Люди – книги – люди. Мемуары букиниста — страница 19 из 34

И вот на этого нашего «Шиллера» и налетел со страшной руганью псих Иванников. «Шиллер-то» подошёл к товароведке узнать, не поступили ли какие-нибудь новые издания его любимчиков и заодно порассуждать на эту тему. В это же время к окошку подлетел Иванников со своими книжками. «Шиллер» не успел вовремя отодвинуться, Иванников наскочил на него, толкнул, наступил ему на ногу и снова толкнул. Бедный «Шиллер» только открыл рот, чтобы принести свои извинения, как Иванников заорал на него громким голосом:

– Проклятый паразит! Скотина эдакая! Везде он мне попадается! Всё Чертаново собой загородил! И здесь под ногами путается! Пошёл вон! Я тебе говорю, иди отсюда!

– Да я вас не знаю, – начал оправдываться «Шиллер». – Я вас никогда не видел.

– «Не знаю!» Да я тебя вчера в Чертанове из автобуса видел, и на прошлой неделе видел. Житья от тебя нет! Иди отсюда!

– Да как вы смеете со мной так разговаривать?! – возмутился Шиллер. – Вы знаете, как меня здесь называют? Меня здесь называют «товарищ Шиллер». А вы знаете, кто такой Шиллер?

Самое забавное состояло в том, что «Шиллер» незадолго до этого случая действительно переехал в Чертаново. Быть может, он и в самом деле несколько раз попадался там на глаза Иванникову, или тот принял его за кого-то другого. В общем, он буквально загнал «Шиллера» в угол и готов был разорвать его на клочки. Бедный «Шиллер» убежал от него в полной панике.

Немного времени спустя нам позвонили сотрудницы из магазина на улице Веснина и спросили, не приходит ли к нам сдавать книги некий Иванников. Они сказали, что он постоянно ворует у них и делает это так: подходит к прилавку, поднимает шум, затевает скандал. Продавцам он уже давно надоел, и они убегают от него на другой конец прилавка. Покупатели – тоже. Он пользуется тем, что рядом с ним никого нет, и тащит книги с прилавка в свой портфель. А потом идёт их сдавать в 79-ый. Вот тебе и сумасшедший!

Узнав об этом, мы решили, конечно, больше книг у него не принимать. Когда он заявился к нам в очередной раз, мы ему так и сказали, что больше книг брать у него не будем.

– Почему это? – спросил Иванников.

– А потому, что вы эти книги крадёте, – ответили мы хором.

Иванников взвился, как ужаленный, и начал поносить нас последними словами. Но нам всё это было не впервой, и мы спокойно выслушали всю его тираду, которую он закончил следующими словами:

– Все вы тут мандавошки!

После чего гордо удалился, и больше мы его никогда не видели.

* * *

На моей памяти Инна Д. оказалась первой в плеяде наших психически больных сотрудниц, для которых как бы навеки было застолблено одно место в нашем здоровом коллективе. Бывало, оно оставалось вакантным, но пустовало оно обычно недолго. Если не находилось психички, то его занимала алкоголичка или алкоголик. Это был прямо какой-то рок, от которого, как известно, тоже никуда не денешься.

