Подступы к «Виняры» защищали отряды СС, а от них можно ожидать немало неприятных сюрпризов.
Час назад позвонил командир полка и приказал составить список к представлению на боевые награды, что само по себе говорило о многом, — город еще полностью не очищен от фрицев, а представление следует предоставить. Значит, взятию форта «Раух» командование придавало большое значение.
Уже возвращаясь с позиций, Бурмистров встретил Войчеха, получившего легкое ранение в руку во время штурма первого каземата. Немудрено: поляк поражал своим бесстрашием, так и лез в самую гущу сражений.
— А я как раз вас ищу, — радостно произнес Войчех, заметив Бурмистрова.
— Как рука? Ранение серьезное? — посочувствовал Бурмистров. Парень ему нравился, побольше бы таких бойцов! А говорили, что местное польское население будет встречать Красную армию враждебно. Пока ничего подобного отмечено не было.
— Пустяки, — отмахнулся Войчех. — Только зацепило, — слегка приподнял он перевязанную руку. — В госпитале сказали, что скоро пройдет. Что я хотел вам сообщить… Когда меня перевязывали, я в госпитале увидел группу раненых немецких военнопленных. Среди них был минер, который рассказал своему приятелю, что форт заминирован. Я ведь понимаю немного немецкий…
— Что?! — невольно выдохнул Бурмистров.
— А еще он рассказал, что взрыв должен произойти в самое ближайшее время.
В освобожденном форте на отдыхе размещались штурмовые отряды, сражавшиеся всю ночь. Там же располагался полковой лазарет. При разрушении форта погибнет несколько сот человек.
В кровь плеснула изрядная доля адреналина, сонливость мгновенно улетучилась, как если бы ее не было.
— Пойдем за мной! — поспешил к форту Бурмистров.
Поляк покорно последовал за советским офицером, стараясь не зацепить перебинтованную руку о выпирающие углы, о покореженную технику.
Увидев дежурного, шедшего ему навстречу, Прохор выкрикнул:
— Немедленно вывести штурмовую группу из здания и поставить ее в оцепление вокруг форта! Форт заминирован! Никого в него не пускать!
— Есть! — лихо козырнул дежурный и тотчас бросился в расположение инженерно-саперных батальонов, уже разместившихся на отдых и уже видевших первые сны.
— Подъем! Вставайте! Здание заминировано!!! Немедленно выходим!
Форт, на какую-то минуту притихший, наполнился многими звуками: где-то по коридору звякали металлом, на лестнице прозвучала сдержанная брань. Вскоре послышался тяжеловатый шаг солдатских сапог. Штурмовики организованно покидали здание. Увидев среди них группу саперов, Бурмистров приказал:
— Вы четверо следуйте за мной! — обернувшись к поляку, стоявшему рядом, сказал: — Пойдем в лазарет. Покажешь, где лежит этот немецкий минер.
Полевой госпиталь размещался в пятистах метрах от форта, в двухэтажном каменном строении, спрятавшемся за осколком крепостной стены. Подле него стояли два грузовика, крытые брезентом, с которых санитары уносили на носилках раненых: у борта рядом с кабиной лежали два окровавленных трупа, лица которых были укрыты порыжевшей выгоревшей тряпицей.
— Нам туда! — показал Войчех на пристрой, подле которого несло службу охранение из четырех солдат.
Прошли мимо часовых и поднялись на второй этаж по шаткой лестнице, где в коридорах лежали раненые немцы. Остановившись около одного из них, Войчех сказал:
— Вот он.
Прямо в коридоре на полу, на тонком больничном матрасе лежал молодой немец, раненный в бедро. Лицо кривилось от боли. Через туго наложенную повязку просачивалась крупным красным пятном кровь. Когда немец увидел подошедшего советского офицера, его худощавое, поросшее щетиной лицо угодливо растянулось в улыбке.
— Ты минер? — спросил Бурмистров по-немецки.
— Да.
— Здание заминировано?
— Да. Комендант форта приказал нам его заминировать, когда стало понятно, что нам его не удержать.
— Где находится взрывчатка?
— В тоннелях.
— Сколько ее там?
— Много. Может, тысяча килограммов, а может, и побольше… Все боковые тоннели мы заполнили взрывчаткой, снарядами, фаустпатронами. Если все это взорвется, то от форта ничего не останется.
— Сейчас ты нам покажешь, где все это лежит. Если жить хочешь.
— Сделаю все, что нужно, — покосился минер на саперов, одетых в панцирные жилеты.
— Идти сможешь?
— У меня нога…
— Давайте, взяли его и понесли к форту, — приказал Бурмистров стоявшим рядом саперам.
Немецкого минера аккуратно подняли с пола и переложили на носилки.
— Где тут у вас телефон? — спросил Бурмистров у дежурного сержанта.
— У начальника госпиталя.
— Он на месте?
— Так точно! Это третья дверь направо, — показал дежурный в конец коридора.
— Ждите меня здесь, — сказал Бурмистров саперам и направился в указанном направлении.
