномасштабных финансовых махинациях по «китайскому торгу». По распоряжению Петра I дело сенатора и генерал-пленипотенциара Я. Ф. Долгорукова было передано на рассмотрение особого военно-судебного присутствия — Генерального суда. Но, согласно упомянутой в начале статьи Выписке по делу Якова Долгорукова, Петр I остановил затем судебный процесс[746]. В итоге не пострадавший даже карьерно Яков Федорович отошел во благости в мир иной 20 июня 1720 г. и был погребен с наивозможными почестями, в присутствии царя, в Александро-Невском монастыре[747].
А пособник Я. Ф. Долгорукова в махинациях по «китайскому торгу» — по имени Матвей Гагарин[748] — обрел иное место упокоения: на другом берегу Невы, прямо на эшафоте. Как известно, тело М. П. Гагарина Петр I предписал — для острастки лихоимцев — не снимать с виселицы (25 ноября 1721 г. император дополнительно указал перевесить труп казненного на особо изготовленную цепь[749]). Вот только после обрисованных зигзагов высочайшего правосудия вряд ли кто-то из столичных чиновников устрашался при виде качавшегося на ветру тела Матвея Петровича…
Помимо освобождения от всякой ответственности Я. Ф. Долгорукова, Петр I, случалось, смягчал вынесенные сановникам и им же самим утвержденные приговоры. К примеру, осужденные 15 февраля 1723 г. за соучастие в служебном подлоге и иные «неисправления должности» к лишению чинов, штрафу и домашнему аресту сенаторы Д. М. Голицын и Г. Ф. Долгоруков были уже 19 февраля выпущены из-под ареста и восстановлены в чинах и должностях[750].
Кого не успел простить Петр I, миловала Екатерина I. Скажем, следствие по «счетному делу» А. Д. Меншикова, начет по которому превысил 1,5 миллиона рублей[751] (около 1/5 тогдашнего госбюджета), было прекращено по именному указу от 8 декабря 1725 г.[752] Обрадованный Александр Данилович повелел размножить долгожданный указ типографски и «разослать в колегии и канцелярии и во все городы»[753].
Завершить статью хотелось бы, однако, на иной ноте. На основании вышеизложенного автору затруднительно согласиться с мнением весьма уважаемого им ученого о том, что «буквально все „новопризванные“ Петром люди были мошенниками и подлецами безотносительно к любому времени»[754]. В самом деле, ведь 51 сановник (62 % высших администраторов России первой четверти XVIII в.) — несмотря на бесперебойную работу вездесущей фискальской службы — никак не соприкоснулся с органами уголовной юстиции.
Выходит, большинство лиц в коридорах власти служило все-таки честно. Даже подозрениями в причастности к криминальным делам не запятнали своей репутации в те годы ни генерал-прокурор П. И. Ягужинский, ни глава Канцелярии от строений, а затем сибирский губернатор А. М. Черкасский, ни президент Вотчинной коллегии М. А. Сухотин, ни сенатор В. Л. Долгоруков, ни многие другие «вышние командиры».
И уж совсем напоследок хочется вспомнить линию одной судьбы. Находясь под впечатлением от разоблачения «подрядной аферы», Петр I решил поставить сферу подрядных операций (в которой вращались тогда внушительные капиталы) под государственный контроль. Для этой цели 15 марта 1715 г. была образована особая Подрядная канцелярия, во главе которой царь поставил фронтовика, бывшего командира 3‐й роты Преображенского полка капитана Герасима Ивановича Кошелева[755].
Когда же Подрядная канцелярия вошла в 1718 г. в структуру новоучрежденной Камер-коллегии, Герасим Кошелев также перешел в налоговое ведомство. В коллегии Герасим Иванович занял поначалу должность советника, а 18 января 1722 г. стал ее президентом. На президентском посту Г. И. Кошелев и встретил 5 августа 1722 г. свою кончину. Что же оставил после себя видный петровский администратор, много лет пробывший в прямом соприкосновении с финансовыми потоками?
Вот что по этому поводу в далеком августе 1722 г. написала в челобитной вдова Герасима Кошелева Анна Тимофеевна: «А у твоих императорского величества дел он, муж мой, был безкорыстен, толко служил Вашему величеству с одного жалованья… А по смерти, государь, ево денег осталось два рубли семь алтын. И мне, рабе Вашей, тело мужа моего погребсти было нечем»[756]. Главу налоговой службы империи схоронили в конце концов на средства генерал-прокурора П. И. Ягужинского да генерал-майора А. И. Ушакова. «А по смерти ево денег осталось два рубли семь алтын…» — это тоже грань той эпохи.
ВОРОНЕЖСКИЕ ГУБЕРНСКИЕ АДМИНИСТРАТОРЫв криминальной истории России первой четверти XVIII в.[757]
Криминальная история власти — история направленной против интересов государственной службы преступной деятельности должностных лиц — является к настоящему времени малоизученной стороной отечественного прошлого. Особое место в этой криминальной истории, бесспорно, принадлежит событиям первой четверти XVIII в. С одной стороны, обстановка долголетней войны и череды административных преобразований не могла не способствовать росту должностной преступности. С другой — стремясь противодействовать тенденции разложения госаппарата, тогдашнее руководство страны выработало (хотя и с отчетливым запозданием) ряд безусловно новаторских мер как законодательного, так и организационного характера.