Первых медвежат для эксперимента решено было забрать из берлоги, и это чуть не стоило Валентину жизни – разъяренная медведица выскочила навстречу, и только в последний момент испугалась крика и ударов топора, которым бывалый охотник изо всех сил заколотил по дереву. Он взял детенышей и вплоть до поздней осени выкармливал их, живя рядом в палатке. Медвежата послушно бегали за двуногой «мамой», а когда стало холодать, пытались пристроиться к ней под бочок. Приходилось хлестать их хворостинкой по любопытным носам, ведь привыкание зверя к человеку, стирание врожденного страха перед ним обрекают питомца на верную смерть. Никто не будет церемониться с косолапым, который придет в деревню поиграть с людьми. К счастью, медвежата, оставшиеся без теплой палатки, сами принялись рыть берлоги, причем так ловко, словно делали это уже много раз. Стало ясно, что воспитанники способны самостоятельно выживать в дикой природе.
С тех пор биологи вырастили более двухсот тридцати медвежат-сирот. Везут их в бубоницкий «интернат» со всей России. Где-то браконьеры медведицу убьют, а на детенышей рука не поднимется, где-то неосторожный лыжник потревожит сон мохнатой мамаши. Единожды сбежав, она уже не вернется, и, если медвежат не забрать, они просто замерзнут. Дело в том, что медведь в берлоге – удобная добыча, человек охотился на него столетиями. «Храбрецов», возвращавшихся в свой зимний дом, зачастую ждала засада, так что гены потомству передавали в основном «трусы», бросавшие и приют, и спящих в нем малышей.
Новорожденные медвежата, появляющиеся в начале января, – умильные комочки с закрытыми ушами и глазами, настолько крохотные, что в Средневековье люди считали, будто медведица рожает бесформенные куски плоти и лишь потом, вылизывая, медленно придает им форму зверей. Кажется невозможным превратить их в полноценных хозяев леса. А между тем в Центре спасения медведей удалось выходить даже недоношенного медвежонка с багровыми проплешинами вместо кожи, который весил всего 356 грамм. Поначалу зверенышей содержат в теплой комнате у печки, заменяющей малышам бок мамы-медведицы. Сотрудники меняют им пеленки, массируют животики, сажают на горшок, а в первые десять дней жизни кормят каждые два часа – и днем, и ночью, вливая в крохотную пасть по пять миллилитров молока. «Едва успеешь до дома дойти, уже надо обратно», – улыбается Светлана.
Постепенно промежуток между кормежками увеличивают, окрепшие медвежата резвятся на специальном тренажере, в теплую погоду их выносят погреться на солнышке. В начале апреля зверенышей переводят в открытый вольер, из которого они устраивают экспедиции в лес, за ягодами, длящиеся порой до двух недель. Однажды во время такой прогулки пропала медведица Кнопка. Пажетновы обошли все деревни в округе, но так ее и не нашли. Через неделю она вернулась сама – с ошейником и оборванной цепью.
Крошечный медвежонок – это ходячая плюшевая игрушка. Стоит увидеть, как звереныши, повизгивая, сосут друг другу уши, и даже у отъявленных циников руки сами тянутся погладить бурую шерстку. Но – нельзя. Даже разговаривать в присутствии зверей запрещено, а если ставший родным за месяцы неусыпной – в прямом смысле слова – заботы детеныш потянется к тебе, надо его безжалостно наказать. Обидеть и тем самым спасти. Конечно, все равно случаются осечки. Иногда молодые общительные медведи выходят к деревне. Тогда их забирают обратно в «интернат» и заботятся о них вплоть до зимней спячки. В берлоге зверь дичает, и весной стремглав убегает и от своих спасителей, и от других людей.
Эти эксперименты не благотворительность, а серьезная научная работа, принесшая немалые плоды. Шестнадцать косолапых «выпускников» вновь заселили опустевший было заповедник «Брянский лес». Сейчас в нем более пятидесяти медведей. В тверской глубинке проходят международные конференции, по методике Пажетновых работают в Индии и Южной Корее. Но самая большая радость для приемных родителей – когда бывших воспитанниц видят уже с собственными медвежатами. А значит, не только медвежья, но и их собственная жизнь имеет смысл.
– Не жалко, когда ваших медведей добывают? – спрашиваю я бывшего охотника.
Дед недоуменно смотрит на меня:
– Как может быть жалко, когда они живут обычной медвежьей жизнью? Охота держит зверя на расстоянии от человека. Другого механизма нет. Когда охотники добывают нашего медведя, они считают, что поступили плохо, но стесняться не надо. Это же информация. Недавнему самцу из Новгородской области было почти семь лет, а нашли его всего в шести километрах от места выпуска. Самый дальний выход был у медведицы в период гона – двести километров по прямой. Там уже не сплошные леса, как здесь, а вперемешку с полем. Охотовед в бинокль увидел метку и нам позвонил. Потом она сюда обратно прибежала. На родину.
Теперь еду медвежатам носит Василий, внук Деда. Подрастают правнуки. Забытая деревня ожила, превратилась в родовое гнездо семьи Пажетновых. В начале девяностых порой приходилось кормить сироток на собственные сбережения, теперь под патриотичным российским флагом красуется эмблема IFAW – Международного фонда защиты животных, финансирующего медвежий «интернат». А Дед в свободное время пишет воспоминания и сказки для многочисленных потомков – да так, что зарисовки из жизни лосей и кабанов читаются взахлеб, как хорошие детективы.
