лиметровому орудию, а также отделение огнеметчиков с ранцевыми огнеметами и два станковых пулемета. За штурмовыми группами первого и второго эшелонов на удалении до ста пятидесяти метров от головного танка продвигаются самоходно-артиллерийские установки и третья штурмовая группа.
— А что скажут саперы? Как будете взаимодействовать со штурмовыми группами? — посмотрел командир дивизии на капитана саперной роты Васильчикова. — Вам была поставлена задача плотно взаимодействовать с ними.
Несколько дней назад рота капитана Мулындина была придана штурмовым отрядам. Дело для него было новым, не совсем обычным, но парень справлялся, чувствовалось, что он находится на своем месте.
Длинноногий, высокий, с красивыми тонкими чертами, лицом он походил на недоучившегося студента, сорванного войной со студенческой скамьи. Но действительность была иной: кадровый военный, незадолго до начала войны окончил Рязанское пехотное училище. Провоевав год в должности командира взвода, Мулындин был направлен на переподготовку, где получил саперное военное образование.
— Задача нам ясна, товарищ генерал-майор. Будем выдвигаться вместе со штурмовым инженерно-саперным отрядом. Для удачного преодоления препятствий заготовили штурмовые лестницы, фашины для заполнения рвов, канаты, веревки и, конечно же, взрывчатку, — перечислил капитан.
— Передний край усилен пулеметами, в бортах рва их тоже установлено немало — из них ведут фланговый огонь. Что предпримете для ослепления огневых точек?
— Подготовили несколько зарядов взрывчатого вещества, каждый из которых весом по двести пятьдесят килограммов.
— Где вы содержите такие заряды? И как вы их подтащите к рвам? — невольно удивился командир дивизии.
— Мы используем железные бочки из-под горючего емкостью двести литров. Забили каждую из них взрывчаткой. В нужный момент подкатим их ко рву и сбросим. Взрывом мы не только ослепим немцев, но и сами рвы наполовину засыплем.
— Хвалю. Изобретательно. Где вы взяли бочки?
— Три дня назад цех по ремонту танков у немцев отбили, вот там они и стояли.
— Запасливый ты, капитан, как я погляжу, все у тебя в дело идет. Командиры полков, останьтесь, остальным выполнять поставленные задачи.
Глава 16Это только начало
Отдыхали недолго. На все про все дали около полутора суток. Решили начать с баньки, которую обустроили в одном из уцелевших домов. Подошла и смена белья, оказавшаяся очень кстати, так что к прочим малозначащим делам приступили во всем чистом.
За полтора часа до штурма Цитадели командиры дивизий и корпусов доложили, что находятся на установленных позициях. Артиллерия тоже заняла свои места, и теперь все дожидались команды к атаке.
В штабе армии, разместившемся в пяти километрах от города, на холме, в крепком блиндаже с бетонированной крышей, кроме самого командарма Чуйкова находились начальник штаба генерал-майор Белявский и член военного совета Пронин. С минуты на минуту должен был подойти начальник артиллерии фронта генерал-полковник Василий Казаков.
Каждое утро гарнизон крепости Цитадель приветствовала пятнадцатиминутная артподготовка из всех видов орудий. Немцы, зная о такой закономерности действий русских, прятались в это время в крепкие укрытия. Помогало не всем. Значительная часть сооружений разрушалась, но немцы наловчились устранять пробоины в короткие перерывы. В этот раз испытание будет куда более серьезным: обстрел будет вестись артиллерией особой мощности с закрытых позиций несколько часов кряду.
Генерал-полковник Казаков подошел за пятнадцать минут до начала артобстрела. Сосредоточенный и одновременно оживленный, он весело подмигнул связистке, сидевшей в углу за рацией, и спросил:
— Начнем?
— Начинайте, товарищ генерал-полковник, — со всей серьезностью ответила девушка.
Присутствующие невольно заулыбались. Веселый нрав начальника артиллерии подкупал. Выглядел он доступным. Простым. Поговаривали, что в него были влюблены все телефонистки. Как может не понравиться такой видный мужик? Строен, видный, сыплет шутками-прибаутками, а потом, при солидных погонах.
Никто до Казакова прежде не командовал таким колоссальным количеством артиллерии, сумевшим поднять ее на очень большую высоту. Генерал-полковник не только лично участвовал едва ли не во всех значимых для Красной армии сражениях, но и побеждал в них — в Сталинграде, на Курской дуге, освобождал Белоруссию и сейчас лично командовал артиллерией в Познани, открывая дорогу советским войскам на Берлин. Именно с его именем связывают такие понятия, как «массированный артиллерийский удар», «двойной огневой вал» и «артиллерийское наступление», успевшие уже прочно войти во фронтовую лексику.
Приникнув к стереотрубе, закрепленной на треноге, генерал-полковник принялся пристально осматривать Цитадель, возвышающуюся на холме. Оборону держали форты внутреннего обвода, состоящие из пятнадцати фортов, бастионов, казематов, среди которых была и главная твердыня Цитадели — «Виняры».
Десятикратное увеличение приблизило крепость чуть ли не на расстояние вытянутой руки.
— Эх, какая красавица! Даже разрушать жалко, — невольно выдохнул генерал-полковник, разглядывая бастионы и редуты крепости. — А ничего не поделаешь, придется!
