— Есть, заняться!
— А теперь не будем тратить время, господа офицеры, расходимся по позициям.
Через амбразуру редута Эрнст Гонелл наблюдал за русским подразделением, сумевшим преодолеть ров. Выставив охранение, они заняли позиции перед мосточком, переброшенным через ров, крепко врывшись в землю, и не собирались уступать ни пяди захваченной территории. Обломки разбитых стен, лежавших на земле, служили им надежным укрытием. Позиция у русских была выигрышная: автоматчики простреливали фланги, им удалось закрепиться в брешах стены, через которые был виден внутренний двор, складские помещения и казарма саперной роты. Частично брешь была перекрыта во время боя — в дыры вкатили разбитый грузовик и два поломанных орудия. Но оставались видны подходы к другим зданиям форта «Виняры», что значительно облегчит задачу русским во время предстоящего штурма.
Поздно вечером Эрнст Гонелл распорядился установить на дорогах и в местах возможного прорыва неприятеля противотанковые заграждения, и сейчас обожженный металл торчал во все стороны, предупреждая о том, что русских ожидают серьезные неприятности. На случай возможного преодоления русскими высокого вала и глубокого рва укрепили пулеметные гнезда на верхних этажах крепости; четыре пулеметных расчета выдвинулись на передние позиции для поддержки предстоящей контратаки. Для усиления гарнизона с северной стороны крепости скрытно прибыло два взвода автоматчиков. Пехотинцы крепости, вышедшие на позиции, зная о предстоящей контратаке, пребывали во взволнованно-тревожном ожидании.
За полчаса до предстоящей контратаки генерал-майор Гонелл решил позвонить в Берлин. В Генеральном штабе всегда с большим вниманием относились к тому, что происходит в крепости. Дважды его соединяли с Герингом, который интересовался судьбой самолетов, оставшихся в Позене. Не жалея самолюбия рейхсмаршала, Эрнст Гонелл со всей военной прямотой рассказал о стремительном продвижении русских войск и захвате нескольких сотен самолетов. Самое досадное, что все они были исправны, но ни один из них так и не сумел взлететь, чтобы покинуть захваченную территорию. Откровенный доклад был маленькой местью за перебои в снабжении, а ведь лично рейхсмаршал обещал, что защитники Позена, оставшиеся в окружении, не будут испытывать нужды ни в провизии, ни в медикаментах, а все самое необходимое им будет доставляться в город бесперебойно по воздуху.
Невзирая на сухопутную и воздушную изоляцию, Эрнст Гонелл был осведомлен о том, что в последнее время между фюрером и рейхсмаршалом произошли серьезные разногласия о ведении боевых действий. На военных совещаниях в присутствии генералов фюрер назвал Геринга хвастуном и утверждал, что многие летчики не заслуживают полученных ими орденов. Если отношения между Гитлером и Герингом будут и дальше развиваться в таком же ключе, то фюрер сместит его со всех постов. А ведь каких-то пять лет назад, сразу после начала операции «Вайс»[17], Гитлер официально провозгласил Геринга своим преемником на посту рейхсканцлера.
В последний год все кардинально поменялось не только на фронте, но и в близком окружении Гитлера. Место Германа Геринга теперь занимал министр пропаганды доктор Геббельс. Поговаривали, что отношения между министром и фюрером были настолько тесными, что Гитлер едва ли не ежедневно вызывал его к себе и часами советовался с ним по всевозможным вопросам, хотя Геббельс никогда не принимал участия в военных совещаниях.
С Геббельсом генерал-майору Гонеллу приходилось разговаривать лишь однажды, десять дней назад, когда возникли серьезные проблемы с медикаментами. Оператор, сидевший на коммутаторе, вдруг неожиданно произнес: «Сейчас я вас переключу на доктора Геббельса». Эрнст Гонелл невольно поморщился: «Что может подсказать кадровому офицеру министр пропаганды? Наверняка будет кричать в трубку, что следует держать город до последнего солдата, не сдавать его врагу, будет призывать воевать за фюрера и Третий рейх…» К своему немалому удивлению, генерал-майор Гонелл услышал от него несколько дельных советов по защите и укреплению города. Каждое произнесенное слово подкреплялось сильной аргументацией, и о происходящем в Позене доктор Геббельс был хорошо осведомлен. Из состоявшегося разговора вытекало, что Геббельс имел в командном составе города какие-то собственные источники. Хотя, с другой стороны, таким знаниям удивляться не стоило: Геббельс с двадцать восьмого года пребывал в должности гауляйтера Берлина, а с сорок второго он уже имперский комиссар обороны столицы Германии.
Что действительно поразило Эрнста Гонелла, так это голос министра пропаганды. Вопреки ожиданию, звучал он очень спокойно, взвешенно, безо всяких истеричных нот (даже немного суховато), каковые не однажды ему доводилось слышать по радио.
Эрнст Гонелл вернулся к своему письменному столу и, подняв трубку, потребовал:
— Соедините меня с рейхсфюрером Гиммлером… Это комендант крепости Позен генерал-майор Гонелл.
— Прошу прощения, но рейхсфюрера Гиммлера нет на месте. Соединяю вас с доктором Геббельсом.
