Оказавшись под стенами, прячась в глубокой темноте, стараясь не оказаться в обзоре амбразуры, проползли мимо каменного, хорошо замаскированного дота, обогнули окоп боевого охранения и вышли к боковой стороне форта, рядом с которым возвышался небольшой холм, заросший редким лесом.
— Нам туда, — указал поляк в сторону густо разросшихся деревьев. — Там нас не заметят.
Короткими перебежками нырнули в густой пролесок, откуда просматривалась крыша крепости с посаженным на ней кустарником.
Эта местность предварительно была изучена Бурмистровым в бинокль. Он помнил там каждый куст, каждое дерево. Вот только в темноте эта территория выглядела несколько иначе, нежели днем. Где-то на самом краю крыши должно расти деревце, на которое можно будет забросить крюк. Бурмистров подполз ближе и увидел, что дерево стояло дальше, чем казалось ему в бинокль, но при должной сноровке можно до него докинуть крюк.
— Еремеев! — подозвал Прохор крупного плечистого разведчика. — Дерево видишь? — показал он на крышу, на краю которой хорошо был виден ствол и торчавшие в стороны ветки. — Попробуй забросить на него крюк.
Достав из вещевого мешка крюк с привязанной к нему веревкой, Еремеев коротко размахнулся и бросил его в сторону дерева. Крюк мягко упал на землю, не зацепившись. Второй раз — прежняя беда. Лишь в третий раз, брошенный особенно сильно, крюк зацепился за толстый сук кроны. Потянул на себя, затем дернул — засел крепко. Без всякого напряжения разведчик принялся взбираться по веревке на кровлю. Оказавшись на крыше, махнул рукой остальным:
— Залезай! Здесь никого. Люки закрыты.
Не теряя времени, на крышу забрались остальные разведчики. Заминка произошла, когда очередь дошла до Войчеха. Он взялся за плетеную веревку обеими руками, попробовал подняться, а потом, поморщившись от боли, оставил затею:
— Не смогу. Рана болит, осколок в живот месяц назад попал. Все кишки порезали!
— Держись крепко за веревку. Мы тебя подтянем, — сказал Бурмистров.
Намотав веревки на руки, Войчех сказал:
— Поднимайте!
В какой-то момент поляк пошатнулся. Казалось, что руки сорвутся с веревки, и он полетит вниз. Но, сцепив зубы, он продолжал держаться. Уже у самого края крыши двое бойцов подхватили его за плечи и выволокли наверх.
Теперь, стоя на кровле, можно было увидеть, что немцы много сделали для маскировки здания: на кровлю было навалено несколько метров земли с камнями; посажены кусты и деревья, которые уже успели разростись плохо проходимым частоколом. Не зная, что это форт, его можно было бы принять за обычное возвышение местности, даже находясь от него на расстоянии нескольких шагов.
По части маскировки немцы всегда были отменные мастера.
Темень непроглядная, каковая случается лишь зимой. Бурмистров посмотрел на позиции штурмовых групп, изготовившихся к атаке, и убедился, что панцирная пехота спряталась отлично. За разбитым танком, едва различимым с крыши форта, размещался пулеметный расчет, который не рассмотреть ни в один бинокль; несколько окопчиков, занимаемых автоматчиками, сливались с местностью, а за противоположным домом, точнее за тем, что от него осталось — остов да столбы, — умудрилась разместиться целая рота, так же невидимая для противника.
Штурмовые группы должны приблизиться на предельное расстояние, но, как ни всматривался Бурмистров, рассмотреть движение на потемневшем снегу не сумел. Глянул на часы — почти двенадцать, через несколько минут должны были распахнуться люки и появиться охранение.
Укрылись в кустах, разросшихся всего в нескольких метрах от люков. На соседнем бронеколпаке разместился немецкий пулеметный расчет, выглядевший в ночи темным пятном. Он контролировал восточный подход к крепости. Уничтожить следовало всех одновременно и дать возможность штурмовому батальону подойти вплотную к форту.
Ровно в двенадцать прозвучал металлический скрежет. Почти одновременно распахнулись два вентиляционных люка, из которых вышли четыре человека охранения с автоматами, чьи силуэты были едва различимы на фоне темно-серого неба. Из открытого люка потянуло тяжелым, с неприятными запахами теплом.
Немцы осмотрелись, выискивая возможную опасность, и, не отыскав таковой, сошлись, словно хотели о чем-то переговорить. Более удачного момента для ликвидации охранения дождаться будет трудно. Бурмистров вскинул автомат и отправил длинную очередь в стоявшие темные вражьи фигуры. Пули безжалостно порвали ненавистные шинели, раздробили кости, прострелили черепа, и все четверо, не успев поднять автоматы, попадали на землю.
Почти одновременно по пулеметному расчету ударили три автомата. Полетели гранаты — одна, вторая, раскидав взрывами изрешеченные пулями тела и опрокинув невысокую стену из мешков с песком.
— Все живы?
— Все в порядке, командир, — откликнулся сержант Васильев.
Дорога к глубинам форта была открыта. Штурмующая группа, перекинув через рвы аппарели, устремилась к твердыне. Окружающее пространство мгновенно заполнили звуки стрельбы. Темноту разрезали трассирующие пули. С крыши форта было видно, как штурмовики под автоматным и пулеметным огнем, открытым со средних этажей форта, бегут по мосткам, преодолевают наполовину засыпанный ров, перепрыгивают через валуны.
