— Думаешь, Вагнер имел право избавиться от Мелиссы? Я помню, что он очень любил ее…
— Ну, а он не помнит. И да, каждый имеет право менять свою жизнь, как ему захочется, — парень наконец обнаружил пульт, но внезапно потерял к нему интерес. — Да и не факт, что это был Вагнер. Глядя на происходящее, кто угодно из Икс-менов мог решить во что бы то ни стало расстроить его отношения с будущей матерью Мелиссы во благо всего населения планеты.
Телевизор моргнул, и на экране появились герои какого-то комедийного сериала. Девушка смотрела на отражение экрана в окне и не сразу заметила слезу, медленно стекающую по щеке.
«Убрать сопли, солдат!» — громыхнуло в голове, и она послушно смахнула соленую каплю.
Сегодня ей было как никогда плевать на благо планеты.
Курт не слишком любил излишества, и его комната на взгляд любого другого студента академии или даже Икс-мена была… пустовата. На стенах не висели картины или плакаты, на письменном столе не громоздились сувениры, и шкаф являл собой образец спартанского порядка.
Но вернувшись в комнату после, казалось, бесконечно долгого пребывания в лазарете, Курт обнаружил вещи, которых он сам здесь не оставлял. На кровати лежала куртка, которой он укрыл Мелиссу за день до того, как она покинула Академию, чтобы никогда больше не вернуться. На лампе у кровати висел крестик, точно такой же, как у него, оставленный там явно для того, чтобы его заметили. Мелисса заходила сюда перед отлетом, чтобы вернуть все долги и заодно показать, что ни в чем, полученном от отца, она не нуждается. Включая даже жизнь.
Что он мог сказать ей, маленькой, что привело к такому финалу? Или, наоборот, чего не сказал? Какую истину он извратил так, что девочка в конце концов выбрала такой путь?
Бесполезно думать об ошибках, которых еще не совершил и теперь уже не придется…
Ночной Змей слегка тронул крестик Мелиссы, и тот закачался под лампой, отбрасывая крошечные блики. Курт уже успел поверить в то, что у него есть семья. Или что она непременно будет. В сжавшейся под этой курткой девушке, тогда, в подземелье, он хотел видеть хотя бы обещание, что когда-нибудь наступит день, когда он больше не будет одинок. А теперь…
Раздался настойчивый стук в окно. Курт вздрогнул и обернулся: за окном парила Шельма, она как-то криво улыбалась и неуклюже махала рукой. Вагнер встал и открыл ей окно, девушка тут же устроилась на подоконнике, перекинув через него длинные ноги.
— Люди обычно входят через дверь, — заметил он, укоризненно глядя на гостью.
— Странные убеждения для того, кто сам ходит по потолку, — попыталась пошутить она, но через секунду напускная улыбка погасла, и Шельма добавила уже серьезно: — Постучи я в дверь, ты бы сделал вид, что тебя нет.
Вид у нее был какой-то заранее виноватый, словно она собиралась попросить денег в долг, но не знала, как начать. И это настораживало. Денег у Курта отродясь в больших количествах не водилось, а что еще могло Шельме от него понадобиться, он даже подумать боялся.
— Мне нужно кое-что тебе сказать…
После этой фразы любому парню независимо от национальности, вероисповедания и цвета кожи становится слегка не по себе. Вагнер исключением не был, но виду старался не подавать. Шельма тем временем собралась с духом:
— Слушай, я знаю, у тебя не было никаких таких планов… И ты вообще не очень меня любишь… Ну, по крайней мере, мне так показалось… Господи, что за чушь я несу?.. — Шельма чувствовала себя до крайности неуютно. Ее обычные шаблоны речи не подходили для того, что она собиралась попросить. Здесь не было места словам «сладенький» или «милый», которыми она обычно так беззаботно разбрасывалась, не было места даже обычной мимике — всем этим ослепительным улыбкам и томным взглядам, а без них она чувствовала себя не в своей тарелке. — В общем, мне в последнее время хреново. И не просто хреново, а по десятибалльной шкале на все пятьдесят… И тебе, похоже, тоже как-то не очень…
— И? — с подозрением спросил Курт.
— И мне катастрофически нужен брат. Просто позарез необходим, — видимо, проследив за траекторией его челюсти, она затараторила еще быстрее и сбивчивее прежнего: — Нет, если ты откажешься, ничего такого не произойдет, я не обижусь. Просто я хотя бы буду знать, что надеяться не на что и… не буду ждать от тебя ничего… в таком духе. Черт, я пыталась наладить отношения раньше, но теперь, клянусь, у меня нет ни времени, ни сил на расшаркивания. Если хочешь быть моим братом, просто… просто будь им, — не зная, что еще сказать, она добавила: — Пожалуйста.
— О, Боже! — Курт закрыл глаза ладонью и засмеялся. Чего он только за эти пять минут не передумал! Каких только стратегий к отступлению не насочинял!
Шельма поджала губы, взялась за раму и встала с места. Она так и покинула бы его комнату, оскорбленная в лучших чувствах, но Ночной Змей успел схватить ее за куртку.
— Нет, стой! Стой! — он все еще посмеивался, но Шельма не различила в его глазах ни намека на сарказм, только веселые золотые искры. — Я согласен, что нужно делать?
