Любой это скажет.
Не бить, а воспитывать,
Внушать, а не драться,
Судьбу не испытывать,
За ствол не хвататься.
Потому-то вот и шпана
Вся вокруг надо мной глумится:
«Хочешь — пальцем нам из окна
Погрози, раз уж ты милиция!»
Шпана стала бандою.
При всём бы при этом
К чертям их, как гланды я,
Рванул бы, да где там?
В инструкции — тактика
Для нашего боя:
Сперва профилактика,
Потом остальное.
Я не лапчатый важный гусь,
Словно в петлях, в силках синица, я
Так и сяк трепыхаюсь, бьюсь,
Тяжко, трудно, но я милиция!
Они огрызаются,
Смеются в глаза мне,
А в сердце врезаются
Слова, словно камни:
Мы видим воочию —
Лопух ты и лапоть,
Твои полномочия —
Сидеть и не вякать.
Нету света в моём окне,
Я не знаю, кому молиться.
Только вера живёт во мне,
Что не зря я пошёл в милицию!
Любимая самая
До смерти, до гроба
Родная земля моя
И дурью, и злобой
Наполнена доверху.
Тоска меня точит.
Эх, дать бы тут шороху,
Да нет полномочий.
А мне бы под ёлкою
От Деда Мороза
Наган бы с двустволкою
От спазм, от невроза.
Скажу даже хуже я:
Хоть кобру ручную
Заместо оружия
В подарок приму я.
Я прошу. Молчат. Ни гу-гу.
Я на вверенном мне участке
Даже в рыло дать не могу
Подлецу, врагу для острастки.
Мои полномочия —
Смотреть, не встревая,
Я разнорабочая
Тварь ломовая.
То справки, то рапорты
Начальству ношу я,
У них двери заперты,
Нутром, нюхом чую —
Там рекою коньяк течёт,
Водка льётся и будет литься,
Хохот, звон, ты поди ещё
Разберись, кто из нас милиция!
Козлов отмороженных
Терпи до упора
Терплю — так положено,
Веду разговоры.
Я должен им уровень
Поднять понемножку,
Так надо — культуру им
Привить, как картошку.
«Не грабьте, товарищи!» —
Долдонь им, как дятел,
Да ты их ударь ещё,
Совсем, скажут, спятил?
Я читаю лекции им:
Труд любите, сейте и куйте!
Каждый бодрым будь, молодым,
И ещё, друзья, не воруйте!
Не где-нибудь на небе,
А здесь, на земле я
Однажды когда-нибудь
За глотку, за шею
Вот это мордастое
Отродье лихое
Возьму и сграбастаю
Железной рукою.
Не уйдёт никто. Всех порву.
А потом мои генералы
Скажут: «Нам тебя на плаву,
На виду держать смысла мало».
Особисты поднимут хай,
Замполит, как зверь, будет злиться:
«Дисциплина где? Отвечай!
Будь здоров, ковбой, и прощай».
…Я махну сто грамм невзначай:
«И тебе не хворать, милиция…»
«Сбыт наркотиков, кража, разбой, хулиганка, угон…»
Сбыт наркотиков, кража, разбой, хулиганка, угон, —
Наконец-то мы взяли его. Будет строг приговор.
Можно выпить по сто. Доказательств — телега, вагон.
Но с арестом не очень спешит в этот раз прокурор.
Мы сидим за столом, как во сне.
«Всё забыть!» — вот такой нам приказ.
Наш герой будет вновь на коне.
Нам его выпускать через час.
Колыма по нём плачет, но наших полковников в транс
Ввёл, впечатал звонок из почти что космических сфер,
Из каких-то неведомых нам безвоздушных пространств,
Где и ходят, и дышат-то все на особый манер.
Впятером в кабинете сидим.
Холод, сумрак на сердце у нас.
Ничего мы не сделаем с ним.
Нам его выпускать через час.
Гений личного сыска, Серёга, застыл у окна:
«Я жены не видал десять дней, это всё, это край!
С новой силой разводом, как лезвием бритвы, она
Мне грозит: или я, или служба твоя, выбирай!»
Он по тыкве себя долбанул,
Аж посыпались искры из глаз.
VIP-клиент наш за стенкой уснул.
Нам его выпускать через час.
Адвокат его ждёт — он не то, чтобы пешка в игре, —
Важный винтик, заклёпка, — сидит себе тихо в углу.
Дочь его, мы всё знаем, полгода сидит на игле.
Тот, что спит, и пихнул её, дуру, на эту иглу.
Гонорар — он, главнее, чем жизнь:
Адвокат указал курс и путь
Чёрту нашему: «Дурень, очнись!
