Ребенок покидал сад, где рос, и начинал знакомиться с образом жизни во внешнем мире только на десятый-одиннадцатый год жизни. До этого дети в основном находились на попечении нянь и учителей, но впоследствии родители начинали играть в жизни ребенка более важную роль, чем на ранних этапах. Все родители проводят много времени с ребенком в младенчестве, но если земные родители обычно отдалялись от детей, когда те поступали в школу или начинали изучать ремесло, утопийцы, наоборот, становились ближе к детям. В Утопии полагали, что между характером ребенка и родителей существует симпатическая связь. Дети искали дружбы и общества родителей, а родители, фактически не имея на сына или дочь никаких прав, естественным образом брали на себя роль защитника, советчика и участливого друга. Это почти полное отсутствие родительской власти над ребенком делало дружбу только искреннее и теснее, на пользу ей шло и то, что местные родители на протяжении многих веков были моложе телом и духом своих земных собратьев. Хрусталик, по-видимому, очень любил мать. Он также гордился отцом, чудесным художником и декоратором, однако главное место в сердце мальчика занимала все-таки мама.
Во время второй совместной прогулки Хрусталик сказал, что ему нужно связаться с матерью, и показал мистеру Коттеджу устройство, с помощью которого в Утопии передавали сообщения. Хрусталик захватил с собой пучок проводков и тонких стержней, подошел к колонне, стоявшей посреди луга, размотал свое устройство (оно приняло форму рамки, как в процессе игры в «ниточки») и постучал ключом, висевшим у него на шее на тонкой золотой цепочке, по небольшой кнопке на колонне. Затем взял приемное устройство аппарата и что-то громко сказал в него. Ему вскоре ответили: приятный женский голос некоторое время что-то быстро говорил Хрусталику, он в основном слушал молча, лишь временами вставляя короткую реплику.
Как выяснил мистер Коттедж, это устройство заменяло утопийцам письмо и телефон. В Утопии люди, если только не договорились заранее, никогда не вызывали друг друга звонком. Сообщения отправляли на станцию того района, где находился получатель, там они ждали, пока получатель не постучит по кнопке, чтобы их прослушать. Если сообщение требовалось повторить, это легко было сделать. Получатель мог наговорить столько сообщений для отправителя, сколько захочет. Передача осуществлялась без проводов. Небольшие колонны поставляли электроэнергию для доставки сообщений и любых других нужд. Например, садовники запитывали от них свои газонокосилки, канавокопатели, электрограбли и катки.
Хрусталик указал на станцию в дальнем конце долины, где сообщения собирали и рассылали адресатам. Станцию обслуживали всего несколько человек, почти вся связь осуществлялась автоматически. Сообщение можно было отправить и получить в любой точке планеты.
Это вызвало у мистера Коттеджа целый поток вопросов.
Он впервые понял, что местная система доставки сообщений позволяла точно определить, где каждый утопиец находится в данный момент времени. В Утопии вели полный учет всех обитателей и районов, в которых они находились. У каждого жителя имелся свой индекс и личная запись.
Мистер Коттедж, привыкший к неуклюжести и нечистоплотности земных правительств, слегка встревожился:
– На Земле это предоставило бы бесчисленные возможности для шантажа и деспотизма. Любой мог бы стать объектом слежки. У нас в Скотленд-Ярде есть один тип. Если бы он попал на работу в ваш центр связи, жизнь в Утопии через неделю сделалась бы невыносимой. Вы себе представить не можете, какой это вредитель.
Мистеру Коттеджу пришлось объяснить, что такое шантаж. Хрусталик сказал, что в далеком прошлом такое случалось и в Утопии. Как и на Земле, в Утопии некогда существовала такая же склонность к злоупотреблению знаниями и властью в ущерб согражданам и такое же нежелание граждан раскрывать подробности личной жизни. В каменном веке утопийцы держали свои настоящие имена в тайне и отзывались только на клички, потому что боялись черной магии.
– Некоторые туземцы на Земле до сих пор так поступают, – подтвердил мистер Коттедж.
Утопийцы очень не скоро начали доверять врачам и дантистам, и прошло еще больше времени, прежде чем врачи и дантисты стали действительно оправдывать доверие. Основные формы злоупотребления доверием, делавшие организацию современного общества невозможной, были окончательно преодолены только через добрых два десятка столетий.