Каждый камень, вложенный в ее стены, свидетельствовал о мощности фортеции, о том, что она будет сражаться до тех самых пор, пока не будет разрушена до основания. Пробоины, полученные от тяжелых снарядов мортир, уже были заделаны, и теперь Цитадель предстала нетронутой, как невеста в канун венчания.
— Хватит тебе упрямиться, скоро ты нашей станешь!
В отличие от бинокля, стереотруба стереоскопична, что позволило отчетливо различать предметы, лежавшие в различной отдаленности, они имели четкие очертания, объемность. На первой линии крепости расположились бетонированные доты, хорошо замаскированные, скрытые на местности, но уже раскрытые пешей разведкой и занесенные на все оперативные карты армии. Первый огневой вал обрушится на них. А то, что не удастся уничтожить тяжелым орудиям, завершат реактивные снаряды «катюш». Именно на этой линии, в направлении главного удара, среди разрушенных городских зданий и наспех вырытых окопов и блиндажей, расположился отряд СС, отступавший вместе с основными частями немцев из-под Кишинева и оставивший после себя кровавый след. К вам будет особый счет!
Форт «Виняры», напоминавший неправильный пятиугольник, смотрелся на фоне низких серых потемневших облаков хмуро и грозно, в темных амбразурах казематов проглядывали стволы станковых пулеметов.
До начала артиллерийского штурма оставалась минута. Генерал-полковник Казаков отступил от стереотрубы и взял трубку телефона:
— Начинайте! Массированный артиллерийский удар!!!
Одновременно по всей длине расположения войск вспыхнули зеленые ракеты, подавая сигнал к нанесению артиллерийского удара. Будто бы сговорившись, с переднего края, со второй линии атаки, где стояли тяжелые гаубицы, по Цитадели ударил первый залп из сотен орудий. За ним тотчас еще и еще… Такие же громогласные. В воздух поднялись комья земли, расщепленные балки, расколоченные кирпичи, куски земли и все то, что некогда было человеческими телами. Место разрывов заволокло дымом, не желавшим рассеиваться, и с каждым залпом он все более густел, превращаясь в непроглядную завесу.
Генерал-полковник продолжал наблюдать за взрывами через стереотрубу. Даже Цитадель, находящаяся на вершине возвышенности, теперь была скрыта от обзора темно-серыми дымами и комьями земли. Казаков посмотрел на часы: прошло всего-то пять минут, а дымом заволокло так, что никакого просвета! Цели не видно, дальнейшая пальба пользы не принесет.
Подняв трубку телефона, генерал-полковник распорядился:
— Прекратить огонь. Пусть дым и земля улягутся.
Неподалеку, откуда-то с верхних этажей разрушенного здания, в воздух взметнулись две красные сигнальные ракеты. Пушки разом умолкли.
— Рано, фриц, радуешься, это только самое начало.
…Прильнув к перископу, Чуйков увидел, как сразу в нескольких местах в воздух взметнулись зеленые ракеты и по всей линии фронта, послушные единой команде, из первой линии окопов, больше напоминавшей снежную лощину, поднялась, сгибаясь под пулями, цепь бойцов, за ней вторая, и двинулись на крепость. Зрелище наступающей пехоты завораживало.
Крепостные стены осветились множеством вспышек. Длинными злобными трелями заливались крупнокалиберные пулеметы, грозно охали пушки, длинно и бегло палили зенитки, тяжело и часто, сотрясая пространство и закладывая уши, стреляли гаубицы. В воздух плотной непроницаемой стеной поднялись тонны земли. Пехота, сделав рывок, залегла. В ответ залпами, подавляя огневые точки, нещадно лупила артиллерия. За пехотой, поддерживая ее огнем, неистово громыхая, покатили танки.
Над полем стоял плотный запах жженого тола. Огонь артиллерии с переднего края перемещался в глубину немецкой обороны. Заняв позиции в тыловой глубине, стреляли гаубицы, перемещая огонь по дальним точкам города. Еще не отгремели последние залпы, как пехота, дружно поднявшись, вновь устремилась на ощетинившиеся огнем городские форты.
Глава 17Чувство вины
Середина февраля
Штаб гарнизона находился на верхнем этаже крепости, с которого просматривался город. Практически весь он был занят русскими. Комендант города-крепости Эрнст Гонелл внимательно наблюдал за вражескими позициями. Каждое утро русские начинали день с пятнадцатиминутного обстрела сильной интенсивности. По крепости стреляли полторы тысячи орудий, но со стороны могло показаться, что в их сторону палил каждый придорожный камень. В минуты обстрела город погружался в плотную поднятую пыль, в столбы дыма, и оставался непроницаемым даже для солнечных лучей. Никогда артобстрел не начинался в одно и то же время — оно варьировалось от восьми до десяти утра. И совсем не потому, что русским не хватало педантичности, каковой у немцев было в достатке; в таком непоследовательном действии скрывалась некая военная хитрость, державшая гарнизон в ожидании, напряжении и неведении. Нельзя было уйти с позиций куда-нибудь в глубокий подвал, потому что штурм мог начаться и без обстрела, а находясь на рубежах обороны, невольно посматриваешь по сторонам, пытаешься угадать, с какой именно стороны прилетит гаубичный снаряд или в каком месте разорвется мина.