Люди неба — страница 12 из 23

Инокиня Евгения (Сеньчукова), дочь иеромонаха Феодорита:

– Он – хороший папа, поэтому он получился хорошим священником, потому что он хороший отец. Он может и повеселиться с нами, он может и достаточно хорошо держать дистанцию, в том смысле, что с ним выполнять заповедь «почитать» легко, его сложно не почитать, он весь такой масштабный. Если он работает, то мы знаем, что он работает, это не показуха какая-то. Если папа молится, то папа молится. Стоит или сидит, когда спина болит. Час, два, пока не прочитает свое правило, не отвлечется от этого. В общем, его можно было за это всегда уважать.

Когда мама была жива, Дарья не помнит, а я помню, он приходил с работы, и они с мамой могли часами обсуждать какой-то трудный случай, мама медиком была, фельдшером «Скорой помощи». Они по жизни были экстремальщиками, привычка к экстриму могла проявляться в путешествиях, они выучились водить машину, у нас были «Жигули», Даше было три, по-моему, нас грузят, и мы едем к бабушке и дедушке в Пермь, к маминым родителям. Они только-только получили права, месяц прошел только. Мы доезжаем за один день, у нас отличное боевое настроение. И это очень для нашей семьи типично.

– Как случилось, что ваша супруга рано умерла?

– У нее был тяжелый диабет, были осложнения, она заболела и умерла.

Она умерла неожиданно, не от самого диабета, а от осложнений его. Естественно, никто этого не планировал. Хотели жить долго и счастливо. Понятно, что любой диабетик – это группа риска, но далеко не все умирают в сорок лет.

– Как вы это пережили?

– А что делать-то, если двое детей. Есть два варианта – либо изобразить из себя мученика, страдальца и начать ходить всем рассказывать, какой ты страдалец, пить водку и так далее, либо задуматься о детях. У меня две дочери, одной – 5 с половиной, другой – 17, старшей надо в институт поступать, младшей надо в школу идти. Если я буду расслабляться и заниматься саможалением, то соответственно дети мои окажутся обделенными.

Проблема была в том, чтобы из младшей дочки не вырастить сиротинушку. Вокруг же были всякие тетушки, бабушки, родственники. Всем очень хотелось пожалеть маленькую Дашу. А дело в том, что это вот жаление ребенка в такой ситуации, именно жаление, не сочувствие, не помощь, а именно жаление, очень ломает ребенка. Он себя, с одной стороны, чувствует неполноценным, с другой стороны, начинает манипулировать своей вот этой исключительностью. Поэтому с этим пришлось бороться в плане родственников. Хорошо, у Дашки у самой характер железный, она могла тетушек осадить. При этом старались сделать так, чтобы она не чувствовала вот эту свою обделенность. Более-менее удалось справиться. Ну а мне, соответственно, пришлось меньше времени уделять даже не себе, а своим слабостям. Ведь можно проводить время по-разному. Можно сидеть и плакать – все это хорошо, но совершенно непродуктивно, дома вырастет гора мусора, детей заберет опека. Можно пить, но проблема не решается, алкоголь не лечит депрессию…

– У вас получилось смириться?

– Да. А как? Я в Бога верю. Протеста против Бога у меня не было. Во-первых. Я врач, я понимаю, что это за осложнения, откуда берутся и есть какие-то вещи, которые предусмотреть было нельзя. Есть вещи, которые, может быть, можно было предусмотреть, но это хорошо смотреть задним числом. Кабы знать, где упасть, там бы соломки подстелил. Носить себя всю жизнь как хрустальную вазу? Да, хорошее занятие, но тогда надо жить по-другому. Тогда надо жить не так, как у меня Юлька жила, которая и двоих детей родила, и на «Скорой помощи» работала, и машину водила. А можно сидеть, есть такие диабетики, которые себя так носят. Но это всю жизнь провести под колпаком. Дожить до 70 лет и все равно умереть от диабетических осложнений. У меня была такая родственница. Но что она в жизни видела? Тут так: либо ты выбираешь полноценную жизнь, либо ты выбираешь долгую жизнь.

– Второй раз не женились почему?

