Стремительный бросок — и диверсанты у рельс. Тол, мина — все приведено в готовность и заложено.
Вдруг Ковалев выругался:
— Слышите, хлопцы, идет‑то порожняк!
— Спасай мину, убирай тол! — приказал Ковалев и добавил: — Не унывай, ребята, дождемся тяжеловеса.
И верно, через небольшой промежуток Бремени шел долгожданный тяжеловес.
— Ну, этот наш, — обрадовался Филипп и направился закладывать мину. С противоположной стороны показались патрули.
— Дать огня! — приказал Ковалев.
Немцы не успели опомниться, как были сметены партизанским огнем.
Эшелон все ближе. Партизан с полотна как вихрем сдуло. Раздался оглушительный взрыв, к небу взметнулся столб огня. Грохот, треск.
— Вот это картина! — восхищенно произносит Филипп, — хватит теперь фашистам работы.
Довольные возвращались в лагерь диверсанты. Их обступили партизаны и подрывники других групп, только что вернувшихся с задания. Начались расспросы, рассказы. Новички с восхищением смотрели на диверсантов, на Филиппа.
Он говорил меньше всех. Лишь улыбался своей открытой, подкупающей улыбкой. «Мягкий человек», — говорили про Филиппа Ковалева друзья. Да, мягкий, чуткий, заботливый к своим товарищам, к нашим советским людям. Но гневен, суров и непримирим к врагу.
После удачной операции особенно приятен отдых. Вечером у костра партизаны поют. Поет и Ковалев. Он любит петь. Голос у него чистый, задушевный. И его заслушивались все.
Зная мою любовь к песне, Ковалев нередко в свободное время заходил ко мне в землянку и, смущаясь (его смугловатое лицо заливалось при этом краской), просил:
— Товарищ комиссар, пойдемте к костру, споем.
Я шла, и мы пели с ним в два голоса наши любимые: «В чистом поле под ракитой», «Золотые вы песочки», «Там за лугом зелененьким». Мы пели, а к костру все подходили и подходили слушатели…
Наступала зима 1943 года. Холода сильные. Одежда у партизан ветхая. Но случаев невыполнения задания не было.
В один из таких холодных дней ушел со своей группой и Филипп. Шли к железной дороге Рогачев — Быхов, на участок недалеко от станции Тощица.
Разведка по своей цепочке связи донесла, что ожидается воинский эшелон с живой силой врага.
Зимой подходить к полотну железной дороги труднее, чем по черной тропе. Могут подвести следы. Группа идет след в след, а последний заметает их.
Идут днем, в маскировочных халатах — теперь немцы редко пускают эшелоны ночью. При малейшей тревоге раздается команда: «Ложись!» Иногда приходится лежать часами.
До слуха доносится гул приближающегося поезда.
— Закладывай взрывчатку, быстро! Протягивай шнур, — командует Ковалев.
Но как тут сделаешь быстро, когда руки закоченели, пальцы не гнутся, шнур запутался. Филипп помогает, поправляет и ободряет товарищей.
Все сделано вовремя. Рывок! Взрыв! Паровоз подскочил, потом накренился набок. Вагоны полезли один на другой. Крики, стоны, стрельба…
И в стужу и метель, в проливной дождь и в мороз — всегда Ковалев спешил со своей группой на железную дорогу. По пути подбивали автомашины врага, взрывали и поджигали мосты, разбивали небольшие гарнизоны. Бывало, скажешь:
— Отдохни, Филипп! Дай своим хлопцам передохнуть.
— Нет, товарищ комиссар, дельце предстоит горячее, а хлопцы сами рвутся на дела.
И всегда подтянутый, бодрый, с горящими искрами в карих глазах, он шел сам и вел за собой людей.
Еще когда Филипп подорвал первый эшелон, он сделал на скобе своего автомата зарубку. С тех пор зарубок прибавилось.
Как‑то, сидя у костра, друг Филиппа Иван Шитиков, ставший начальником штаба одного из отрядов, говорит:
— Ну‑ка, Филипп, покажи твой боевой счет.
Ковалев протянул ему автомат. Сегдь зарубок. Семь подорванных эшелонов.
— Отлично, — оценил Шитиков.
— Нет, — отвечал Филипп, — вот когда на моем автомате будет двадцать зарубок, тогда я скажу: «Хорошо, Филипп, работаешь, а пока это только начало».
Свой боевой опыт Ковалев передавал молодым партизанам.
Бывало, сидят где‑нибудь на полянке, и Филипп обучает их своему мастерству. А потом ведет их на участок дороги Осиповичи — Могилев, которую партизаны держали в своих руках, и немцы ею не могли пользоваться. Тут и начиналась настоящая работа: разведка подходов, засады, закладывание мин, отход.
Филипп строг и требователен. «Минер ошибается один раз в жизни», — напоминал он новичкам, требуя от них знания дела, точной и чистой работы, осторожности и быстроты в действиях.
И молодежь тянулась к своему учителю…
Тихая ясная ночь. Из глубины леса долетают какие‑то шорохи. В кустах часовые. Лагерь спит. Только в одном шалаше слышен тихий разговор. Это новички–диверсанты. Все семеро — комсомольцы, и с ними Филипп Ковалев. На рассвете они пойдут на задание. Не спится. И самый младший из них, шестнадцатилетний Шура Литвиновский, мечтательно говорит:
— Филя, скажи, ведь не стыдно мечтать, когда идет война и вокруг люди умирают?
— А о чем ты мечтаешь? — спрашивает Ковалев.
— Вот как кончится война и прогоним фашистов, я обязательно пойду учиться. Я мечтаю об институте народного хозяйства, — ответил Шура.
