Серпентин объяснил, что заранее вылетел на утес, потому что разбирался в здешнем оборудовании и исследованиях, знал землян лучше других и обладал кое-каким иммунитетом, что позволяло ему выполнять роль посредника между гостями и приставленным к ним медперсоналом. Объяснения выслушали мистер Дюжи, мистер Коттедж, лорд Барралонга и мистер Хамлоу. Остальные земляне стояли небольшими группами рядом с аэропланом, из которого вышли, и с явным неодобрением осматривали вершину утеса с развалинами замка, жалкий кустарник на унылом плоскогорье и грозные скалы гигантских каньонов по соседству.
Мистер Айдакот отошел на самый край глубокого каньона и стоял с заложенными за спину руками в позе Наполеона, погрузившись в раздумья и глядя вниз в темную бездну, куда никогда не проникали солнечные лучи. В воздухе трепетал шум невидимой горной реки, то громкий, то едва слышный.
Мисс Грита Грей неожиданно извлекла фотоаппарат «Кодак». Она вспомнила о нем, когда собирала вещи перед полетом, и теперь сделала снимок всей группы.
Кедр предложил объяснить метод лечения, которого собирался придерживаться. Лорд Барралонга крикнул «Руперт!», чтобы вернуть мистера Айдакота в группу слушателей, собравшуюся вокруг Кедра.
Кедр говорил так же четко и немногословно, как это раньше делал Грунт. Совершенно очевидно, сказал он, что земляне являются переносчиками различных инфекционных микроорганизмов, которые у землян подавлены антителами, но от которых утопийцы не имеют защиты. Жителям Утопии оставалось только надеяться, что со временем, после мучительной, катастрофической эпидемии, они тоже приобретут иммунитет. Единственный способ избежать вымирания всей планеты – это, во‑первых, собрать всех заразившихся, что уже делается в Месте совещаний, превращенном в огромную больницу, и, во‑вторых, поместить землян в полную изоляцию, пока у них в организме не исчезнут последние следы инфекции. Кедр признал, что такое отношение мало напоминает гостеприимство, но у них просто нет другого выхода, кроме как поместить землян в разреженный, сухой воздух высокогорья, пока не будет найден способ полностью очистить их от болезнетворных микробов и вирусов. Если утопийцы преуспеют, то земляне снова получат в Утопии полную свободу передвижения.
– А если не преуспеют? – резко спросил мистер Айдакот.
– Мы надеемся на успех.
– Но что будет, если у вас не получится?
Кедр улыбнулся Серпентину.
– Физики возобновили исследования, которые вели Садд и Прудди. Еще немного, и мы сможем повторить их эксперимент, а потом воспроизвести его в обратном порядке.
– На нас как на подопытных кроликах?
– Сначала мы убедимся, что вы безопасно прибудете по назначению.
– То есть, – сказал мистер Соппли, присоединившийся к кругу слушателей, – вы отправите нас назад?
– Если мы не сможем вас здесь содержать, – с улыбкой ответил Кедр.
– Заманчивая перспектива! – недовольно буркнул мистер Соппли. – Нас выстрелят в пространство, как ядро из пушки. В порядке эксперимента.
– Позвольте спросить, – раздался голос отца Камертонга, – какова природа нашего лечения, этого, так сказать, лабораторного опыта, в котором мы должны сыграть роль мышей? Какая-нибудь вакцинация?
– Уколы, – пояснил мистер Коттедж.
– Я пока еще не решил, – признался Кедр. – Эта проблема подняла вопросы, забытые в нашем мире много столетий назад.
– Могу сразу заявить, что я убежденный противник вакцинации, – сказал отец Камертонг. – Абсолютный противник. Вакцины – издевательство над природой. И если у меня еще были какие-то сомнения, когда я попал в этот… этот мир порока, то теперь они исчезли. До конца исчезли! Если бы Богу было угодно, чтобы мы имели в своем организме все эти сыворотки и ферменты, он предусмотрел бы более естественные и достойные средства их введения, чем шприц.
Кедр не стал спорить, а напротив, еще раз извинился: на время он вынужден просить землян не выходить за определенные пределы, не покидать утес и склон под ним, а также скалы у подножия гор. Кроме того, им не могут, как прежде, выделить в помощь молодых людей: им придется самим готовить и заботиться о себе. На вершине холма для этого есть все необходимое. Серпентин объяснит, как пользоваться принадлежностями. Провизии хватит на всех.
– То есть нас оставляют здесь одних? – уточнил мистер Айдакот.
– На некоторое время. Когда мы немного разберемся с проблемами, мы вернемся и расскажем, как намерены поступить.
– Отлично, – сказал мистер Айдакот. – Просто отлично.
– Зря я отправила свою горничную поездом, – сказала леди Стелла.
– У меня остался последний чистый воротничок, – скорчив шутливую гримасу, объявил мистер Дюпон. – Выходные у лорда Барралонги получились на славу.
Лорд Барралонга вдруг повернулся к шоферу.
– Мне кажется, Геккон – прирожденный повар.
– А что, я не прочь попробовать, – отозвался тот. – Чего я только не делал в своей жизни. Даже машину с паровым двигателем водил.
– Человека, способного управиться с такой штуковиной, ничто не остановит! – воскликнул Хек, едва сдерживая переполнявшие его чувства. – Я согласен стать на время подручным мистера Геккона. Моя карьера началась в буфетной, и я этого не стесняюсь.
– Если только этот джентльмен соизволит показать нам свои штучки, – сказал Геккон, указывая на Серпентина.
