[824] После этого Р. А. Траханиотов покинул Сибирь, поселился в Москве и на государственной службе более не состоял.
Назначение Романа Траханиотова в Томск было не случайным. Дело в том, что М. П. Гагарин был женат на представительнице рода Траханиотовых Евдокии Степановне. Е. С. Гагарина была дочерью двоюродного брата Романа Александровича С. Д. Траханиотова, являвшегося в начале 1710‐х гг. комендантом Хлынова[825]. Тем самым жена губернатора приходилась Р. А. Траханиотову двоюродной племянницей. Для того времени это было достаточно близкое «свойство».
Оказавшись на самостоятельной руководящей должности в сибирской глубинке потомок византийских аристократов занялся многообразной криминальной деятельностью — в первую очередь безудержным взяточничеством (часто сопряженным с вымогательством). Как было впоследствии обобщающе констатировано в приговоре, «он, Траханиотов… быв в Томску камендантом, чинил народу обиду и разорение, устращивая пытками, бил и мучил, держав под караулом в холодных избах окованных… и брал нападками своими великие взятки»[826].
Инициативу в разоблачении Романа Траханиотова проявила фискальская служба России в лице фискала Афанасия Фильшина. Впервые А. Фильшин обвинил Р. А. Траханиотова в вымогательстве взяток и в беспошлинной торговле еще в 1715 г. Однако в тот момент попытка фискала возбудить уголовное преследование бывшего томского коменданта оказалась безуспешной.
Собрав дополнительные сведения о криминальных деяниях Романа Траханиотова, А. Фильшин повторно выдвинул против него обвинения в феврале 1718 г.[827] К тому времени ситуация вокруг Р. А. Траханиотова переменилась. В конце 1717 г. под следствие попал свойственник и покровитель Романа Александровича губернатор М. П. Гагарин. По именному указу от 9 декабря 1717 г. дело Матвея Гагарина поступило в производство новоучрежденной следственной канцелярии под руководством гвардии майора И. И. Дмитриева-Мамонова[828].
Первые следственные действия в отношении Р. А. Траханиотова начались в июне 1719 г., когда он был впервые допрошен в следственной канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова. 12 августа 1719 г. в канцелярии была также проведена очная ставка между Романом Траханиотовым и обличавшим его И. Р. Качановым[829], весьма информированным свидетелем, много лет проработавшим в Сибирской губернии[830].
Все обвинения Р. А. Траханиотов первоначально категорически отрицал. Учитывая, что бывшему коменданту инкриминировались деяния, совершенные четыре-шесть лет назад в весьма удаленном регионе, сбор доказательств по делу представлял для следственной канцелярии большие сложности.
Сбор информации о противоправной деятельности Романа Траханиотова канцелярия повела по четырем направлениям. Во-первых, неоднократно допрашивался сам подследственный, начавший постепенно признавать отдельные вменяемые ему эпизоды. Во-вторых, проводился допрос свидетелей, находившихся в Москве. Здесь, помимо И. Р. Качанова, ключевыми фигурами стали холопы Р. А. Траханиотова Василий Михайлов и Казимир Лопушинский, которых он широко привлекал в качестве пособников[831]. В-третьих, из различных органов власти были истребованы все доношения должностных лиц (в первую очередь фискала А. Фильшина), а также исковые челобитные потерпевших, содержавшие обвинения в адрес Р. А. Траханиотова. В-четвертых, были организованы допросы потерпевших непосредственно в Томске. Эти допросы, судя по всему, проводили гвардии сержант Чеботарев и подьячий Василий Правдин, командированные следственной канцелярией в 1719–1722 гг. в сибирские города[832].
Нельзя не отметить, однако, что при всей активности следственной канцелярии Р. А. Траханиотов не был взят под стражу, а продолжал свободно проживать в собственном доме в Москве. Более того, в июне 1722 г. бывший томский комендант выдал замуж племянницу Аксинью Петровну, отдав в качестве приданого «платья и всяких олмазных (!) вещей» на впечатляющую сумму 700 рублей[833].
Но очень скоро подследственному стало не до устройства личной жизни родственников. В конце 1722 г. материал, изобличавший Р. А. Траханиотова во взяточничестве, был обобщен в следственной канцелярии в форме особой таблицы с пятью графами: «Взятков от разных дел»; «По доношению фискала Филшина»; «По доношению Ивана Качалова»; «По повинным Траханиотова человека Михайлова» и «[По повинным] Траханиотова»[834]. Общая сумма взяток, полученных Р. А. Траханиотовым, составила, по данным следственной канцелярии, 10 109 рублей.