В трубке что-то щелкнуло, и Гонелл услышал сдержанный голос доктора Геббельса:
— Родина в полной мере ценит ваши заслуги, господин генерал-майор. В Германии много славных сыновей, что показала нынешняя война. — Он говорил просто, совсем не по-военному, как если бы их связывали годы тесной дружбы. — Вы входите в число лучших. В цвет немецкой нации! У вас достаточное количество боеприпасов для ведения боевых действий?
— Достаточное, но у нас очень много раненых, и я переживаю за их судьбу. Каждый из них очень много сделал для Третьего рейха. Они достойны большего, чем бесславная погибель в окруженной крепости.
— Есть ли у вас взлетная полоса, с которой можно было бы эвакуировать раненых? Может быть, есть свободная площадь в самой крепости? Подумайте, господин генерал-майор.
Комендант крепости с тоской посмотрел на изрытый воронками двор. Ни о какой посадке самолета не могло быть и речи. Через бреши в крепостных стенах русские контролировали едва ли не каждый метр внутреннего двора «Виняры».
— К сожалению, у нас нет такой возможности, господин рейхсфюрер, — честно признал Гонелл.
— Попробуем переправить вам бинты и медикаменты. — На прощанье министр пропаганды сказал: — Вы отличный солдат, господин генерал-майор, уверен, что вы до конца выполните свой солдатский долг.
Стрелки неумолимо приближались к пяти. Эрнст Гонелл облачился в парадную форму, прицепив на мундир Рыцарский крест. Уж если ему суждено погибнуть в бою, так пусть это случится в парадном мундире. Только за последнюю неделю его должны были убить по крайней мере с десяток раз. Рядом продолжали гибнуть люди, но он по какому-то капризу судьбы оставался в живых, словно провидение оберегало его для чего-то более значительного. Так что теперь каждый прожитый день он воспринимал как праздник. Впереди оставалось еще несколько часов жизни.
Подняв трубку, Эрнст Гонелл приказал:
— Начинайте!
— Слушаюсь, господин генерал-майор, — лихо отозвался капитан Хунтер.
Через минуту во дворе послышалась стрельба из зенитного орудия. Снаряды вгрызались в позиции русских, дробили кирпичи, пробивали железо, на куски разрывали тела. А со стороны западной башни выдвинулась рота автоматчиков, чтобы сбросить русских на дно рва, прямо под стволы спаренных пулеметов.
Русские, не ожидавшие столь массированной и внезапной контратаки, укрывались за покореженную, разбитую технику, за обломки крепостных стен. Однако замешательство русских оставалось недолгим. Откуда-то из-за завалов затрещал автомат, заставив первую шеренгу пехотинцев залечь. Отряд немецких штурмовиков, вооруженных панцерфаустами, под прикрытием автоматных очередей ударил слаженным залпом по позициям русских, разметав выставленные в ряд пушки.
Стараясь удержать занятые позиции и втянувшись в перестрелку, русские не заметили, как трое немецких пехотинцев скатили на каменное дно рва бочку, заполненную взрывчатым веществом. Сбегая по наклонной, бочка слегка постукивала по каменистому дну и неумолимо приближалась к мосту. Ударившись об опору, она развернулась, засверкав на прощанье горящим фитилем. Взрыв легко подбросил на пятнадцатиметровую высоту тяжелые бревна. Мост был уничтожен, задняя опора рухнула.
Глава 24Будет вам, фрицы!
В ночи прозвучал сильный взрыв, заставивший Прохора Бурмистрова пробудиться. Затем последовала плотная пулеметная стрельба, которой вторили автоматные очереди, звучавшие с русской и немецкой сторон. С опозданием, словно бы извиняясь за несвоевременную побудку, шарахнула полковая артиллерия, сумевшая закрепиться на той стороне рва. Немцам удалось взорвать мост! На той стороне в полнейшей изоляции оставалась рота капитана Велесова. Двенадцатиметровая громадина, лишившись одной из опор, криво свисала в глубокий ров. Уничтожив переправу, немцы решили истребить небольшую группу бойцов, сумевших переправиться на противоположную сторону рва. Действовали решительно, нагло, подтянув значительные силы. По горстке храбрецов велся обстрел со всех сторон, но они стойко, не желая оставлять обжитых позиций, продолжали яростно отстреливаться.
Взяв трубку, Прохор прокричал:
— Где химики, мать вашу?! Где саперы?! Возвести дымовую завесу, не дать немцам уничтожить отряд. Всем в ружье! Выдвигаемся под прикрытием артиллерийского огня!
Едва Бурмистров положил трубку, как телефон зашелся настойчивой трелью.
— Что там у вас происходит? Что за стрельба? — услышал Бурмистров раздраженный голос командира полка. — Что за операция? Почему не согласована?
— Немцы взорвали мост и атакуют второй штурмовой отряд под командованием капитана Велесова, оставшийся на той стороне рва. Я отдал распоряжение организовать дымовую завесу. Товарищ полковник, нам нужно пробиться к нашей передовой группе. Нужна поддержка полковой артиллерии.
— Будет вам поддержка. Пятнадцатиминутный артобстрел по западной и южной башне. Хватит?