Каждый юный утопиец был обязан запомнить пять принципов свободы, без соблюдения которых общество не могло считаться цивилизованным. Первый принцип – это неприкосновенность личной жизни. Все личные данные гражданина, доверенные им государственной организации, сохраняются в тайне и могут использоваться только для блага гражданина и с его разрешения. Разумеется, все эти сведения доступны для статистики, но не в форме данных об отдельном человеке. Второй принцип – это свобода передвижения. Гражданин, выполнивший свои обязательства перед обществом, свободен переехать в любую точку на планете Утопия, ни у кого не спрашивая разрешения и никого не предупреждая. Все средства транспорта предоставляются ему без каких-либо ограничений. Любой утопиец по желанию имеет право сменить свое окружение, климат и общественную среду. Третий принцип – это неограниченность доступа к информации. Все накопленные в Утопии знания, за исключением фактов личной жизни ныне живущих граждан, записываются и находятся в свободном доступе в виде каталогов библиотек, музеев и справочных бюро. Какие бы сведения ни интересовали жителей Утопии, они могут найти их в абсолютно ясной и точной форме, насколько это позволяют сделать их собственная тяга к знаниям и усердие. От граждан ничего не утаивают и ничего не представляют им в искаженном виде. Из этого вытекал четвертый принцип: ложь – тягчайшее из преступлений.
Хрусталик определял ложь очень широко: ложью является любое искажение фактов, а также их умолчание.
– Там, где существует ложь, не может быть свободы.
Мистер Коттедж глубоко проникся силой этой мысли. Она одновременно казалась ему очень свежей и давно подсознательно знакомой. Разница между Землей и Утопией наполовину заключалась в том, подтвердил он, что земная атмосфера была насквозь пропитана ложью и обманом.
– Если задуматься… – начал он и принялся объяснять Хрусталику различные проявления фальши на Земле. Наибольшая часть основополагающих предпосылок земных отношений была по-прежнему фальшива: лживые теории о необходимости и неизбежности существования флагов и национальных границ, изворотливая апологетика монархической власти, незаслуженные ученые звания официальной науки, религиозные и моральные догмы и лицемерие. Человеку приходилось жить в этом вертепе, быть его частью. Эти оголтелые фикции сковывали людей, облагали их податями, мучили и, в конце концов, убивали.
– Ложь – главное из преступлений. Как это просто! Как это правильно и логично! Этот постулат – самое существенное отличие планеты-государства от всех государств, существовавших до него.
Оттолкнувшись от этой мысли, мистер Коттедж разразился длинной тирадой, обличавшей сокрытие и фальсификацию информации земными газетами.
Он принимал этот вопрос очень близко к сердцу. Лондонские газеты перестали быть беспристрастным источником новостей. Они занимались умолчаниями, искажениями и подтасовками. Превратились в орудие пропаганды. В грязное орудие! «Природа», надо сказать, идеально точный и подробный журнал в своей области, но он всего лишь научное издание и не публикует текущих новостей. «Пресса» – единственная газета, заслуживающая названия «соль общественной жизни», но и эта соль стала пресной на вкус.
Бедняга ораторствовал, словно вновь сидел за завтраком в Сиденхеме, раздосадованный глупостью утренних газет.
– Когда-то Утопию тоже так корчило, – утешил его Хрусталик. – Но у нас есть пословица: «Правда возвращается туда, где однажды гостила». Не следует так огорчаться. Когда-нибудь и ваша пресса очистится.
– А как у вас относятся к газетам и критике? – спросил мистер Коттедж.
Хрусталик объяснил, что в Утопии новости и дискуссии четко разграничены. Вон те здания – он указал какие – используются как читальни. Люди приходят туда, чтобы узнать новости. В эти центры стекаются репортажи обо всем, что происходит на планете, о находках, открытиях, свершениях. Репортажи создаются по мере надобности, в Утопии нет рекламных договоров и предписанного объема ежедневных новостей. Некоторое время было много удивительных, подробных репортажей о землянах, однако он не читал новостей уже много дней, потому что происшествие с землянами пробудило в нем интерес к истории. Постоянно публикуются сведения о будоражащих воображение свежих научных открытиях. Интерес и восторг публики часто вызывают сообщения о каких-нибудь грандиозных научных проектах. Много писали о работе Садда и Прудди, связанной с другим измерением, которая стоила им жизни. В Утопии есть обычай публиковать историю свершений недавно умершего человека. Хрусталик пообещал сводить мистера Коттеджа в одну из читален и позабавить чтением вслух кое-каких описаний земной жизни, записанных со слов самих землян. Мистер Коттедж попросил также прочитать что-нибудь о Садде и Прудди, которые, как известно, были не только выдающимися исследователями, но и влюбленной парой, а также о Серпентине и Кедре, перед кем он испытывал глубокое уважение. Разумеется, местные репортажи были лишены той остроты и пикантности, какую добавляют в новости земные газеты: сообщений о загадочных убийствах, о дурацких выходках, о забавных, увлекательных случаях полового невежества и сексуальных конфузов, об исках о клевете и вскрытых мошеннических схемах, создающих жуткие пробки, о роскошных процессиях королевских особ, о захватывающих дух колебаниях биржевого курса и, конечно, о спорте. Однако, если новостям Утопии не хватало яркости, недостаток с избытком компенсировался живостью обсуждений, ибо пятым принципом свободы Утопии был принцип свободы споров и критики.