С Инной же произошла такая история. Она была очень красивой молодой девушкой, абсолютно нормальной, пока не вышла замуж и не родила ребёнка. У неё эта болезнь была наследственной, как у её матери, которой тоже нельзя было рожать, а она родила дважды – сначала Инну, а потом её сестру Светлану. Светка была тоже очень красивой, и по её внешности я могла судить о том, какою была Инна несколько лет тому назад. Светка была актрисой, знала о своей наследственности и поэтому рожать не рискнула, хотя тоже была замужем. Муж Инны, промаявшись с ней какое-то время, ушёл, оставив её с маленьким сыном на руках. Инна, конечно, лечилась, но все эти лекарства только превращали её в какую-то заспанную дурочку. По лицу у неё пошли прыщи, она перестала следить за собой. В магазине её держали только из жалости. Потом она сама почувствовала, что ей надо уходить. Может быть, она где-то и работала понемногу, но скорее всего просто сидела дома на инвалидности. Иногда она приходила к нам вместе с сыном, совсем задёрганным несчастным мальчиком. Порой она звонила Галине Андреевне и затевала с ней долгие и бесплодные беседы, которые Галя никак не могла прервать. Тогда мне приходилось громко вопить, чтобы Инне было слышно в трубку: «Галина Андреевна, в кассу!» Тогда Инна извинялась и отпускала бедную Галю. Прошло несколько лет, и она звонить перестала.

Второй в этой череде оказалась некая Вера М. Устраиваться на работу в наш магазин её привела мать, хотя Вера была вполне взрослой девицей. Ничего подозрительного в её поведении не наблюдалось, поэтому её взяли на две недели на испытательный срок, а потом зачислили в штат. Всё шло более или менее гладко, но в один прекрасный день во время обеда на кухне Вера вдруг впала в ступор, судорожно вцепилась в клеёнку на столе и стала тянуть её на себя. У неё случился эпилептический припадок. Оказывается, она страдала этой болезнью с детства, и мать лечила её, но только частным образом. Естественно, от неё надо было избавляться – не потому, что мы такие жестокие, а потому что работа в магазине прежде всего связана с материальной ответственностью. Честь уволить Веру выпала на долю Марии Яковлевны, так как Александра Фроловна всячески увиливала от исполнения кое-каких своих малоприятных директорских обязанностей. Ну, а Мария Яковлевна на все просьбы и сетования Вериной матери со всей присущей ей солдатской прямотой заявила, что нам такие сотрудники ненадобны, и Вере пришлось написать заявление об уходе по собственному желанию.

Через какое-то время её место заняла Тамара П. Небольшого росточка, с хорошеньким личиком, на вид очень тихая, она жила где-то рядом с нашим магазином в доме, который должен был идти под снос, и Тамара была там одним из немногих невыехавших жильцов. Сначала всё тоже было ничего, но потом наши девочки стали замечать, что Тамара постоянно ходит сонная, особенно с утра, и что от неё даже пахнет мочой. Работником она была совсем незаинтересованным и никогда не оставалась с нами на обед в нашей знаменитой кухне, а ровно в два часа хватала пару сумок довольно солидного размера и возвращалась к трём часам с этими торбами, уже набитыми продуктами под завязку. Жила она одна, и кого она кормила этими продуктами, оставалось до поры до времени настоящей загадкой. Тамара тщательно скрывала от нас обстоятельства своей жизни, но постепенно выяснилось, что она собирает у себя каждый вечер какую-то компанию, будто бы актёрскую, ну они и бражничают у неё до полуночи, а то и до утра. Вот поэтому она и приходила на работу такая «непросохшая». При этом она употребляла какие-то таблетки, чёрт его знает от чего, и однажды она дала полтаблетки нашей Галине Андреевне, которая забыла дома свой седуксен. Так Галя чуть не заснула прямо за прилавком, а ведь Тамара принимала их по две штуки разом. Я не думаю, что у неё было психическое заболевание, просто она потихонечку спивалась. Затем произошла очень неприятная история: поздно вечером Тамару порезали бритвой где-то на остановке. Причём не на смерть и даже не по-серьёзному, скорее всего её просто хотели попугать. Она наотрез отказывалась назвать того, кто это сделал, хотя явно знала этого человека. Через некоторое время она улеглась в психиатрическую больницу, и я навестила её там. До этого мне приходилось бывать в Институте Сербского, в мужском отделении, но мужчины не производили такого тяжёлого впечатления, как женщины. Все без бюстгальтеров, с болтающимися грудями, с неподвязанными и неподколотыми волосами, с блуждающими глазами – прямо какие-то тени из Аида. Я нашла Тамару, передала ей наши подношения и немного посидела с ней. «Я никогда не забуду, что ты приходила ко мне сюда», – несколько раз сказала она мне. После всей этой истории она уволилась из магазина.

