Утес был видим еще целое мгновение.
Флаг отчаянно дернулся и слетел с флагштока. С мистера Дюжи сорвало шляпу. Мистер Айдакот, чья фигура наполовину возвышалась над парапетом, боролся с полами сюртука, облепившими его голову. В этот момент замок повернулся на нижнем основании утеса вокруг своей оси, как будто невидимый великан схватил одну десятую часть мыса и крутнул ее в другую сторону, и… исчез.
Вместо него в воздухе повисло гигантское облако пыли. Водные потоки в ущельях встали на дыбы высокими фонтанами и разлетелись мелкими брызгами. Мистер Коттедж чуть не оглох от страшного грохота. Взрывная волна подняла и отбросила его на десяток ярдов, швырнув на землю и осыпав градом пыли и камней пополам с водой. Он был оглушен и сильно ушибся.
– О господи! – воскликнул он. – О господи!
Мистер Коттедж с трудом поднялся на колени, превозмогая приступ тошноты.
Его взгляд упал на аккуратно срезанную вершину карантинного утеса, напоминавшую головку сыра, от которой остро заточенным ножом отсекли макушку. Усталость и изнеможение, наконец, взяли верх, мистер Коттедж лег ничком и отключился.
Книга третьяНеофит в Утопии
Глава 1Мирные холмы за рекой
«Бог создал больше вселенных, чем количество всех страниц всех книг во всех библиотеках Земли. Человеку дана бесконечная возможность познания нового и роста в мириадах Божьих миров».
Мистеру Коттеджу казалось, что он проплывает от звезды к звезде, с одного плана на другой, через нескончаемое многообразие чудес мироздания. Он перешагнул границы бытия, бесконечно долго плавно спускался по отвесным стенам бездонных обрывов, переходил из вечности в вечность вместе с потоком, состоящим из бесчисленных крохотных звезд. Появилось небо с аккуратными облаками, согретое лучами предвечернего солнца, гряда пологих холмов с золоченой травой на макушках, с темно-лиловыми пятнами лесов, зарослями и бледно-желтыми островками молодой кукурузы на склонах. Там и сям виднелись здания с куполами, террасы, цветущие сады, маленькие виллы и большие сверкающие водоемы.
Очень много деревьев, похожих на эвкалипты, но с гораздо более темной листвой, росло на склоне чуть ниже его, а также вокруг и выше. Ландшафт спускался к необъятно широкой долине со сверкающей лентой реки, описывающей полукруги излучин и теряющейся в вечерней дымке.
Легкое движение побудило его скосить глаза – рядом сидела Лихнис. Женщина с улыбкой приложила палец к губам. Ему захотелось что-нибудь сказать ей, он вяло улыбнулся и пошевелил головой. Лихнис поднялась и скользнула мимо изголовья дивана. Мистер Коттедж был слишком слаб и рассеян, чтобы поднять голову и проследить, куда она идет, однако успел заметить, что Лихнис сидела за белым столом с ярко-голубыми цветами в серебряной вазе. Взгляд зацепился за яркую окраску цветов, и мистер Коттедж сосредоточил на них первый проблеск интереса.
Он тщился понять, действительно ли краски в мире Утопии были ярче земных или в местном воздухе содержались какие-то вещества, ускорявшие и обострявшие восприятие цвета.
За столом были видны белые колонны лоджии. Снаружи в комнату проникала ветвь похожего на эвкалипт дерева с листьями цвета закопченной бронзы.
А еще играла музыка. Ручеек звуков, то капающих, то журчащих, неприметный поток маленьких чистых нот плескался на обочине сознания, подобно мелодии Дебюсси из страны фей.
Блаженный покой…
Мистер Коттедж очнулся в очередной раз, напряг память.
Его сбило с ног и оглушило что-то огромное и мощное. Что именно в памяти не отложилось.
Потом вокруг него собрались какие-то люди и что-то о нем говорили. Он запомнил только их ноги: видимо, лежал ничком, уткнувшись лицом в землю. Его перевернули на спину, и его ослепил свет восходящего солнца.
Две ласковые богини напоили его у подножия высоких скал бодрящим эликсиром. Какая-то женщина несла его на руках, как ребенка. Дальше следовали туманные, бессвязные воспоминания о длинном пути, долгом полете по воздуху. И еще образ какого-то сложного механизма, не вяжущийся ни с чем остальным. Некоторое время сознание поддерживало этот образ, пытаясь найти ответ, но утомилось, позволило ему уплыть прочь. Чьи-то голоса, боль от укола шприца, газ, который невозможно было не вдохнуть. Потом он спал и периодически видел сны.
Что это было за ущелье? Как он сюда попал?
Зеленая вспышка. Утопийцы с трудом тянут толстый кабель. И вдруг – резко и отчетливо – вид мыса с карантинным утесом, упирающимся в яркое-голубое небо. Вершина утеса вместе с трепещущим флагом и расхристанными фигурками людей со скрипом медленно и уверенно разворачивается, как выходящее из дока судно, увозящее корабельные вымпелы и пассажиров в неведомые дали. Мистер Коттедж вспомнил свое невероятное приключение, вспомнил все, до последней диковинной подробности.
