Вошел командир полка Крайнов.
— Давай по маленькой, что ли? — вытащил он армейскую флягу. — Спиртику по случаю раздобыл. Информбюро нас упомянуло.
— Слышал, — глухим голосом ответил Прохор, находясь под впечатлением прослушанного. — Вот именно, что упомянули. Целый месяц в Познани воевали. Столько событий за это время случилось, — посетовал он. — Столько людей потеряли, а Информбюро сообщило всего-то в нескольких словах… Такого-то числа после упорных боев взят город-крепость Познань.
— Бодрей держись, Прохор, следующая станция — Берлин! — весело проговорил подполковник Крайнов. — Не только мы воюем, и на других фронтах солдаты стараются. Тоже свои головы под вражьи пули подставляют, чтобы всю эту нечисть с корнем выкорчевать. А знаешь, я ведь на тебя представление написал на орден Суворова III степени… Пить за будущий орден раньше времени не станем… А вот за то, что сумели выбраться живыми из этой передряги, за это можно. Ведь не всем же так повезло, как нам.
— Не всем, — мрачно согласился майор Бурмистров, ополаскивая водой из котелка две покоцанные кружки и ставя их на стол. Полускладным обоюдоострым клинком на куске фанеры нарезал шматок сала на тонкие одинаковые дольки. Толстовато поделил на несколько кусков каравай хлеба.
Спирт весело забулькал, разлившись на донышках кружек. Крайнов, завернув крышку на фляге, убирать ее не стал, положил перед собой.
— Давай за победу и за то, чтобы дожить до нее! — предложил он тост.
Две кружки встретились над столом, слегка звякнув. Спирт горячей волной разошелся по телу. Подхватили куски сала и аккуратно уложили их на хлеб. Энергично и дружно стали жевать.
— Послушай, Никита. Мне нужно в отпуск дня на три… По семейным обстоятельствам.
— Ты же не женат, — заулыбался подполковник. — Какие такие у тебя могут быть семейные обстоятельства?
— Вот поэтому и беру отпуск, что не женат. Должен же я наконец как-то решить этот вопрос.
— Будет тебе отпуск. На десять дней не обещаю, но вот на пять будет! Сейчас мы на переформирование пойдем. Самое время. Неужели жениться надумал?
— Надумал.
— И кто же та счастливица, которой удалось такого парня захомутать?
— Старший лейтенант медицинской службы.
— Ох, и повезло же женщине! А куда ехать-то собрался?
— В Москве она сейчас.
— Ишь как ты решил! Все за один раз. И родственников навестишь, и семьей обзаведешься… Ладно, пойду я. Дела у меня еще есть. — Открыв полевую сумку, он достал из нее лист бумаги с напечатанным на нем текстом. — Это приказ товарища Сталина от двадцать третьего февраля. Велено прочитать в каждом подразделении. Нашего замполита зацепило слегка, так что сейчас я как бы вместо него. Держи. Как прочитаешь, заходи ко мне, а я попробую о твоем отпуске с командиром дивизии поговорить… Уж очень ты нужный человек! Барышня действительно стоит того или… — Заметив, как Прохор нахмурился, он поторопился поправиться: — Да шучу я! Чего ты так набычился?
Через полчаса майор Бурмистров собрал перед штабом весь личный состав штурмового инженерно-саперного батальона. От прежнего состава осталась половина. Сметены вражеским огнем, как лавиной. Кто-то убыл навсегда, а кто-то по ранению. Лишь небольшая часть из них вернется в строй. Многих из убывших он почти не помнил, они выбывали сразу после первого боя, едва познакомившись с командиром батальона.
Лица молодые и не очень, но все, как один, серьезные и усталые. За несколько часов, что выдались на отдых, они успели смыть с лица грязь, пороховую гарь и немного вздремнуть. Понимали, что их собрали не для того, чтобы отправить в бой, а для чего-то другого, поэтому выглядели расслабленными.
— Сегодня, в честь двадцать седьмой годовщины Красной армии, я зачитаю вам приказ Верховного главнокомандующего Красной армии и Военно-морского флота товарища Сталина, — громко произнес майор Бурмистров. Подняв руку с листком бумаги, зачитал: — «Двадцать седьмую годовщину Красной армии мы встречаем теперь в обстановке новых, исторических побед над врагом. Гитлеровцы кичились, что более сотни лет ни одного неприятельского солдата не было в пределах Германии и что немецкая армия воевала и будет воевать на чужих землях. Теперь этому немецкому бахвальству положен конец.
Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, офицеры и генералы! Надо помнить, что чем ближе наша победа, тем выше должна быть наша бдительность, тем сильнее должны быть наши удары по врагу».
Сложив листок, майор Бурмистров добавил:
— Сегодня, двадцать третьего февраля, советское правительство поздравит вас с Днем Красной армии, а также со взятием города-крепости Познани. И в Москве в вашу честь произведут салют — двадцать залпов из двухсот орудий!