Конечно, можно спросить: как это мы с такой лёгкостью принимали на работу людей прямо с улицы – ту же Веру М. или Тамару? Дело в том, что нам постоянно не хватало сотрудников – и продавцов, и кассиров. Разумеется, мы с гораздо большим удовольствием брали на работу девочек из книготоргового техникума или из Полиграфического института. Но и тут никаких гарантий не было.

Вскоре после ухода Тамары П. к нам в магазин на практику пришли две совсем молоденькие выпускницы книготоргового техникума – Вера П. и Таня К. Вера была уже замужем и у неё был годовалый ребёнок. У хорошенькой Танечки был симпатичный жених Андрей. Обе они распрекрасно закончили свою практику, а потом отправились на летние каникулы, с тем чтобы осенью начать работать у нас. И вот, где-то в середине лета, к нам забежала Таня К., вся какая-то перевозбуждённая, на себя не похожая. Она уселась на кухне, стала курить одну сигарету за другой, хотя до этого вовсе не курила. Она много говорила и чересчур много смеялась. Этот её визит оставил странное впечатление, но никого особенно не насторожил. Кажется, она в это лето вышла замуж и сменила фамилию.

Я не помню этого точно, но мне кажется, Таня не вышла на работу осенью. Мне припоминается, что к нам приходил Андрей и говорил, что Таня приболела, находится в больнице, но скоро будет в порядке. Что там с ней такое, мы так и не смогли понять. Потом Танюшка появилась на работе, вроде бы нормальная, но какая-то уж очень притихшая. Из её рассказов мы поняли, что у неё был нервный срыв, и лечили её долго как раз от этого. Потом она забеременела, стала совсем тихонькой, сосредоточенной в себе. Танюшка хорошо вязала и состряпала мне замечательный берет из коричневого мохера. Я носила его с удовольствием. Ну, ушла Танечка в декрет, а после родов у неё началась история, очень похожая на историю с Инной Д. Короче, из магазина ей тоже пришлось уйти.

Затем, в период уже моего директорства, мне как-то позвонил наш бывший декан, теперь уже ставший заведующим кафедрой книговедения в родном Полиграфическом институте Александр Алексеевич Говоров. Он спросил, не могу ли я принять к себе на работу его родного племянника. Ну, как я могла отказать любимому преподавателю? Правда, меня насторожило то обстоятельство, что этот его племянник к тридцати своим годам так и не закончил наш институт (при таком дяде – это было просто смешно) и по сути дела не имеет никакой профессии. У меня возникли кое-какие подозрения, которые потом вполне оправдались. Однако в тот момент у меня не было повода для отказа. Когда этот Александр-второй (звали его Саша С.) заявился в магазин, меня поразило его сходство с Говоровым: тот же рост, та же стать, ширина и объёмы, только на лице его были явные следы еврейского происхождения да на голове – шапка курчавых тёмных волос. Даже очки казались говоровскими. Сашка был малым весьма неглупым, даже приятным и работал очень хорошо – когда был трезвым. Его определили в технический отдел, и надо сказать, они прекрасно смотрелись в паре с Таней О., тоже весьма статной девицей, пришедшей к нам на работу из книготоргового техникума. У Татьяны также имелся хороший заскок, но совершенно безобидный: она была помешана на балете. Таня даже когда-то занималась балетом, но быстро переросла и превратилась потом в настоящего балетного «сыра». Предметом её обожания был Александр Ветров. Кстати, именно Таня О. сумела как-то раз меня провести в Большой театр на «Спартака», а я в ответ «угостила» её балетом «Шакунтала» в театре Немировича-Данченко.