Он с вопросительным выражением приподнялся на кровати. Немедленно вернулась Лихнис, присела на постель, взбила подушки за его спиной и посоветовала лечь обратно. Она сообщила, что от болезни его вылечили и он больше не заразен, но пока еще не набрался сил. «От какой еще болезни?» В уме всплыли дополнительные подробности недавнего прошлого.
– Началась эпидемия, – вспомнил мистер Коттедж. – Целый коктейль из наших земных инфекций.
Лихнис ободряюще улыбнулась. Эпидемия уже закончилась. Наука и организованность Утопии вступили в борьбу и преодолели угрозу. Правда, Лихнис не имела отношения к профилактике и гигиене, так быстро положившим конец амбициозным намерениям микробов. Она ухаживала за больными. В сознании мистера Коттеджа возникла смутная догадка, что Лихнис была не очень рада быстрому окончанию работы в роли сестры милосердия. Он посмотрел в ее прекрасные добрые глаза и увидел в них ласковую заботу. Конечно, женщина огорчалась не потому, что Утопия избавилась от болезней: такого от нее нельзя было ожидать. Лихнис просто была опечалена, что больше не могла жертвовать собой ради других, и была рада, что хотя бы он пока еще нуждался в ее внимании.
– Что произошло с людьми на утесе? – спросил мистер Коттедж. – С другими землянами?
Лихнис не знала, но предположила, что их отправили за пределы Утопии.
– Назад на Землю?
Вряд ли их отправили на Землю, рассудила она. Скорее всего в другую вселенную. Но куда именно, ей было неведомо. Лихнис была одной из тех, кого природа не наградила страстью к математике, физике, химии и мудреным теориям о существовании других измерений, увлекавшим ее соотечественников. Эти предметы не входили в круг ее интересов. Она предположила, что верхушку карантинного утеса целиком выбросило из вселенной Утопии в другую вселенную. В последнее время многие заинтересовались экспериментами с неисследованными измерениями, в которые могут проникать явления физического мира, однако ее лично такие вещи только пугали. Разум Лихнис отшатывался от них, как путник отшатывается от края пропасти. Ей не хотелось задумываться над тем, куда могли попасть земляне, в какие пространства их забросило, какую бесконечность они увидят или станут ее пленниками. Мысли об этом разверзали черную бездну у нее под ногами, тогда как раньше она полагала, что твердо стоит на земле и ей ничто не угрожает. В Утопии она считалась консерватором. Лихнис любила жизнь в ее естественном виде, такой, какой она всегда была, поэтому, узнав, что мистер Коттедж избежал участи остальных землян, она предложила взять на себя заботу о нем. Ее мало занимало, что конкретно произошло с землянами. Она отгоняла такие мысли прочь.
– Но где они сейчас? Куда они попали?
Лихнис не знала.
Запинаясь и путаясь, сиделка поделилась с мистером Коттеджем своими собственными нелестными соображениями о новых изобретениях, распаливших воображение ее сограждан. Критическим моментом был эксперимент Садда и Прудди, по вине которого земляне попали в Утопию. Он стал первой брешью, пробитой в доселе непреодолимом барьере, удерживавшем их Вселенную в плену трех измерений. Вот что разверзло бездну, которая ее так пугала. Эксперимент распахнул ворота для новых исследований по всей Утопии. Хитроумное сочетание теории и дедукции принесло первые практические результаты. Слова Лихнис вернули мысли мистера Коттеджа к более скромным научным открытиям на Земле: Франклину, поймавшему молнию с помощью воздушного змея, и Гальвани с его мертвыми лягушками, дрыгающими лапками. Оба ученых помогли разгадать загадку, поставившую электричество на службу людям. Однако существенные изменения электричество внесло в жизнь человека только через полтора столетия: слишком мало было на Земле творческих умов, слишком застойным, неповоротливым и злым был мир. В Утопии любое новое открытие вызывало пожар в умах. Теперь многообещающую тему исследований Садда и Прудди продолжали сотни тысяч экспериментаторов, поддерживавших между собой свободный обмен идеями и сотрудничество. Утопийцы каждый день и каждый час открывали для себя все новые фантастические возможности межпространственных контактов.
Мистер Коттедж потер голову и глаза обеими руками, лег на подушки и, щурясь, стал смотреть на широкую долину внизу, которую заходящее солнце постепенно наполняло золотистым светом. Он ощущал себя внутри этой сверкающей сферы умиротворенности в абсолютной безопасности. Эффект безмерного покоя был, разумеется, самообманом: вечернее затишье состояло из миллиардов спешащих и сталкивающихся атомов.
Покой и неподвижность, которые были ведомы человеку в прошлом и будут ведомы в будущем, не что иное, как гладкая поверхность потока, несущегося с невероятной скоростью от порога к порогу. Когда-то люди считали, что холмы существуют вечно. Сегодня даже школьнику известно, что холмы и горы постепенно разрушаются под воздействием холода, ветра и дождя, сползая в море день за днем, час за часом. В прошлом люди называли Землю твердыней, считали ее вечной, незыблемой опорой под ногами. Ныне они знают, что Земля вращается в космосе, крутясь, влекомая слепой силой, вокруг Солнца, как щепка в водовороте, и окружена целой армадой кочующих, подобно овечьей отаре, звезд. Этот добротный занавес видимости, тихое, умиротворенное сияние заката и величественный задник утыканного звездами пространства, прячущийся за голубизной неба, – все это скоро тоже проткнут и разорвут в клочья.