Всё, что ты подписал, позабудь!»
Он проснётся и скажет нам: «Арриведерчи, мерси!»
«Как же так? — напоследок дежурный вздохнёт, — Бог ты мой! —
Хорошо хоть, на нашем «Уазике», как на такси,
Нам обратно его не везти на Рублёвку домой!»
Нет десертов у нас в КПЗ.
Он на это плевал тыщу раз.
Он суфле, и желе, и безе
Будет трескать, подлец, через час.
Но однажды папаню его в свой черёд сковырнут,
Как поганку с пенька: «Будь скромнее отныне и впредь!»
Только свистнуть собратьям — с костями любого сожрут,
Там у них на Олимпе грызня не на жизнь, а на смерть!
Вот и рухнет он вниз свысока,
И сыночку не скрыться от нас.
Он получит своё, а пока
Нам его выпускать через час…
««Расскажи про войну, как там было» — «Да ладно, не к спеху…»
«Расскажи про войну, как там было» — «Да ладно, не к спеху,
Подрастёшь, вот тогда…» Я подрос, и всё чаще мне снится,
Как мой дед мне однажды друзей своих, юных морпехов
Фотографию дал и сказал: «Посмотри на их лица».
Я узнал от него, как им дождь малевал небо в клетку,
Как от минных разрывов ворочалось море во гневе,
Как в глубокие рейды они уходили, в разведку,
И как с ними на равных дрались егеря группы «Север».
Поле боя — прибрежные сопки, так было в ту зиму.
В горных войнах они мастера, эти рослые фрицы.
«Всё равно, — дед сказал, — на секунду, на миг впереди мы.
Где морпех, там победа в бою — посмотри на их лица!»
«Эх, засада была — дед сказал, — нас лихая орава,
Как лавина, накрыла в ту ночь, как волна с головою,
Вон, смотри, мы на фото с моим старшиной — сбоку, справа, —
Те, кто выжил тогда в той резне, из пятнадцати двое».
Немец Арктику нашу топтал, не сказать, чтобы долго,
Пулю в лоб промеж глаз получая нередко, но метко,
А потом уносился по снегу, как заяц от волка.
Нет его, потому что морпехи ходили в разведку.
Ни штыка, ни ствола у меня. Всё равно я воюю.
Те морпехи со мной. Им бы то, что сегодня творится
Не видать никогда. Знаю, верю: успею, смогу я
Выиграть бой, устоять, уцелеть. Я смотрю на их лица.
«Лёха сел случайно. Отсидел. В Москву приехал…»
Лёха сел случайно. Отсидел. В Москву приехал,
Суп спросил с форелью в привокзальном кабаке.
«Долго будет, парень!»
«Да и ладно, мне не к спеху.
Я пока газету почитаю в уголке».
Вот к нему две шмары
Подгребли на пару:
Здрасьте, тары-бары, будем пить до дна, —
Всё при нас, ты глянь-ка, —
Будет пир, гулянка!
Клавка и Оксанка —
Наши имена!
Первый тост — за встречу,
За прекрасный вечер!
Фронт работ намечен, —
Можно так сказать, —
Будут танцы-шманцы.
Все у Лёхи шансы,
Если есть финансы,
Их обеих снять!
Лёха — самый добрый по всему родному краю,
Он не торговался, сразу «двушник» отстегнул,
Говорит: «Девчата, я Оксанку выбираю!
А тебе, Клавди́ я, — две поллитры на разгул!»
Он вскочил со стула,
И Оксанка скулы
Напрягла, моргнула
Как-то вбок: «Ты сядь!
Я полна страстями!
И бокал, как знамя,
Я хочу с друзьями
За тебя поднять!»
И из дальних, тёмных
Из углов укромных
Молодых, огромных
Привела парней
И хохочет борзо:
«Все свои, не бойся,
А от дружбы польза
И тебе, и мне!»
Парни скалят фиксы: «Нынче с заработком туго,
Помоги нам, Лёха, дай деньжат, стакан налей,
Мы культурно просим — как товарища, как друга,
Ведь должны же люди за других болеть людей!»
Что ж? Нормально — на-кось! —
Ящик водки, закусь, —
Если сикось-накось
Бизнес у ребят,
Им налить — святое!
И за Лёху стоя
Пьют, как за героя,
И ещё хотят!
Парни смотрят жадно:
«А деньжат, деньжат-то?
Лёха, ты же брат нам!»
«Есть же, есть пути!» —
Это девки встряли.
Но в ответ: «Едва ли.
На лесоповале
Платят не ахти!»
Вот Оксанка мечется, мотая мутной рожей,