– От крови никуда не денешься. По повадкам, по ужимкам я ительмен, хотя наполовину – русский, сибиряк. Веселость, изобретательность, ловкость, отсутствие жадности – все это ительменская натура. Видишь, как я просто живу. А у меня здесь, в Петропавловске-Камчатском, частная клиника стоматологическая. Я в Германии учился, все их технологии знаю. Могу в каждом углу по мешку с деньгами поставить.
Скоро, через одно поколение, мир станет серым и неинтересным. Молодежь язык не знает, жить по традициям не хочет. Пугаются комаров, медведей. Выход один – ассимиляция и хорошее образование для аборигенов. Мы очень творческие люди. Мастера пения, танцев, рукоделия. В той же стоматологии бледнолицые и рядом не стояли. Для меня богатство Камчатки – это не рыба или золото, а лишь культура народов. Остальное – так, желудочные дела.
Когда я бросил пить, то почувствовал, что мне надо заполнить жизнь чем-то красивым. И стал ежегодно делать детские лагеря. Правда, без мухоморов. Каждый такой лагерь – минимум полмиллиона рублей. Здесь путешествовать гораздо затратней, чем по Европе. Билеты дорогие. А для детей все бесплатно. Для любых. Русские, коряки, ительмены – какая разница? Каяки делаю, байдары. Песни с ними пою. После лагеря все спальники, палатки оставляю старикам и возвращаюсь налегке.
Я не могу по-другому. Я из рода шаманов. Кто-то же должен продолжать ительменские традиции. Но будущего у нас нет. Русские сохранят и язык, и культуру. А малые народы исчезнут. Здесь, на Камчатке, – безумие красок и природы. Нерпы, киты, рыбы, медведи, орлы… Изобилие. А потому коряки, чукчи, ительмены – сказочные народы с невероятными танцами и песнями. Но пройдет поколение – и все пропадет. Оставшиеся просто не смогут это осмыслить – без стариковских жилищ, рыбалок – того, что видел я. Чтобы сохраниться, нужны резервации, в которых нет места белому человеку с его киосками и магазинчиками. Совет старейшин решает водку запретить – и все. Кто-то пойдет так жить, большинство откажется. Нынешние молодые ительмены полностью компьютеризированы, а я не могу даже эсэмэску послать. Все это пустое. У ительменов сейчас только один шаман – ваш покорный слуга. Ни у кого не учился, просто голос крови и мухоморы. Иногда даже без мухоморов.
Нынешняя подруга шамана-стоматолога – мастерица вокальных импровизаций, он подыгрывает ей на бубне и варгане. Отсутствие варгана в традициях ительменов Алексея не смущает: культурные богатства народов – одни на всех. Познакомились они на ительменском празднике Алхалалалай, известном на всю Камчатку конкурсе смешных гримас и танцевальном марафоне, который, по словам Алексея, всегда выигрывают только те, с кем он делится мухоморовым допингом. Нынешний рекорд – более шестнадцати часов непрерывных танцев.
Нянча на руках младенца, белокурая красавица вспоминает:
– Он подошел ко мне перед идолопоклонением. «Будешь мухомор?» А я отвечаю: «С утра уже съела». Дал он мне его, и положила я гриб идолу в первое попавшееся отверстие. Оказалось – прямо в глаз.
– И так действенно получилось! – смеется Алексей. – Сразу сделали маленького мухоморчика, будущего шаманчика…
– А вас уже угощали мухоморами? – спрашивает меня его подруга. – Попробуйте обязательно. Отщипните для начала небольшой кусочек. А то от целой шляпки иногда можно
в другое состояние выйти…
Я вопросительно смотрю на Алексея, припоминая его недавние объяснения, и тот разражается каркающим ительменским смехом.
Еврейское нееврейство
– Помидоры с коноплей! Покупайте помидоры с коноплей!
– Отличные помидорчики, молодой человек! Я у нее вчера пробовала, так полдня проспала. Уж больно конопля ядреная. Знакомство с Биробиджаном, столицей Еврейской автономной области, лучше всего начинать с рынка. Здесь и без слова «шолом» над входом понятно: приобретя повышенную морозоустойчивость, дети Сиона не растеряли своих славных традиций.
– Одну помидорку покупать нельзя – примета плохая. Две? Ну что вы, столько цветов покойнику кладут. Вот три – другое дело!
В конце 1920-х годов Советское правительство, опасаясь Японии и Китая, пыталось укрепить границ страны на Дальнем Востоке. К тому же предоставление евреям собственной земли улучшало имидж СССР на Западе, а международные еврейские организации могли выделить под эту цель немало денег. Некоторые советские евреи даже рассматривали биробиджанский проект как замену сионизму. 7 мая 1934 года была создана Еврейская автономная область.
Переселение евреев в Биробиджан началось еще в 1928 году. Поначалу колонистов было много. Некоторые ехали даже из Палестины и Соединенных Штатов. Однако большинство вскоре вернулось обратно, не выдержав сурового климата. Всего за первые шесть лет прибыло 19 635 евреев, а уехало 11 450. Но оставшиеся приспособились и пустили корни, как бывало у народа-изгнанника и на менее приветливых землях. Идиш стал в области одним из официальных языков, наравне с русским, повсюду появились вывески с загадочными еврейскими письменами.