Негромко постучав, вошел в небольшой кабинет начальника госпиталя. За столом, заполняя бумаги, сидел гладко выбритый мужчина лет сорока, без единого седого волоса в густой черной шевелюре. Под небрежно наброшенным на плечи белым халатом был виден мундир, сидевший безупречно на его сильных плечах. На идеально отглаженном кителе ни пороховой гари, ни окопной пыли. Его внешность и обстановка в кабинете, донельзя аккуратная, с ровными рядами папок, стоявшими на столе, больше подходила для кафедральной обстановки медицинского столичного вуза, нежели для фронтовых условий, где всего-то в пятистах метрах находились немецкие позиции.
— Мне нужно позвонить. — Бурмистров направился к столу, на краю которого стоял телефон.
Главный врач неожиданно распрямился, показывая стать, и с плеча сполз краешек халата, открыв погон с тремя большими звездами.
— Вас, товарищ майор, не учили спрашивать разрешения у старшего по званию? Тем более что вы находитесь в моем кабинете, — очень спокойно, но с осознанием собственной значимости и правоты поинтересовался полковник медицинской службы.
Рука майора, уже протянутая к телефону, непроизвольно опустилась вниз и легла вдоль бедра. Теперь он понял, что за столом сидит не кабинетный медицинский работник, а боевой офицер, служивший на передовой, повидавший за годы службы немало горя, от решения которого зависела судьба и здоровье вверенных ему людей. И отглаженная форма на его фигуре строевого офицера смотрелась вполне правильно. На лице в виде больших темных кругов под глазами проступала усталость, что делало его значительно старше своих лет.
В полевом госпитале редко можно увидеть врача с большими звездами. Чаще всего такие офицеры от медицины служат в сборных госпиталях, а то и в глубоком тылу, за тысячи километров от передовой. Так что этот полковник попадал под особый случай. Трудно было понять, в силу каких таких причин он оказался у линии фронта — то ли за разногласия с начальством, то ли в силу собственных убеждений. Как бы там ни было, но характер у полковника чувствовался. Слабовольным здесь не продержаться.
— Извините, товарищ полковник медицинской службы. Но дело очень срочное. Разрешите позвонить?
Рассмотрев в лице Бурмистрова решимость, смилостивился:
— Звоните. Только советую вам в следующий раз быть поучтивее.
Набрав номер штаба дивизии, Прохор, стараясь скрыть волнение, громко заговорил:
— Это майор Бурмистров, командир инженерно-саперного батальона. Форт «Раух» заминирован. Мы его оцепили, близко никого не подпустим. Но он может в любую минуту взлететь на воздух. Я с четырьмя бойцами иду на разминирование. — Получив одобрение, коротко произнес: — Есть!
Положив трубку, Бурмистров посмотрел на посмурневшего полковника, продолжавшего смотреть на него тяжеловатым взглядом.
— Разрешите задать вам вопрос, товарищ полковник? — спросил Бурмистров.
— Задавайте, — буркнул полковник.
— Почему на вас не полевая форма? На тыловика не походите, сразу видно, что не первый год в полевом госпитале. Но мундирчик на вас такой, что ни пылинки.
Неожиданно полковник печально улыбнулся, показывая крепкие ровные зубы. Несмотря на разницу в званиях, они принадлежали к одному поколению, слеплены были из одного теста, детство и юность провели в одинаковых дворах, а потому чувствовали и понимали жизнь одинаково. При других обстоятельствах могли стать хорошими приятелями.
— А я-то думаю, что ты на меня, как на фрица, смотришь. Китель, значит, тебе мой не понравился. Секрета тут нет. В этот день мы с Кларой сыграли свадьбу. В этот день я всегда надеваю парадный китель. А она свое самое лучшее платье. Звонил я ей только что… На дежурстве она, ответить не может. Тоже военный врач. А мой будничный халат вон висит, — кивнул он в сторону вешалки, где на крючке висел халат с пятнами свежей крови. — Всю ночь глаз не сомкнул. Тяжелый был день и для вашего брата, и для меня тоже… Надеюсь, что когда-нибудь спасенные мной раненые помянут меня добрым словом. А не вспомнят, обижаться не стану.
— Извините, если что не так.
— Беги! Тебе еще крепость спасать нужно.
Штурмовая группа, отошедшая на значительное расстояние от крепостных стен, наблюдала за тем, как двое саперов вносили в центральный вход форта «Раух» на носилках немецкого минера. Следом за ними торопились еще двое бойцов, груженные саперным скарбом, а прикрывали группу трое автоматчиков.
— Сейчас к лестнице… А рядом с ней будет дверь, спускаемся туда, — продолжал раненый немецкий минер указывать направление.
Вышли к узенькой винтовой каменной лестнице, подле которой каких-то пару часов назад шло жестокое противостояние между штурмовыми отрядами и ротой эсэсовцев. Трупы немцев еще не убрали, просто оттащили в сторону, сложив друг на друга, как поленья, чтобы не мешали во время переходов. Разбитый деревянный пол устилали автоматные и пулеметные гильзы, перекатывавшиеся под ногами. В коридорах валялись большие угловатые куски гранита, затруднявшие движение.
Лестница в подвал была разбита взрывом гранаты, а огромные валуны запирали коридор. Из глубины подвала тянуло застоявшейся сыростью, замешенной на пороховой гари и запахе свежей крови, образовавшей на пониженных участках целые спекшиеся лужи. Саперы, шедшие впереди, подсвечивали фонариками.