Кстати, о комплектаторах. Ну, никак нельзя не вспомнить о Марти Галаджане. Удивительная личность, во многих отношениях. Он работал в Отделе иностранного комплектования в Ленинке, куда из магазина перешла в свое время на работу и я. Насколько мне помнится, родители Мартика жили в Салониках, в Греции. Но они были коммунистами и от большого ума переехали жить в СССР. Может быть, они были сотрудниками Коминтерна. Мартик был старше меня лет на 10–15, но о его возрасте трудно было судить, он всегда выглядел очень молодо. Может быть, в нём была и армянская кровь, судя по фамилии. Вообще-то, у Мартика было и отчество – Товмасович, но его никто не употреблял. Его называли Мартик, и всё. Внешность у него была очень запоминающаяся: большие тёмные глаза, широкие брови, тёмные прямые волосы и хороший шнобель, который его совсем не портил, а придавал прямо-таки шарм. Мартик приходил в магазин очень часто, пил с нами чай, обсуждал всякие дела. Он был такой душка, такая наша «подружка», что с ним тоже становилось намного веселее. Мартик всегда замечал, во что мы одеты, и мог спросить, какими духами мы душимся или из какого материала у меня оборочка на платье. Когда я уже работала в Ленинке, те дни, в которые мне приходилось столкнуться с Мартиком где-нибудь в коридоре, я считала удачными. У меня сохранилась фотография, где я «на бис» целую Мартика на вечеринке в честь его юбилея. У Мартика были хорошие артистические данные, и он охотно принимал самое активное участие в самодеятельных концертах, которые по большим советским праздникам устраивались в нашем отделе в Ленинке. Там он был царь и Бог. Он от души всем этим наслаждался. Мне, кстати, тоже там довелось поучаствовать и даже «сорвать аплодисмент».
Если бы не жизненные обстоятельства, Мартик мог стать актером, он даже учился в театральном институте не то в Ереване, не то в Тбилиси, но потом ушел оттуда. Судьба занесла его в Ленинку, там он и работал, пока очень серьезно не заболи почки. Его лечили, но он получил осложнение на сердце. Мартик уехал к своим родственникам в США, чтобы лечиться, и умер там совсем ещё молодым, кажется, ему не было и шестидесяти. Милый Мартик, спасибо тебе за всё.
А из женщин, приходивших в наш магазин, пожалуй, больше всего вспоминается приятельница нашей Галины Андреевны, с которой она когда-то училась на курсах английского языка. Звали её Ирина Б-дзе. Грузинская фамилия у неё от бывшего супруга, а сама она преподавала во ВГИКе французский язык. Ира была немного старше нас и обладала сверхъестественными способностями. Она так здорово гадала на картах, что наши девчонки выстраивались в очередь на гадание. Мне она тоже гадала раза два, и очень верно. Но я скорее благодарна ей за разъяснения, которые она мне дала однажды. По знаку зодиака я – Овен, и у меня никогда толком не ладились личные дела. Для меня это была какая-то загадка: ну, чем я хуже всех этих бледнолицых и худосочных особей женского пола? Почему я всегда столько душевных сил трачу на все эти отношения, а все равно выходит пшик? В те времена стали появляться рукописные описания характерных примет всех знаков зодиака, где были указаны лучшие союзы между ними. И я отметила, что овены никому не рекомендуются в спутники жизни. Я решила спросить Иру, почему так? Она сказала: «Ну, это очень просто. Ведь какие главные качества Овенов?». И тут же сама ответила: «Энергия и ум. Овены быстро соображают и не любят тех, кто думает медленнее, чем они. Вы ведь не любите дураков? И ваша энергия давит на людей, они вас просто боятся. Вас раздражают тугодумы, люди со слабой волей. А где сильных-то для вас искать?». Вот приблизительно так она ответила, и мне многое в собственном характере стало ясно. Конечно, переделать себя я бы вряд ли смогла, но все же кое-что в себе поняла. Ещё как-то раз, когда я уже стала директором магазина, Ира зашла ко мне поговорить и посмотреть французские книжки. До её прихода у меня болела голова, и настроение было не из лучших. Ира присела рядом со мной за стол и сказала: «Таня, я вижу фиолетовое свечение вокруг вашей головы. Вы чем-то очень раздражены. Не надо, успокойтесь». И от её присутствия, и от этих слов я почувствовала, как моя досада улетучивается, головная боль уходит, а ко мне возвращается нормальное бодрое настроение. Мне только хотелось, чтобы она вот так сидела около меня и никуда не уходила. Ира какое-то время занималась экстрасенсорикой, а потом бросила все это. Может быть, почувствовала, что забирается куда-то не туда. Но как говорят, на картах гадать продолжает.
Глава 13. «Овидий и Юлий Цезарь» (глава написана в 1987 году)
Среди тех, кто приходил сдавать свои книги в магазин на улице Качалова, было немало людей со странными именами и фамилиями. Как вам понравится, например, фамилия Ух или Ох? Не хотели бы вы стать моим любимцем Эдуардом Побегайло или носить шикарное имя Сергей-Сильвестр Брониславович Сосинский-Семихат? Вера С. и я, а потом и другие товароведы, старались записывать эти имена и фамилии на последнюю страницу нашей общей записной книжки. Таких записей у нас набралось около пятидесяти, и мы получали большое удовольствие от этого занятия. Некоторые из тех, кто был записан в нашу книжку, приходили к нам часто, другие – единожды, но с одним из них у меня произошёл интересный случай, о котором я всегда вспоминаю с улыбкой и слегка злорадствую при этом, хотя, быть может, вся эта история и не делает мне чести. Но всё же она забавна.