— Это хорошая мечта, Шура, и она сбудется, — говорит Ковалев и добавляет: — А я тоже мечтаю. Вернусь после победы в свою деревню, обниму березки у дома, если они уцелели, а нет — так новые посажу. Сяду на трактор и проложу первую мирную борозду.
Все притихли, а он добавил:
— Люблю свою Родину, ее землю, ее небо, ее людей. И верю, что все мы будем счастливы. Ну, хлопцы, а теперь спать…
Ковалев подготовил тринадцать диверсионных групп. Враг не знал покоя от их ударов.
Часто не хватало взрывчатки. Ее добывали сами, выплавляя тол из неразорвавшихся снарядов и бомб. Собирали снаряды все партизаны. Помогало в этом и население, особенно мальчишки. Они‑то уж знали, где можно искать неразорвавшийся снаряд или бомбу. Выплавка тола разрешалась только наиболее опытным диверсантам.
Так в борьбе проходили дни и ночи. Были и радости и горькие минуты.
Героической смертью в одном бою погибли лучший друг Филиппа Иван Шитиков и Ваня Мельников, семнадцатилетний паренек, замечательный пулеметчик, весельчак. Вышел из строя боевой товарищ Ковалева Владимир Короткий. В одном из боев он был тяжело ранен и отправлен в советский тыл.
Филипп тяжело переживал эти потери, но головы не вешал. Почти без передышек, обрастая все новыми и новыми диверсантами, выходил на новые диверсии, совершал новые подвиги. На автомате Филиппа Ковалева было уже 19 зарубок, 19 подорванных эшелонов противника с живой силой и техникой! Он подбил 30 автомашин, подрывал мосты, уничтожал склады боеприпасов. Да всего не перечтешь! За эти заслуги в феврале 1944 года подпольный райком партии и командование бригады представили Филиппа Ивановича Ковалева к награде и присвоению звания Героя Советского Союза. А через месяц он погиб. Не дожил юный герой до победы, не обнял березки у родного дома.
Вот как проходил этот последний бой.
Уже пригревало весеннее солнце, уже доносились из‑за Днепра громовые раскаты орудий Красной Армии, уже был освобожден наш город Рогачев. Партизаны, стремясь приблизить освобождение родной Белоруссии, все сильнее и сильнее наносили удары по врагу.
17 марта 1944 года партизаны вышли на разгром воинской части противника, двигавшейся к фронту по шоссе Могилев — Бобруйск.
Операция была тщательно разработана и подготовлена. Каждый отряд, батальон полка знал свою задачу. Внезапность и неожиданность нападения партизан обеспечили полный успех. В первые же минуты боя вся техника и орудия были выведены из строя. Отходить фашистам было некуда, и они почти все были перебиты.
В этом бою Ф. И. Ковалев командовал ротой. Бой уже затихал. Слышались последние выстрелы. В это время Филипп Иванович, поднявшись во весь рост, окинул взглядом своих бойцов и громко произнес: «С победой вас, товарищи партизаны!» И вдруг медленно стал опускаться на колени. Когда к нему подбежали партизаны, сердце его уже не билось. Оказалось, что на противоположной стороне дороги притаился гитлеровец. Он без цели дал последнюю очередь из автомата. И одна из шальных пуль сразила нашего любимца, попав прямо в сердце.
Тяжело терять боевых друзей, с которыми бок о бок пройдены военные пути–дороги. Но еще более горька такая неожиданная смерть — смерть после боя.
Хоронили Филиппа в деревне Борки. Вся бригада застыла в скорбном молчании вокруг свежевырытой могилы.
Я, комиссар, произношу прощальные слова. Партизаны и партизанки не могут сдержать рыданий. По бородам пожилых партизан катятся слезы.
— Прощай, Филипп. Клянемся мстить врагу за твою смерть, за муки нашего народа.
— Клянемся! — гулким эхом понеслась грозная партизанская клятва.
Звучит троекратный салют. Командиры отрядов, групп строят в ряды партизан, прямо от могилы славного героя идут громить коварного врага.
П. Вершигора, Серой Советского СоюзаНАРОДНЫЙ ГЕРОЙ
В самом начале Великой Отечественной войны Коммунистическая партия Советского Союза поставила перед партийными организациями районов, которым угрожала оккупация, задачу организовать народное партизанское движение.
Партийная организация Путивльского района Сумской области УССР, выполняя решение Центрального Комитета, организовала три партизанских отряда. Во главе первого стал председатель Путивльского горсовета С. А. Ковпак, во главе второго — полковой комиссар запаса С. В. Руднев, во главе третьего — председатель Воргольского колхоза Кириленко.
Ковпака и Руднева судьба свела еще в годы мирной жизни. Оба — участники гражданской войны. Ковпак в те годы партизанил в Котелевском районе Полтавщины, воевал у Чапаева, гонялся за бандами Махно по степям Украины. Руднев еще юношей участвовал в штурме Зимнего дворца и воевал в годы гражданской войны.
Мирные годы они провели по–разному. Руднев служил в армии, был на политработе, а Ковпак до 1926 года был военкомом в Большом Токмаке, Геническе, Кривом Роге и Павлограде, позже работал в хозяйственных, советских и партийных органах. Война застала его председателем Путивльского городского Совета. А до этого он был начальником дорожного строительства. И вот уже в партизанские времена, в особенно удачные месяцы, когда, бывало, начштаба Базима приносил месячную сводку и Ковпак доходил до графы, где указывалось (в погонных метрах), сколько взорвано и сожжено железнодорожных и шоссейных мостов, в штабе воцарялась комическая пауза, и Руднев провозглашал: