Да, наших дедов без проблем хозяин ставил у стены,
Но мы другие, чем они, у нас «капуста» на кармане,
И на ходу стальные кони, и стволы припасены!
Что ж, мы нарезали винта, мы переехали на Мальту.
Улёт был полный, жаль, конечно, рвать с землёй родимой нить!
Зато легавка с бодуна не возит рожей по асфальту,
И можно денег подработать, чтобы се́мью прокормить.
Мы раскрутились в семь секунд, мы сразу стали основными,
Сидим, вон, в тапках на балконе, в СССР маляву шлём,
Что кто с мечом сюда придёт, то у того мы меч отнимем,
И об колено поломаем, и сдадим в металлолом!
Ну что ещё мне вам сказать? Закон один: трудись, работай,
И снизойдёт на всех и каждого господня благодать!
Мы с Лёнькой жбанили на отдыхе до полного улёта
И будем дальше в час веселья жбанить, квасить и кирять!
…Но вот какая хреновня, оно потом всё разъяснилось —
Они и вправду были ряженые! Весь их маскарад
Продуман так был «от и до», что Станиславскому не снилось,
Они косили под легавых точка в точку, в аккурат!
Вернуть бы, братцы, всё назад, башкой подумать, да куда там!
Какого хрена торопиться рвать с землёй родимой нить?
Тесна нам Мальта и мала. Им вот сюда бы, тем ребятам,
И я их старшего узнал, он стал народным депутатом,
Он нам по телеку втирает, как преступность победить…
Товарищ, верь, взойдёт она, звезда не эта, так другая!
В Москве, в Подлипках, в Воркуте, во глубине сибирских руд —
Россия будет вдаль, вперёд лететь, как тройка удалая,
И пусть нам ветер хлещет в харю и дожди по рылу бьют!
И, кстати, этот депутат мне новый паспорт изготовил,
Пришлось потратиться, конечно, я и Лёньку подучил —
Пусть даже дома иногда из нас попьют немного крови,
Зато какие перспективы, если есть избыток сил!
Да, заграница не для нас, хоть мы срубили крупный куш там,
Пока в ней в ней жили-поживали. Бизнес был, и хрен бы с ним!
Короче, есть он, этот факт, что нам на Мальте стало скучно.
Мы с Лёнькой заново родились. Мы на Родину летим!
«Мы со Светкой — на новом этапе…»
Мы со Светкой — на новом этапе
Нашей светлой любви. Ну, дела!
И она меня маме и папе
И гостям показать привела.
Предо мной, расплываясь, маячат
Рожи красные, как кирпичи.
Мне положено водку хреначить.
Моё дело — сиди и молчи!
Я народ уважаю, Русь.
Я предстал бы во всей красе,
Только как? Я за правду бьюсь.
Я дебил. Это знают все.
Вот, пузатый и важный, как жаба,
Мне налив под завязку бокал,
Перспективный полкан из генштаба
По загривку меня потрепал.
Нам вручают подкову на счастье,
Нам дают от квартиры ключи,
И Светланка меня по запястью
Гладит пальцем: сиди и молчи!
Я поджал в уголочке хвост,
Я, как белка, грызу орех,
И полкан произносит тост:
«Мы сильны! Мы замочим всех!»
Я в селёдку нарезал укропу,
Я не вытерпел и предложил
За свободную выпить Европу,
Я же честно сказал: «Я дебил».
То, что мы всех на свете умнее —
Это сказки, и вот мой наказ:
Пусть народы живут, как умеют:
Хочут с нами, а нет — так без нас.
Светка смотрит за мною в оба —
Пальцем — щёлк! И уже родня
Про камыш затянула, чтобы
Как глушилкой, глушить меня!
Я куриную кость вместо кляпа
В рот засунул себе и застыл.
Светка — к папе бочком: «Тихо, папа!
Он же честно сказал: он дебил!»
«Миру — мир!» — понесло меня, братцы,
Я на папу в упор поглядел:
«Хватит, папа, борзеть и бодаться
С белым светом! Долой беспредел!»
И полкан рапрямил плечо,
Молодую расправил грудь,
Рюмку взял и сказал: «Ты чё?»
У Союза — особый путь!»
Я погряз во хмелю, словно в яме,
Я сказал ему: «Парень, прости!
Слишком много костей под ногами,
Много хруста на этом пути!
Я берёзки, луга заливные
Очень даже люблю, но притом
Кто мы есть, извиняюсь, такие,
Чтоб ходить этим самым путём?»
Гриб солёный неся ко рту,
Папа с рюмкой в углу застыл
И вцепился руками в стул,
И шипит на меня: «Дебил!»
Светка в ванной от слёз погибает,
Папа тихо сидит, как сурок,
То сгибает, а то разгибает
Палец свой, будто жмёт на курок.