К сожалению, тех, кто притерпелся к морозам, добили репрессиями. Так, из двенадцати членов президиума Второго областного съезда, состоявшегося в 1936 году, были расстреляны одиннадцать. К концу тридцатых приток поселенцев практически иссяк. Некоторое оживление возникло после войны, когда число евреев в области достигло максимума – около тридцати тысяч человек. Однако на смену политическим репрессиям пришли религиозные гонения. В 1949 году в Биробиджане были арестованы все евреи, собравшиеся в синагоге на празднование Рош-а-Шана, а раввина приговорили к расстрелу. В 1958 году Хрущев официально признал провал эксперимента, заявив газете «Ле Фигаро», что это произошло из-за нелюбви евреев к коллективному труду и групповой дисциплине. Почему эти губительные качества не спешили проявляться в молодом государстве Израиль, он не объяснил. – Остались ли здесь евреи? Как минимум я! – говорит с характерным акцентом рыжий бородач. – Моих предков сюда когда-то с Украины выселили. Давно это было, мы уже успели приспособиться. Ни в какой Израиль переезжать не хочу. Я тут раньше в пекарне, где еврейские лепешки делают, кошерность контролировал. Там ведь каждое яйцо надо разбивать отдельно – проверять, чтобы без крови. Окажется с зародышем – выбрасываешь и всю тарелку моешь. Печку включаешь – молитву нужно прочесть, чтобы все по кашруту было. Поработал я так на общественных началах, а потом говорю: деньги пора бы платить. Но эти гои, знаешь, такие скупые! Нашли себе какого-то сомнительного еврея, чтобы все дешево да по-быстрому, а с ним лепешки совсем испортились. Даже по вкусу уже не то. На евреях и на муке с яйцами экономить нельзя!
Теперь евреев в области мало – около одного процента, в Биробиджане – около четырех процентов. Большинство эмигрировало после падения железного занавеса. Некоторые бросали квартиры с имуществом и уезжали налегке, подобно героям скульптуры у вокзала – бородачу в характерной кепке и его усталой жене, везущим в телеге одинокий самовар. Только вместо ледащей лошаденки у них был знаменитый жидовоз, уносивший евреев через Вену в Страну обетованную. Благо жилье там предоставляла новая родина, а к израильскому климату биробиджанцам не привыкать – летом здесь жара под сорок градусов. Правда, зимой – примерно такой же холод. Вдобавок город был построен на болоте возле реки Биры, о чем не дает забыть назойливое комарье. Сегодня Биробиджан – удивительное место еврейского нееврейства. Дальнобойщики именуют евреями всех поголовно обитателей области, включая дюжих белобрысых потомков забайкальских казаков. И не без оснований: многие из официально русских родились от смешанных браков. Уже на вокзале гостей встречают название города на идише и огромная менора, параллельно улице Ленина идет еще более оживленная улица Шолом-Алейхема с памятником этому певцу местечкового еврейства. Повсюду магазинчики с названиями «Цимес» и «Бридер». Однако еврейскую кухню здесь можно попробовать только в одном ресторане и лишь по предварительному заказу, в отличие от арабской шаурмы и свинины по-китайски. К тому же евреев в соседнем Хабаровске больше, чем во всей автономии с ее милой, но довольно провинциальной столицей. А само название города и вовсе эвенкийское, в переводе – «Стойбище у Биры».
Даже городская синагога сейчас без раввина – предыдущий, когда дети подросли, переселился в город, где им проще получить образование, а новый пока не выучился. Вот и получается, что служба раввина в Биробиджане коротка – промежуток между тем, как он сделает тут первых детей, и временем, когда они подрастут для школы.
К сожалению, еврейский культурный центр с двусмысленным названием «Фрейд» унаследовал со времен сталинских гонений такую привычку к скрытности, что проникнуть в него мне так и не удалось. Меня провели старым, как мир, трюком – на дверях (вероятно, для настырных гоев и потенциальных террористов) висело объявление, что экскурсия по музею синагоги начинается в 14:00, тогда как в действительности хитрые иудеи отпирали ее ненадолго в десять часов утра, для молитвы. После этого проникнуть туда было не проще, чем в Форт-Нокс, а беседовать со мной местная руководительница отказалась наотрез – дескать, подлые журналюги потом все переврут, поэтому лучше молчать, как Мальчиш-Кибальчиш на допросе. Немногие сведения о местных евреях удалось почерпнуть только у охранника, оказавшегося куда более гостеприимным. Так что, если окажетесь в Биробиджане, не удивляйтесь этим фрейдистским штучкам. Ведь все мы знаем, что подлинный еврейский культурный центр – это городской рынок. Идите лучше туда, там весело. Особенно после помидоров с коноплей.
Второй приход отца Владислава
Раньше в поселке Эссо, что в самом центре Камчатки, церковь стояла на улице Ленина. Теперь построили новую, на Советской улице. Ремонт еще не закончен, внутри уютно пахнет свежей стружкой. Лампочка качается на голом проводе, живые блики танцуют на иконах и на расшитом бисером малахае, венчающем стопку книг. Отец Владислав, восседая на табуретке, увлеченно рассказывает про ездовой спорт. О не