Поселок золотодобытчиков – серая клякса на тонком белом снегу. Дома на высоких сваях, будто старые сороконожки. Улицы – огромный каток, так что дети порой скользят по тротуарам на коньках. Черная пыль над дорогой. Даже лед по сторонам трассы – темный, ноздреватый. Голодная лиса роется в мусорном бачке. Что ж, по крайней мере, здесь еще теплится жизнь.
Экономисты доказывают – сама идея строительства постоянного жилья в условиях вечной мерзлоты была ошибкой. Вахтовый метод куда дешевле – достаточно содержать лишь сменяющих друг друга рабочих, не надо тратиться ни на городскую инфраструктуру, ни на дотации семьям. Здесь невыгодно строить и дорого жить, но как объяснить это сотням тысяч людей, не представляющих себя без Севера?
– Про какие случаи тебе рассказать, хлопец? У нас бывают только несчастные. Счастливый случай – это выполнение плана. Лучше угощайся.
Мой сосед по гостинице, дородный украинец лет пятидесяти, широким жестом показывает на стол, обильно уставленный привезенными с родины колбасами и паштетами. Весь день он ходит по врачам – перед отправкой в тайгу иностранцы должны подтвердить свое здоровье.
Михаил – бывший шахтер из Донбасса. Уже много лет он приезжает на полгода работать в артели. В мороз солидол рубят топором, металл становится хрупким, так что ломаются даже гаечные ключи. Некоторые артельщики не выдерживают и бегут, словно с зоны, и сходство это тем более явно, что рабочих порой одевают в робы, живо напоминающие зэковские, и за ними неусыпно наблюдают охранники. Но Михаил привык. Ему надо кормить семью. К тому же он квалифицированный работник, с такими обращение совсем другое. Пугают Михаила иные трудности.
Осенью, когда старатели возвращаются с приисков с полугодовым заработком, их уже ждут. Сперва – местные бандиты и мошенники. Некоторых вахтовиков даже не надо грабить. Распирающие карманы пачки купюр действуют как наркотик. Вдобавок – водка, которой они не видели шесть месяцев. Рассказывают, что однажды такой работяга напился в хлам и выбросил все деньги – мол, не нужен ему ни презренный металл, ни его дары.
Еще несколько лет назад самое страшное начиналось в Москве. Золотодобытчиков отлавливали прямо на вокзале – то ли милиционеры, то ли ряженые бандиты, и угрозами вымогали десятки тысяч. Украинец или узбек? Прибыл из Нерюнгри? Так, все с вами ясно. Пройдемте, поговорим.
– Расплатились с ментами, садимся в поезд. Тут же какие-то ребята заходят в купе. Говорят: мы – курский рэкет. Скидывайтесь по четыре штуки, а то всех прямо здесь порешим. Что делать, заплатили. Они говорят: молодцы, теперь до самого Курска можете ехать спокойно. Если кто полезет, скажите, что с вас уже все взяли.
Сейчас наученные злым опытом старатели пользуются денежными переводами. На заработок они содержат семью и могут позволить себе шестимесячный отдых. Вот только у жителей Дальнего Востока все иначе. Цены тут не украинские и даже не московские. Многие уезжают, а отчаявшиеся и азартные подаются в хищники. Благо с недавних пор полиция их не преследует. Казалось бы, не имеющие лицензии старатели могут вздохнуть свободно. Вот только их сделки с частниками незаконны, а скупочным организациям приобретать их золото запрещено.
Вечером в гости к Лешке приходит начальник уголовного розыска – рослый, с седыми висками и мягким округлым лицом. Он пьет, чокаясь быстрыми точными движениями, и не торопясь, рассказывает о своей жизни, предварительно попросив отключить диктофон. На золотоносный район, размерами сопоставимый с небольшой европейской страной, только три следователя. Их все знают, и они знают всех. С детских лет он хотел быть военным. Учился в Суворовском училище, затем стоял в погранчастях на границе Туркменистана – ровно до тех пор, пока не потребовали дать присягу верности Туркменбаши. В Первую чеченскую кампанию брал Грозный. А потом армия оказалась никому не нужна. Полгода без зарплаты, два года без пайковых. Глядя, как у друзей распадаются семьи, он не выдержал и вышел в отставку. Приехал на Колыму поработать полгода – да так и остался.
– Сперва был школьным учителем, – говорит он, обводя добрым взглядом остальных ментов, отчего те сразу стихают. – А в милицию взяли по пьянке. Выпил как-то с их начальником. Разговорились. «Офицер?» – спрашивает. Офицер. «Воевал?» Воевал. Так хватит прохлаждаться, иди к нам! Про одиночных золотодобытчиков он знает все.
– Хищник – это просто работяга, который добывает золото в тайге. Наколет дрова, отогреет избушку, добудет воду. Затем надо растопить и отмыть грунт, отбить, отдуть, отжечь, и на выходе получается практически чистое золото. С ним он идет к перекупщику. Тот берет свой процент и бежит к скупщику. Скупщик – к тому, кто дает деньги. Потом золото уходит с бегунками-транзитниками либо в Турцию, либо на Кавказ – как здесь шутят, на комбинат «Ингушзолото». Самое главное для них – проскочить Якутию. Дальше никто не представляет, как выглядит золото. Можешь просто сказать, что это песок для аквариумных рыбок.