К тому времени благодаря уликам, собранным в ходе предварительного следствия, Роман Траханиотов признал 40 эпизодов получения взяток, а также эпизод с присвоением части жалованья военнослужащих Томского гарнизона. Еще 23 эпизода получения взяток и злоупотреблений должностными полномочиями бывший комендант признал частично, взявшись оспаривать суммы незаконно полученных и присвоенных денег. Наконец, 21 эпизод получения взяток Роман Александрович отказался признать вовсе[835].
Примечательно, что с целью вымогательства взяток Роман Траханиотов не брезговал фабрикацией ложных улик. В частности, как сообщил потерпевший Федор Ненашев, «в бытность де Траханиотова в Томску подьячей да денщик [Траханиотова] приходили к нему, Ненашеву, в дом для обыску и ничего не нашли. И оной подьячей выбросил из рукава в кадь с рожью в бумаге с полгорсти табаку. И, взяв, из кади тот табак и ево, Ненашева, с тем табаком привел в приказ[836] и оковал на тройную цепь… и угрожал пытками. И взял на Траханиотова из‐за такова страха денег»[837].
Несогласие Романа Александровича с частью предъявленных эпизодов поставило на повестку дня вопрос о применении к нему пытки. Между тем согласно одной из норм Наказа «майорским» канцеляриям от 9 декабря 1717 г., на основании которого функционировала следственная канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова[838], строевой офицер (даже отставной) мог быть подвергнут пытке только с санкции военного суда. Поскольку Роман Траханиотов являлся не просто отставным капитаном, но, как уже упоминалось, ветераном нескольких походов, имевшим к тому же фронтовое ранение, И. И. Дмитриев-Мамонов направил 14 декабря 1722 г. в Военную коллегию «промеморию»[839], в которой содержалась просьба рассмотреть вопрос о пытке бывшего коменданта в каком-то из военных судов (находившихся в подведомственности коллегии). К промемории прилагалась подборка обобщающих документов, изобличавших подследственного в инкриминированных деяниях[840].
8 января 1723 г. Военная коллегия распорядилась разрешить поставленный следственной канцелярией вопрос в Нижнем воинском суде в Москве[841]. Но рассматривать материалы, поступившие из следственной канцелярии, суд не спешил. 18 июля 1723 г. Военная коллегия оказалась вынуждена направить в Нижний воинский суд еще одно распоряжение о скорейшем решении вопроса о Р. А. Траханиотове[842].
Однако и это не сдвинуло ситуацию с мертвой точки. 5 сентября 1723 г. И. И. Дмитриев-Мамонов направил в Военную коллегию новую промеморию с напоминанием о необходимости решить наконец вопрос о пытке отставного капитана[843]. Между тем, когда в Санкт-Петербурге Иван Дмитриев-Мамонов подписывал указанную промеморию, в Москве Нижний воинский суд уже занялся делом Р. А. Траханиотова, рассмотрение которого началось 3 сентября 1723 г.[844] Вероятнее всего, тогда же бывшего коменданта взяли под стражу.
Однако далее события приняли неожиданный поворот. Поскольку Наказ «майорским» канцеляриям от 9 декабря 1717 г. типографски не обнародовался, а его заверенную рукописную копию в суд никто не направил, Нижний воинский суд не сумел уяснить поставленной задачи решить вопрос о применении к Р. А. Траханиотову пытки, а взялся рассматривать его дело по существу. В итоге 24 сентября 1723 г. суд приговорил Романа Александровича к смертной казни через повешение с полной конфискацией имущества и направил приговор на утверждение в Военную коллегию[845]. Поскольку смертная казнь назначалась офицеру, далее приговор в соответствии с Законом от 3 марта 1719 г.[846] должен был поступить на утверждение главе государства.
25 сентября 1723 г. осужденного, закованного в кандалы, водворили в тюремное помещение Московской конторы Военной коллегии. Однако Роман Траханиотов не дождался приведения приговора в исполнение. Как доложил И. И. Дмитриеву-Мамонову находившийся в Москве следователь гвардии капитан А. Г. Шамордин, «сентября 28 дня [1723 г.] в 10‐м часу пополудни оной Траханиотов под караулом умре… скоропостижно»[847].
Между тем Авраам Шамордин, сообщив также, что «мертвое ево [Р. А. Траханиотова] тело не погребено», задал многозначительный вопрос: «И о теле ево что повелено будет?»[848]