В один прекрасный день, летом, кажется, сразу после обеда, я сидела в товароведке совсем одна. Немногочисленных «продавателей» мне удалось сплавить очень быстро, потому что в тот день в кассе не было денег. Я сидела и рассматривала какую-то книгу, когда в проёме решётки замаячила очередная постылая физиономия.
– Книги принимаете?
– Принимаем, только в кассе денег нет.
– А когда будут?
– Не знаю, когда наторгуем. А что у вас за книги?
– Английские. Романы, детективы…
– Давайте посмотрю.
– Сейчас принесу. Они у меня в машине.
Английские книжки упускать было жалко. В таких случаях мы старались брать книги под сохранную расписку, а расплачивались с владельцем уже после, когда в кассе появлялись деньги. Я решила выписать этому типу сохранную расписку, если книги будут того стоить.
Он вернулся через три минуты с большой сумкой и стал вынимать из неё книги. Это действительно были ходовые английские и американские издания, такие мы всегда охотно брали. Правда, они были слегка потрепанные, но товарного вида ещё не потеряли. Всего их было штук тридцать.
Мужчина подал мне свой паспорт. Я раскрыла его и прочитала: Горчаков Овидий…
«Вот ещё один экспонат для нашего музея, – подумала я. – Ишь ты: Овидий. Ему бы ещё отчество Вергильевич, вот было бы здорово! Выдумают же родители».
Потешаясь втихомолку, я написала Овидию сохранную расписку, велела ему подписаться, где следует, и сказала, чтобы он позвонил часов в пять: возможно, к этому времени мы что-нибудь и наторгуем.
– Я лучше заеду, – сказал Овидий и скрылся.
Конечно, я тут же занесла его в нашу записную книжку. Потом подошла к кассе и попросила собрать рублей сто к пяти часам. Я решила, что Овидий это заслужил, благодаря своим книгам и чуднóму имени.
Как ни странно, около пяти часов я сидела опять совсем одна, что бывало очень редко, и мне стало немножко скучно, поэтому я даже обрадовалась, когда появился Овидий.
– Ну, что, деньги есть?
– Есть, мы вам оставили. Давайте вашу сохранную, я вам сейчас квитанцию выпишу.
Овидий покорно отдал мне свою бумажку, я принесла его книги и начала писать список. У меня есть одна способность, за которую меня в школе учительница прозвала Юлием Цезарем: я могу одновременно писать, разговаривать по телефону и с теми, кто стоит передо мной, причём делать всё это в хорошем темпе. В этот же раз меня никто не торопил, и я могла не только разговаривать с Овидием, но и хорошенько его рассмотреть.
Ему было на вид лет сорок пять – пятьдесят. Смуглый, небритый, тёмные волосы. Одет в спортивный костюм заграничного производства, но вид неряшливый. Жуёт резинку. В манерах чувствуется стремление походить на иностранца, но за версту видно, что он – типичный «рашен-простоквашен», как говорит наша Фира. Держит себя покровительственно, но ведь в конце концов, он намного меня старше, и опять же: Овидий. Это вам не фунт изюму. Такие мысли вертелись у меня в голове, пока я писала список. Внезапно Овидий спросил:
– Скажите-ка, а у вас никогда не встречаются книги Горпожакса? Например, «Джон Грин – неприкасаемый»?
Признаться, я не сразу сообразила, о чём идёт речь, поэтому слегка приоткрыла рот и уставилась на него. Потом совершила умственное усилие и быстро нашлась:
– Да ведь у нас этого и быть не может. Это же на русском языке, а у нас только на иностранных.
– Разве? – с лукавой иронией произнёс Овидий. – А вот некоторые думают, что это американец написал.
– Да нет же! – горячо возразила я. – Какой там американец! Это же…
Тут надо сделать небольшое отступление. Когда-то, несколько лет тому назад, мой сосед Валера, прыгун с шестом в высоту и большой любитель чтения, желая меня осчастливить и поделиться своей радостью, дал почитать книгу без обложки, титульного листа, выходных данных и, кажется, даже без нескольких первых страниц. Книга была украдена из типографии, прошла через множество рук и была немилосердно затрёпана. С большим трудом я установила, что называется она «Джон Грин – неприкасаемый», автора я так и не обнаружила. Где-то в середине, в самом низу некоторых страниц было напечатано непонятное слово Горпожакс или Горпожаксы, точно не помню. Содержание книги было просто кромешное: молодой человек, русский по происхождению, живущий в США, завербованный одновременно ФБР и ЦРУ, выполняет самые головокружительные задания и воюет во Вьетнаме. Весь насквозь пропитанный ненашей идеологией, попадает в Советский Союз со специальным заданием и тут, на горе всем своим западным покровителям, влюбляется в советскую девушку-комсомолку. Любовь быстро открывает ему глаза на нашу действительность, и герой сломя голову несётся в наши органы, чтобы покаяться в пока ещё не совершенных грехах и начать новую жизнь. Весь этот «бред оф сив кейбл» занимал страниц семьсот, не считая недостающих. Исключительно из уважения к высокому росту и большой физической силе своего соседа Валеры, я по диагонали просмотрела этот, с вашего соизволения, текст. Потом, к своему удивлению, я узнала, что это – плод совместного труда троих наших маститых писателей, пожелавших создать пародию на совре