Теперь бой шел на всех участках, на каждом этаже крепости, и вспыхнувшие ракеты ярко освещали место сражения, тех, кто еще продолжал сражаться, стремясь проникнуть как можно дальше в глубину крепости, и тех, кто неподвижно лежал на разрыхленной взрывами земле.
— Прорываемся через люки в форт! — крикнул Бурмистров и, швырнув в люк гранату, отошел в сторону.
Внутри ахнуло от взрыва, по ногам мелкой дрожью пробежала взрывная волна. Прохор первым, увлекая за собой остальных, ринулся в люк. Тусклый свет освещал верхний ярус здания, на пути к нижним этажам и производственным цехам предстал каземат охраны, встретивший штурмовиков беспорядочной, неорганизованной стрельбой.
На нижних этажах форта громко и тревожно завыла сирена, предупреждая о нападении. Немногочисленная охрана, спрятавшись в укрытие, отстреливалась, не давая возможности продвигаться в глубину. А сверху уже спускалось подкрепление штурмовиков — те из немногих, что успели взобраться на крышу форта первыми. Вокруг гремело, трещало, стреляло.
— Майор, ты живой? — спросил командир первой роты Селезнев, оказавшийся в авангарде штурмующих.
— Живой! — Бурмистров дал короткую прицельную очередь по метнувшейся в сторону фигуре. Попал! Ослабевшие ноги не сумели удержать долговязого тела, и оно, запнувшись, повалилось на бок. Теперь ему уже более не подняться.
Неожиданно громко, до самой дрожи в печенках, заработала батарея «андрюш». Снаряды с леденящим кровь свистом разрывали воздух, обрушивая всю свою мощь на бастион крепости. После второго залпа снаряды, попавшие в бастион, сдетонировали и взорвались, разметав стены на большие куски, предоставляя тем самым возможность пехоте наступать на форт с флангов. Вторая рота штурмовиков совместно с пехотой, затаившейся перед крепостью, решительно устремилась вперед через образовавшиеся стенные проемы. Сквозь открытый люк приглушенно доносились крики «Ура!». Пехота дружно пошла в наступление!
— Держать верхний ярус! — закричал Бурмистров. — Лейтенант Болезнов, оттеснить от бойниц немцев! Не дать им протиснуться!
— Есть оттеснить немцев! — выкрикнул командир взвода, перекрывая луженой глоткой грохот стрельбы и разрывы снарядов.
Бой уходил в глубину здания. Гранаты разрывались за ближайшим поворотом, взрывным эхом сотрясая крепко сложенный гранит. Разлетевшиеся осколки металлическим градом лупили в камень, со свистом резали воздух.
Где-то на нижнем этаже затарахтел немецкий крупнокалиберный пулемет, не давая возможности советским воинам продвинуться в глубину здания.
Некоторое время комендант форта «Раух» майор Ганц Шпайнер медлил, решение давалось не без труда, а потом, отринув все сомнения (речь шла о жизни сотен солдат вермахта), поднял трубку:
— Соедините меня с комендантом города генерал-майором Гонеллом.
— Слушаюсь, господин майор, — сказал связист.
Ранее от коменданта города-крепости майор Шпайнер получил четкое указание: держаться до последнего солдата. Но сейчас настал тот момент, с которого всякое сопротивление считалось бесполезным. Русским удалось прорваться через стены, и теперь бои велись внутри крепости, на всех этажах, в лабиринтах коридоров, во дворе, в тоннелях. Сопротивление не может продолжаться бесконечно, через час, возможно, два, какими бы стойкими солдаты ни были, все они будут уничтожены.
— Слушаю вас, майор, — спокойным голосом произнес комендант города-крепости Эрнст Гонелл. Через мембрану телефона были слышны близкие разрывы гаубичных снарядов. Форт «Виняры», где сейчас находился штаб гарнизона города, усиленно обстреливался, но голос коменданта оставался столь же бесстрастным, как и в обычные дни. В самообладании Гонеллу не откажешь. — Вы хотите мне сообщить нечто важное?
Майор Шпайнер невольно сглотнул, ледяной голос коменданта подействовал на него отрезвляюще. Ему хотелось сообщить, что русские взорвали главные ворота крепости, проломили многометровые крепостные стены: под пулеметным и минометным огнем штурмовикам удалось преодолеть глубокие рвы крепости, и в настоящий момент боевые действия идут на всех этажах здания. Если сейчас они не переместятся по подземным переходам на окраину Познани, то будут уничтожены в ближайшие часы русскими штурмовыми отрядами.
Шпайнер поймал себя на том, что холодного тона генерал-майора он боялся куда больше, чем русской гаубичной артиллерии.
— Русским удалось прорваться в крепость, — не без внутреннего усилия наконец сообщил комендант форта. — Сейчас бои идут в казематах, в тоннелях, коридорах. У нас очень большие потери среди личного состава, особенно среди бойцов фольксштурма. Еще час такого усиленного боя, и крепость потеряет всех своих солдат. Прикажете отойти на запасные позиции?