В тайге хищники живут, пока не кончится еда. Некоторые работают круглый год. Труд это каторжный. Доход зависит от того, как человек разбирается в земле. Если нет образования, идут путем проб и ошибок. На хорошем ключе за три месяца хищник вручную добывает грамм триста. Если очень повезет, полкило. А так – сто грамм и меньше. Если б можно было сдавать по официальным котировкам, доход был бы неплохим, но с перекупщиками не всегда и на продукты хватает. Добычу легализовали, а что дальше? Почему золотопри-емники не сделали в банках? Куда продавать?
Государству нельзя – не покупает. Остается черный рынок. В России много золотоносных районов. Еще в Свердловской области добывают изумруды, на западе – янтарь… И там так же хищнуют, так же бегают. Возле любого месторождения драгоценных металлов и камней всегда есть хищники. Их везде так называют. Где-то – хитники, где-то – кичники, но суть одна. Малышевское изумрудное месторождение несколько лет официально не работало, при этом малышевские изумруды сбивали цены на мировом рынке. Губернатор этим занимался, московские банки – все подыхало на корню.
В хищники идут не от хорошей жизни. Кому охота в минус семьдесят сопли морозить? В артелях – люди из бывших республик, готовые работать за гроши. Узбеки везут полный комплект документов, купленных на родине, – он и водитель, и электросварщик, и бульдозерист… Потом уже во время сезона обучаются. Настоящий специалист получает сотню в месяц. Для приезжего это хорошо. Но что такое сто тысяч здесь, где хлеб стоит тридцать пять рублей, а пакет хорошего молока – сто пятьдесят? Вот и уходят в лес. И знаешь, ни разу не слышал про хищника, который бы завязал. Хоть и получают треть цены. Недаром говорят: грешный металл. Не отлипает.
– Природа у нас красивая. Один московский фотограф приехал в июне, мы его отвезли в сопки, и только в начале сентября он выплыл. Счастливый, с тысячами снимков.
Я сижу за длинным столом в кабинете генерального директора ОАО «Сусуманзолото» Сергея Николаевича Симоненко. Он с гордостью демонстрирует фотографии района. Судьба Сусумана неразрывно связана с его главной компанией. Детские сады, больницы, даже аэропорт – всюду золотые деньги. На фоне оставшихся позади поселков вдоль Колымской трассы с их веселыми стражами порядка и беспокойными артельщиками город кажется очагом цивилизации, но здесь тоже хватает заброшенных домов и выбитых стекол.
– За год мы добываем около четырех тонн золота. Для сравнения: в 1941 году – сорок одну тонну. С каждым годом сырье беднее, золотоносные пески все глубже. К счастью, стоимость металла возросла, и мы обновляем технику, чтобы держать высокий уровень добычи. Объемы промывки растут.
Наконец я задаю простой и страшный для многих северян вопрос: что перспективнее – северные города или вахтовый метод. Сергей Николаевич откидывается на спинку кресла. Он отвечает быстро, не задумываясь – наверняка не в первый раз и уж точно не в последний:
– Если приедут посторонние, будут ли они заинтересованы в развитии района? Это ведь жизнь людей, история наша. Некоторые горожане никогда не были на материке. Они просто не представляют себя вдали от Родины. Надо их поддерживать. Я однозначно против вахтового метода. Да, мы приглашаем специалистов с материка, но это от безысходности, поскольку жителей все меньше. Население Магаданской области за последнее время сократилось вдвое, причем почти все живут в самом Магадане.
Фотографии сменяют друг друга. Густые поросли иван-чая вдоль реки Берелех, блестящие гирлянды замерзшей голубики, молодой снежный барашек, подпустивший человека совсем близко…
– Знаешь, что если разорить гнездо бурундука, он находит раздвоенную ветку и вешается? – говорит Сергей Николаевич. – Он понимает, что без запасов в суровую зиму ему не выжить. Потому что честный. Воровать не умеет.
Жертвоприношение
Зачастую в путешествиях случаются такие невиданные совпадения, что, найди их читатель в романе, он наверняка бы посмеялся над фантазией автора. Как-то раз, гостя на Ямале, я рассказал паре швейцарских туристов историю путешественника по Чукотке. Иностранцы потом уехали на теплоходе вниз по Оби, а я отправился дальше на север. Месяца через полтора мне неожиданно пришло письмо от этого человека. Он недавно переехал с Чукотки на Сахалин, где случайно встретил тех же швейцарцев. Они ему и пересказали мою историю, в одном из героев которой он с изумлением узнал себя.
Но самое фантастическое совпадение случилось в Югре. По дороге я познакомился с загадочным хантыйским дедом, который отказывался назвать свое имя, зато знал наперечет все притоки Оби и живущие там народы. Ему понравились мои планы, и под конец незнакомец дал мне телефон своего приятеля в столице округа. Когда тот услышал, что меня интересуют олени, он позвонил под Сургут знакомому оленеводу и спросил, может ли приехать к нему в гости один русский. Слово «русский» по-хантыйски звучит как «рущ», а связь была плохая. Сургутский хант подумал, что к нему собирается приехать человек по фамилии Рудь, которого он давно и хорошо знал. Он согласился, а когда ошибка открылась, спроваживать меня было уже невежливо. На следующий день в стойбище я стал свидетелем редкой церемонии жертвоприношения, на которую чужих не пускают. По странному совпадению это был день моего рождения, так что случившееся я расцениваю как воистину королевский подарок судьбы.