Однако, несмотря на почти полуторавековые научные изыскания, далеко не все вопросы, связанные с историей надворных судов, получили к настоящему времени должное освещение. Малопроясненными остались вопросы о происхождении надворных судов, об их внутренней структуре, о комплектовании личным составом, о направлениях практической деятельности.
В настоящей статье целостно рассмотрено возникновение и функционирование отечественных надворных судов первой трети XVIII в., что позволит, в свою очередь, систематически представить историю судебной реформы Петра I, обращение к опыту которой актуально и в наши дни.
Идея организации надворных судов возникла у руководства нашей страны в 1718 г. Эта идея складывалась в русле намерения Петра I создать в России иерархию невиданных прежде специализированных судебных инстанций. За образец в данном случае, как известно, было избрано судоустройство Швеции.
Высшую судебную инстанцию шведского королевства в те времена составляло несколько судов, именовавшихся bövratt, первый из которых был основан в 1614 г. К началу XVIII в. таких судов насчитывалось четыре (включая имевший статус primus inter pares суд в Стокгольме — Svea bövratt)[976]. Именно шведский bövratt стал прототипом судебной инстанции, названной в России, сообразно бюрократической моде, на немецкий манер «гофгерихтом» (hofgericht), или — в буквальном переводе — «надворным судом»[977].
Впервые в отечественном законодательстве надворный суд был упомянут в именном указе Петра I от 19 декабря 1718 г., в котором регламентировался порядок восхождения дел по судебным инстанциям. В п. 2 данного указа говорилось, в частности, о «вышнем надворном суде», учреждение которого декларировалось в скором будущем «в знатных губерниях». Обещание законодателя не осталось пустым звуком. Уже 8 января 1719 г. состоялся именной указ о создании надворных судов в Санкт-Петербурге, Москве, Воронеже, Казани, Курске, Нижнем Новгороде, Смоленске, Тобольске и Ярославле[978]. Кроме того, сохранялся организованный еще шведами надворный суд в Риге, а в 1722 г. еще один надворный суд был основан в Енисейске.
От своего зарубежного прообраза российский гофгерихт номинально унаследовал: во-первых, преимущественно апелляционный характер компетенции; во-вторых, всесословный характер юрисдикции, в-третьих, коллегиальное устройство; в-четвертых, дислокация российских надворных судов не повторяла административно-территориальное деление страны.
Вместе с тем в соответствии с реформаторскими принципами Петра I отечественный надворный суд отнюдь не явился слепой копией шведского bövratt. С одной стороны, российский гофгерихт получил отсутствовавшую у bövratt прерогативу утверждения приговоров по особо тяжким преступлениям, вынесенным нижестоящими судами. С другой — надворный суд стал в России не третьей и высшей (как в Швеции), а только второй инстанцией — по отношению к взаимно не соподчиненным городовым и провинциальным судам (после 1722 г. по отношению к губернским и провинциальным канцеляриям и судебным комиссарам). В качестве же вышестоящих судебных инстанций над отечественным гофгерихтом утвердились Юстиц-коллегия и Правительствующий сенат. Таким образом, надворные суды образовали среднее звено реформированной судебной системы, став (заодно) центрами первых в России судебных округов.
По внутренней структуре надворные суды строились наподобие органов центрального управления — коллегий, разделяясь на три уровня: члены суда («присутствие»), канцелярский и обслуживающий персонал («приказные и нижние служители»). В судебное присутствие входили президент, вице-президент и асессоры (в отличие от коллегий, в гофгерихтах отсутствовали советники). Канцелярию составляли копиисты, подканцеляристы и канцеляристы во главе с одним-двумя секретарями. Наконец, «нижние служители» были представлены сторожами, курьерами («россыльщиками») и палачами («заплечными мастерами»). Судебное присутствие состояло обычно из 6–8 человек, канцелярия — из 14–18.
Президенты надворных судов назначались либо верховной властью, либо Сенатом, вице-президенты и асессоры (а также секретари) — Сенатом, по представлению Юстиц-коллегии. Члены присутствий гофгерихтов были подсудны либо Юстиц-коллегии, либо высшим судебным органам — Сенату и Вышнему суду (в 1723–1724 гг.). Скажем, дело по обвинению асессора Московского надворного суда М. В. Желябужского в составлении подложного завещания рассматривалось первоначально в Юстиц-коллегии, а затем в Вышнем суде (приговорившем подсудимого в январе 1724 г. к наказанию кнутом и конфискации имущества)[979].