Самолётик сложив из салфетки,
Притворившись тем самым, что пьян,
Он ключи от квартиры у Светки
Цапнул, сволочь, и сунул в карман!
Совесть чувствую, боль в душе,
Сотку выпил за вечный бой
И почти что в бреду уже
Светке в ванну стучу: «Открой!»
Светка, нежная, как незабудка,
Вышла, руки прижала к груди:
«Ты скажи им, что всё это шутка,
И нормально, и дальше сиди!»
Да, я пьян, самому неприятно,
Но я правило в голову вбил:
Никогда не идти на попятный!
Я же честно сказал: я дебил!
Кто-то, бешенством доверху полон,
В чёрном фраке кружит надо мной.
Отвяжись, не кружи, чёрный ворон!
Я ещё поживу, я не твой!
Строй фигур у стены — типа шахмат.
Я за жизнь опасаюсь свою,
Вот сейчас они вилками звякнут
И заколят меня, как свинью.
Всё! Линяю! Пора. Ноги в руки!
Вот хватают меня за пальто.
И смеются вдогонку мне, суки:
«Мы завалим тебя, если что!»
Ивы всякие машут ветвями.
Ночь, зараза, чернее чернил.
И Светланка бренчит, вон, ключами
И орёт мне с балкона: «Дебил!»
Никакой моей мочи нет
Этот чёртов терпеть бедлам,
И гуд бай! И какой-то бред,
То, что Светка осталась там.
…Годы мчатся, как поезд порожний,
Я с ребятами бизнес завёл.
Светкин папа, начальник таможни
К нам за первым откатом пришёл.
Мы ему откатили не хило.
Он восторг ощущает в груди:
«Это ты притворялся дебилом!
Это ты к нам ещё приходи!»
Я стараюсь дышать ровней.
Жизнь летит под откос, к чертям!
Смысла нет никакого в ней,
Если Светка осталась там!
«У них опять путч, а у нас любовь…»
Песня представляет собой пейзажную зарисовку: Москва, осень, ночь. Комендантский час (только что закончился октябрьский путч 1993-го года). Двое — мужчина и женщина — стоят в обнимку посреди Тверской улицы, на проезжей части, на разделительной линии. Им ни до кого нет дела.
У них опять путч, а у нас любовь.
Мы в обнимку стоим посреди Москвы.
Полночь. Серый туман. Силуэты столбов.
Город пуст. Фонари мертвы.
Ты со мной. Эх, живём! Эх, гуляет душа!
Эх, сейчас я пойду по асфальту в пляс!
Мы друг друга греем впотьмах, чуть дыша,
А у этих козлов комендантский час!
«Мусора» на «моторах» калымят, бомбят,
Им сегодня лафа, куролесь — не хочу!
Мчатся, фарой моргают: «Поехали, брат!
Денег нет? Дальше стой, даму гладь по плечу!»
Вот пол-третьего ночи, никто не везёт.
Мы глотнули, согрелись. У нас теперь страсть!
Значит, так: ангажирую Вас на фокстрот!
Разрешите, мадам! Раз-два-три, понеслась!
Ты осенний лист прицепила ко мне,
Как медаль, как звезду. Всё, я маршал, герой!
Я главней «мусоров». Ой, губам горячо!
Ой, ещё, ну, давай! Ну, быстрей, Боже мой!
Солнце встало, прочухалось, рот до ушей,
Нам сигналят, гудят: «Прочь с дороги, эй, вы!»
К чёрту всех! Сами прочь! Мы давно тут уже!
Мы в обнимку стоим посреди Москвы!
Пусть антенна торчит, как могильный крест,
Но в трубу водосточную за ночь сто раз
Ветер вальс исполняет, трубит в нашу честь,
И плевать, что сержант нас глазищами ест,
Что у них патрулей и постов не счесть,
Что у этих козлов комендантский час!
«Наш товарищ Шура, блудный сын Арбата…»
Наш товарищ Шура, блудный сын Арбата,
Молодой советский дипломат,
На работу ездил в город Улан-Батор,
Кайф ловил в отрыве от ребят.
Он теперь в отставке, он пришёл, понурый,
Он в углу прокуренном увяз.
Мы сидим на кухне с нашим другом Шурой,
Водку пьём и слушаем рассказ.
«Братцы, я сорвался, я увлёкся пьянкой, —
Шура бьёт по сердцу кулаком, —
И притом сошёлся с юной англичанкой,
И дурак остался дураком!
Я ходил к ней в гости — та ещё оторва,
Зазвала на коржики, на чай:
«То, что мы коллеги — это просто здорово,
Не стесняйся, Шура, наливай!»
Братцы, я влюбился с первого фужера,