– Вот-вот, – поддакнул Хек.
– И если все мы не будем слишком привередничать, – храбро добавила мисс Грита Грей.
– Мне кажется, мы не пропадем, – сказал мистер Дюжи Кедру. – Если первое время вы не откажете нам в советах и помощи.
Кедр и Серпентин оставались с землянами на карантинном утесе почти до самого вечера. Они помогли приготовить ужин и накрыли столы во дворе замка. Перед отъездом оба пообещали вернуться на следующий день. Земляне проводили взглядом взмывшие в небеса аэропланы.
Мистер Коттедж неожиданно для себя обнаружил, что расстроен их отъездом. У него созрело предчувствие, что земляне замышляют какое-то лихо и что их ничто больше не остановит в отсутствие хозяев. Мистер Коттедж помог леди Стелле приготовить омлет. После того как омлет подали на стол, ему пришлось отнести на кухню блюдо и сковородку, поэтому он сел за стол последним. Лихо, которого он опасался, уже заявило о себе.
Мистер Айдакот успел закончить ужин и, поставив ногу на скамью, обращался к остальным спутникам с речью:
– Я вас спрашиваю, леди и джентльмены: разве не виден в нашей одиссее почерк судьбы? Этот замок не случайно был в древности крепостью. И теперь он снова превратился в крепость. Да-с, в крепость… нашей одиссеи, которая затмит жалкие потуги на величие Кортеса и Писарро.
– Мой дорогой Руперт! – воскликнул мистер Дюжи. – Что вам взбрело в голову на этот раз?
Мистер Айдакот театрально помахал в воздухе двумя пальцами.
– Покорение планеты!
– Боже праведный! Вы в своем уме?
– Не меньше, чем Роберт Клайв или султан Бабур, идущий приступом на Панипат.
– Вы на многое замахиваетесь, – заметил мистер Хамлоу таким тоном, словно уже обдумал этот вариант событий, – однако я готов вас выслушать. Особого выбора, как я понимаю, нет: нас выскоблят снаружи и изнутри и отфутболят обратно в наш мир, невзирая на риск, что мы можем врезаться на лету в какое-нибудь твердое препятствие. Говорите, мистер Айдакот.
– Да, говорите, – поддержал его лорд Барралонга, тоже, очевидно, уже принявший решение. – Я признаю, что это азартная игра. Но в жизни бывают ситуации, когда приходится идти ва-банк, чтобы тебя не обставили. Я целиком и полностью за решительные действия.
– Разумеется, азартная, – согласился мистер Айдакот. – И все же на этом узком пятачке площадью в квадратную милю или около того, сэр, должна решиться судьба двух вселенных. Сейчас не время малодушничать и безвольно осторожничать. Стремительный замысел, затем – стремительные действия…
– Как увлекательно! – пропела мисс Грита Грей, сцепив руки на коленях и одарив лучезарной улыбкой мистера Соппли.
– Эти люди, – вмешался мистер Коттедж, – опережают нас на три тысячи лет. Мы похожи на кучку готтентотов, строящих планы по захвату Лондона в повозке балаганщика на Эрлс-Корт.
Мистер Айдакот, уперев руки в бока, повернулся к мистеру Коттеджу с выражением полнейшего благодушия.
– Они старше нас на три тысячи лет – да! Но опережают ли они нас на три тысячи лет? Нет! То-то и оно. Вы говорите, что эти люди сверхчеловеки. Да-с, сверхчеловеки… Я же говорю, что они вырожденцы. Выслушайте, почему я так считаю, несмотря на их красоту, значительные материальные и интеллектуальные достижения и так далее. Идеальный народ, должен я признать… Ну и что с того? Я утверждаю, что они достигли пика и миновали его, продолжая двигаться по инерции, они потеряли не только сопротивляемость болезням – мы еще увидим, как они все больше будут слабеть, – но и способность реагировать на неординарные, внезапные угрозы. Они мягкотелы. Слишком мягкотелы. Они беспомощны, не знают, что предпринять. Взять хотя бы отца Камертонга. Он грубейшим образом нарушил ход первой встречи. (Да-да, отец Камертонг, и вы сами это знаете. Я вас не виню. Вы чувствительны в вопросах морали, и у вас были причины возмущаться.) Ему погрозили пальчиком – так старая немощная бабка грозит внуку-сорванцу. С ним что-то там собирались сделать. Разве они что-то сделали?
– Ко мне приходили мужчина и женщина, проводили беседу, – сообщил отец Камертонг.
– А вы что?
– Я их изобличил. Возвысил голос и изобличил.
– И что они на это ответили?
– Да что они способны ответить?
– А ведь мы все полагали, что отца Камертонга ожидает нечто ужасное. Ладно, возьмем более серьезный случай. Наш друг лорд Барралонга сломя голову несся на своей машине и насмерть сбил человека. Да-с. Даже у нас дома у него могли отобрать разрешение на машину, а водителя оштрафовать. А здесь?.. Чуть-чуть пожурили. А почему? А потому что они не знают, что им говорить или делать. И вот нас привезли сюда и попросили сидеть тихо, пока они не вернутся, чтобы устроить над нами опыты, вколоть какую-нибудь дрянь и не знаю, что еще. Если мы подчинимся, сэр, если мы им подчинимся, то потеряем одно из величайших преимуществ перед этими людьми – нашу способность передавать болезнь другим и в то же время сопротивляться ей, а еще нашу способность проявлять инициативу, которая, вполне вероятно, связана с той самой физической стойк