– Мы с бабушкой – очень русские люди, – гордо говорит он.
– Для нас нет ничего лучше своего места. Одна журналистка написала, что в нашей деревне воняет навозом. А мне жаль, что таких сел мало. Живых, не стерильных.
На этих словах Дед медленно, словно с трудом улыбнулся, и суровое лицо лесовика внезапно преобразилось, будто солнечный луч пробился сквозь ветви дремучего бора. Этот человек, умеющий ценить жизнь со всей ее грязью и трагедиями, в своих странствиях научился главному – чистой любви, когда ради счастья существ, о которых заботишься, надо отказаться от всех внешних проявлений привязанности, вовремя отпустить их от себя, а если понадобится, спокойно принять даже их смерть, зная, что это тоже цена свободы, которую ты им подарил. Главное – что их лесная жизнь, пусть и скоротечная, была настоящей.
Лосиная утопия
Юный Ленин прячется в густом костромском лесу. Где-то в этих краях Иван Сусанин вел на гибель легковерных поляков, теперь окрестности оглашают боевыми кличами Нигилист и Приватизатор, отважно сражающиеся друг с другом и себе подобными. Но Ленин еще слишком мал, чтобы участвовать в октябрьских баталиях, даром что он щеголяет выросшей на удивление рано бородкой. Бороды и умища недостаточно. Нужны еще и рога. А потому Ленин тихонько объедает веточки и мечтает о будущих битвах. Таким прозвищем лосенка наградили из-за мамы, имя которой тоже начинается с буквы Л. А еще потому, что ленив очень.
Родина Ленина, Костромская лосеферма возле деревни Сумарокове, – место легендарное. И не только из-за уникальных экспериментов по одомашниванию лося. Здесь каждый, от директора до лосенка, – яркая личность, всех можно слушать часами, а еще отсюда отчаянно не хочется уходить.
– Малышей гладьте, только уши не трогайте, – разрешает главный технолог фермы Дмитрий Иванович Кудряшов. – Уши лосям заменяют глаза.
Мы проходим сквозь заветную калитку, отделяющую мир лосей от мира людей, и к нам подбегают пятнистая олениха с дочкой. Обе получают кусочки морковки.
– Был у них папаша, – рассказывает Дмитрий Иванович. – Умер от прободной язвы желудка. Туристы закормили. Он лопал все. Она, будучи беременной, той пищи не ела. Токсикоз. Потому и выжила. Мы пытались ее обмануть, как лосиху. Ничего не вышло, хотя лоси и олени – один отряд. Но смысл обмана у лосей – в слабом зрении, сочетающемся с изумительным обонянием и слухом. А олени отлично видят. Они стадные животные. У их самца гарем – десять-двенадцать важенок. У лося-быка никакого гарема нет. После оформления лосихе декретного отпуска на семь с половиной – восемь месяцев он через пару часов линяет. Делать-то с ней больше нечего. Олень на голове рога держит целый год, а лося природа обязывает вырастить их с апреля по август. До декабря они на голове, потом спадают, и еще четыре месяца он маскируется под лосиху. С оленями работать легче – они едят все. Можно сена на зиму заготовить, веников нарубить. А лосям обязательно свежую еду подавай. Поскольку уникальность лося – в одном: у него пища в желудке не бродит, и запаха, в отличие от прочих жвачных, он не имеет. Наш загон для лосих стоит полвека, но животными вообще не пахнет! А поставьте хотя бы на годик туда телят… Все потому, что лось никогда не будет есть богатую белками и углеводами пищу. Из зерновых – только свежий овес. Его мы используем для привязки к себе и обмана. Когда лосиху доят, даем ей овсяную кашку.
Судя по наскальным рисункам, лосей пытались приручать со времен неолита. Есть небесспорные свидетельства, что ханты запрягали их в сани, а якуты – скакали верхом. Однако со временем домашних лосей в Сибири вытеснили лошади и северные олени. В Швеции XVII века лосей использовали курьеры, а Карл XI даже мечтал о лосиной кавалерии. И неизвестно, как бы сложился поход на Россию его сына Карла XII, если б не пацифизм сохатых. Лесной гигант, безропотно ходивший в упряжке и даже тянувший плуг, категорически отказывался идти в бой и дезертировал при первых же выстрелах. Вдобавок рот у лосей приспособлен к поеданию кустов с острыми шипами, а потому на лошадиный трензель они почти не реагируют, из-за чего прослыли строптивцами. В Дерпте (Тарту) в XVIII веке было даже официально запрещено ездить на лосях по городу.
– Использовали кастрированных трехлетних самцов, – поясняет Дмитрий Иванович. – Они обычно деградируют, превращаются в чучело на четырех ногах, ни на что не реагирующее. Лосиху же объездить невозможно.
СССР с его идеей всеобщей коллективизации тоже не мог пройти мимо лесных индивидуалистов. Еще бы! Лось превосходно плавает, бежит со скоростью до пятидесяти километров в час, и его не остановят ни болота, ни бурелом. Копыта позволяют ему не проваливаться в трясину, причем в самых опасных местах зверь ползет на брюхе, отталкиваясь задними ногами. Через валежник он просто ломится. Как лось. Поэтому решено было перевоспитать лосей для таежных колхозов.