Из архивных материалов явствует, что на практике штаты гофгерихтов заполнялись далеко не полностью. И если с комплектованием копиистами и сторожами особых затруднений не возникало, то судебное присутствие нередко заседало в усеченном составе. К примеру, весь период существования без президентов проработали Ярославский и Санкт-Петербургский надворные суды. В Московском же гофгерихте президент впервые появился только в 1725 г., то есть на шестой год после основания. Всего на два года (1722–1724) получили вице-президентов Казанский и Енисейский надворные суды. De facto вообще без вице-президента остался Нижегородский гофгерихт (определенный на эту должность сенатским указом от 20 июля 1722 г. В. И. Гагарин в тот же день получил назначение прокурором в Московский надворный суд, в обязанности которого и вступил[980]).
Немногим лучше обстояло дело и с асессорами. Несмотря на то что в штатах судов их числилось по четыре-шесть человек, в судебных заседаниях обычно участвовало два-три асессора. Так, согласно протоколам Ярославского надворного суда за 1725 г., на протяжении января — февраля отправлением правосудия занимался единственно вице-президент А. М. Шейдяков, к которому затем присоединился асессор С. И. Чоглоков, и лишь с начала марта — также асессор Г. С. Васильчиков.
Что касается персонального состава присутствий надворных судов, то при его формировании отчетливо проступили две тенденции. Первая из них заключалась в том, что руководителями надворных судов в ряде случаев назначались главы местных учреждений общего управления — губернаторы и вице-губернаторы. Важнейшим здесь следует признать отчего-то выпавший из научного оборота сенатский указ от 7 августа 1722 г., согласно которому президентами соответствующих надворных судов определялись воронежский, казанский и сибирский губернаторы, а также нижегородский и смоленский вице-губернаторы[981]. Подобная кадровая ситуация, безусловно, противоречила исходному замыслу Петра I о формировании специализированных судебных инстанций, означая смыкание, в форме своего рода личной унии, суда и администрации.
Вместе с тем, судя по архивным источникам, данная тенденция отнюдь не стала господствующей (как полагали М. М. Богословский и К. Петерсон[982]). В самом деле «освобожденные» (по советской терминологии) должностные лица руководили Московским (с 1722 г.), Санкт-Петербургским, Енисейским, Курским и Ярославским надворными судами. Кроме того, при президентах — губернаторах и вице-губернаторах неизменно заседали «освобожденные» вице-президенты. В общей сложности, по собранным автором сведениям, из 23 президентов и вице-президентов гофгерихтов совмещали административные должности с судебными только семь человек (30 %).
Вторая тенденция состояла в широкомасштабном комплектовании судебных присутствий надворных судов бывшими военнослужащими. Из 94 установленных автором лиц, занимавших в 1719–1727 гг. судебные должности в гофгерихтах, воинские звания имели по меньшей мере 45 человек (48 %). Остальные судьи рекрутировались главным образом из дворян, работавших прежде в гражданском управлении. Наиболее «военизированными» по составу в итоге явились Енисейский, Нижегородский, Смоленский и Тобольский надворные суды, а наименее — Казанский и Санкт-Петербургский.
Нельзя не констатировать, что активное привлечение отставных военнослужащих, безусловно, не обеспечивало подобающий квалификационный уровень судейского персонала. По верному замечанию М. М. Богословского, «роль подготовленных юристов, из которых формировался состав шведских судов, в России предназначены были играть все те же капитаны, майоры и подполковники, которые, получивши начальное образование под руководством сельского пономаря и завершая его в пехотных и драгунских полках, считались специалистами решительно по всем сферам государственного управления…»[983].
Отдельные судьи из числа вчерашних офицеров обладали немалым юридическим опытом. В первую очередь здесь следует назвать асессора Московского гофгерихта полковника И. Н. Плещеева, возглавлявшего с 1715 по 1719 г. особую следственную канцелярию, а также президента Смоленского надворного суда полковника А. И. Панина, в 1717–1719 гг. — асессора следственной канцелярии ведения С. А. Салтыкова. Назначенный же в августе 1722 г. вице-президентом Курского надворного суда ветеран еще Крымских походов 64-летний отставной подполковник И. С. Батурин успел в 1718–1721 гг. поработать городовым судьей в Мещовске[984].
Однако наиболее искушенные знатоки тогдашней юриспруденции — представители среднего и старшего звеньев приказного аппарата — оказались совершенно не востребованы при комплектовании присутствий гофгерихтов. Автору удалось выявить всего два случая, когда выходцы из приказной среды попали в судейский корпус (составив 2 % его численности). Бывший дьяк И. П. Топильский стал в июне 1722 г. асессором Московского надворного суда, а другой бывший дьяк — И. Д. Свешников — получил 21 сентября того же 1722 г. назначение асессором в Воронежский гофгерихт