— Не знаю… — она пожала плечами и снова уселась на место. — Поговорить со мной для начала?
— Хорошо, ты первая.
— Хм… — Шельма на секунду задумалась. — Как дела?
— Как дела? — переспросил Курт и посмотрел на крестик, все еще тихо покачивающийся на лампе. Он мог бы использовать дежурную отговорку «Все нормально», но подобные фразы предназначались для посторонних людей, а Шельма уже не была посторонней. Она была его сестрой, членом семьи, о которой он так мечтал. — Ужасно. А у тебя?
— Примерно так же. Плюс-минус одна несчастная любовь…
Небольшая придорожная забегаловка стояла впритык к трассе, будто случайно оставленная деталь от старого фильма. Вывеска над входом — красно-белая, с облупившимися буквами “MEL’S DINER”, — чуть покачивалась на ветру. Изнутри доносился запах поджаренного мяса, картошки фри и чего-то сладкого.
Внутри — ряды кожаных облупившихся диванчиков, у стены старый джубокс, упрямо не работающий годов, должно быть, с восьмидесятых. Стены украшены чёрно-белыми фотографиями — Элвис, Мэрилин, а между ними — пожелтевшие вырезки из газет. За стойкой в форме подковы стоял мужчина в заляпанном красном фартуке, с карандашом за ухом и усталой, но доброй улыбкой.
Посетители — дальнобойщик с термосом, парочка подростков с молочными коктейлями, и старик у окна, задумчиво разглядывающий проносящиеся фуры, обратили мало внимания на двух женщин, появившихся словно из неоткуда.
Обе были худощавы и на вид сильно измучены, будто им пришлось преодолеть несколько миль пешком. Та, что помоложе, одета в странный форменный костюм, другая, навскидку лет сорока-сорока пяти, в потрепанные джинсы и куртку, и то и другое, казалось, было ей слегка велико. Очень схожее телосложение, черты лица и что-то в неуловимо похожих движениях выдавало в них близких родственниц. Девушка подошла к стойке, чтобы заказать какой-нибудь еды, а усталая женщина устроилась за столиком у окна.
— Еще двадцать центов, мисс, — нахмурился хозяин заведения, заметив ярко-желтые глаза посетительницы. Впрочем, в этот ранний час в закусочной было пустовато, и он решил не поднимать скандала, тем более, что гости собирались просто заплатить и поесть и вовсе не выглядели враждебно. Девушка пошарила по карманам, но ничего не нашла. Тогда он предложил: — Спросите у своей матери.
Лицо девушки вдруг побледнело, но прежде, чем она успела что-то ответить, женщина подошла к стойке, выложила требуемую сумму, широко улыбнулась и сказала:
— Я ее сестра.
— Простите, мэм, — буркнул он и, собрав деньги, отправился к окошку кухни, чтобы передать заказ.
— Ничего, — беззлобно бросила ему в спину женщина, — многие путают.
Когда обе оказались за столиком, Мелисса заговорила первой:
— У меня к тебе только один вопрос: какого черта… ты… и все это? — от волнения она не могла подобрать слов и сильно размахивала руками, вид у нее был по меньшей мере ошарашенный.
За секунду до того, как она успела выстрелить в Морриган, об пол вдруг звякнула и закрутилась граната. Оказалось, она всего-навсего газовая, но об этом Мелисса догадалась уже позже, когда пришла в себя от тяжелого химического сна где-то посреди пустыни Оклахома один на один с женщиной, похожей на нее как две капли воды, но только, кажется, на целую жизнь старше.
— Хороший вопрос. Главное, конкретный, — усмехнулась женщина и сняла очки.
Мелисса увидела свои собственные глаза, только старше на двадцать лет, а улыбка ее собеседницы, точно такая же, какую она видела в зеркале, была опутана сетью только начинающих появляться мелких морщинок.
— У меня снова билет в один конец. Я могу и не прожить еще двадцать лет, ожидая шанс исправить собственные ошибки, так что устраивайся поудобнее, у меня есть что тебе рассказать.
Глава 23
Официантка, старательно скрывающая зевоту, поставила перед каждой поднос с едой, мутантки синхронно отвернулись к окну, но та даже не заметила, что они чем-то отличаются от обычных людей.
— Мы выиграли войну, — констатировала женщина, как только официантка отошла на достаточное расстояние от них.
— Выиграли? — выдохнула Мелисса.
— Да. Из-за того, что базы “оружия” были разрушены, люди утратили технологическое преимущество. "Мутантская угроза" стала более, чем очевидна и они были вынуждены вступить в войну неподготовленными. У Чарльза больше не осталось причин сторониться Братства Мутантов, ведь самое страшное по его мнению уже произошло — началась война за выживание. Магнето привел нас к победе, но… — она вздохнула, потянулась было к еде, но передумала. — Но мутантократия — еще более гнусный режим, чем тот, что евреи повидали в начале сороковых. Старика хватил удар, когда он наконец понял, что сам стал тем, кого больше всего ненавидел, — смотрителем огромного концлагеря на полтора миллиарда персон. Только тогда я поняла, что идея "мирного сосуществования" — не вариант для слабаков, как мы все думали, а единственный шанс для нас всех остаться людьми. Жаль, что мне потребовалось для этого так много времени…