– Во-первых, не встретил человека, на котором бы хотел жениться. А заменить любимую жену, любимого человека, сложно по одной простой причине. Ведь церковь нас учит чему? Двое соединяются в единую плоть, то есть муж и жена – это не два человека, а один. И как я найду другую половину себя? Вот если мне отрезать руку, нельзя пришить руку другого человека. Можно встретить человека, но я такого не встретил. Это первое и основное, а все остальное – от этого. Дети опять же. Нельзя, мое глубокое убеждение, никого не осуждаю, никому никогда ничего не скажу, но убежден: нельзя приводить ребенку маленькому вторую маму. Можно построить взаимоотношения между женщиной и ребенком таким образом, что да, это не мама… Понятно, если ребенку два годика, то, наверное, можно. Но когда девочке уже почти 6 лет, и я бы сразу не женился, а значит, 8 или 9… Ну как я приведу другую женщину в дом, где у меня есть ребенок, который маму прекрасно помнит. Она всегда будет сравнивать. И женщине будет нехорошо. Она постоянно будет жить под взглядом ребенка, который ее не принимает.

Как я стал монахом

Благословение на монашеский постриг доктор Сергей Сеньчуков получил неожиданно – в подарок на день рождения.


– Дело в том, что когда у меня умерла супруга, естественно, я стал больше времени уделять и молитве, и церковной жизни. Куда деваться человеку, который потерял свою половинку? Естественно, стал больше бывать в храме, естественно, пришло желание служить Богу. Служить Богу уже более осознанно, не просто как мирянин, не просто как верующий человек. Но это было такое не очень оформленное желание. Меня настоятель храма, куда я ходил, благословил. Дело в том, что я ходил на Иерусалимское подворье. Я с того момента, когда крестился, ходил туда. И настоятелем тогда был нынешний Патриарх Иерусалимский Феофилакт Блаженнейший. И он мне сказал: «Ты не торопись, потому что придет время, все само решится, это Бог решит». Я послушался и не торопился. Ездил в паломничество, в Иерусалиме не раз бывал. Молился на Гробе Господнем. Рассказывал батюшкам свою историю. Сочувствовали. Кивали.

На свой день рождения я поехал в Киев. Почему в Киев? Потому что родился я 17 ноября, это день памяти Преподобного Меркурия Печерского. Приехал помолиться Меркурию, иду на исповедь, там огромный храм, народу немного, смотрю, стоит старенький батюшка, и к нему ни одного человека. Думаю, пойду-ка я к нему. Стал исповедоваться. Он мне: «Ты кто такой?» – «Сергей, врач из Москвы» – «А почему ты не священник? Надо, чтобы ты был священником».

На следующий день я причастился, поехал домой и буквально через день мне звонит игумен Северо-Донецкой епархии, говорит, владыка благословил твой постриг, приезжай постригаться 7 декабря. Все решилось буквально за месяц. Я был к этому, наверное, более-менее готов. То есть старался жить по-монашески. Не то чтоб сразу с дискотеки в монастырь. Постригли меня 7 декабря. 18 декабря рукоположили в дьякона. И пять с половиной лет я был сельским дьяконом в Северо-Донецкой епархии. Каждое воскресенье ездил из Москвы служить.

Дарья Сеньчукова, дочь иеромонаха Феодорита:

– Оно очень органично было, то есть вопросов как бы не возникало. Папа остался молодым вдовцом, и вот хищные женщины, которые вокруг него кружили, говорили, если бы да кабы. Он очень четко всегда говорил отрицательно: «Нет, не будет такого, что появится какая-нибудь вторая жена и вам, соответственно, вторая мать. Это не вызвало удивления. Такое… ну, слава Богу, теперь устроилось.

Наталья Шленова, диспетчер подстанции «Скорой помощи»:

– Мы знали его отношение к вере, его семью, и когда он принял монашеский сан, мы приняли это очень хорошо, мы спросили, какое его церковное имя. Так как сами мы православные, нам это было интересно. В работе ничего не изменилось: как он был для нас доктором, так и остался. Но так как теперь он батюшка, мы обращаемся иногда и с православными какими-то вопросами.

– Это была самая вопиющая новость какое-то время в ЖЖ-тусовке, только об этом все и говорили, что Машин папа постригся в монахи. ЖЖ был больше развлечением, Фейсбук, помимо развлечения, реализацией творческих способностей. Это на самом деле – рабочий инструмент, потому что через ФБ, например, мои пациенты пульмонологические, они в конечном итоге появились через Фейсбук. Там тоже была довольно необычная история. У нас есть женщина в монастыре, я ее называю – полуприхожанка. Она еще прихожанка другого храма, но к нам очень часто заходит. У нас частица мощей Митрофания Воронежского есть, и она его очень почитает. У нее тоже есть блог в Фейсбуке, и вот она мне пишет: «Не могли бы вы причастить на дому одну тяжкоболящую женщину? Ее дочь пришла в наш храм, а у нас некому, батюшка сейчас один, зашивается». Я говорю: «Конечно, я поеду». Тем более я на машине, проблем особых нет. Приехал, и выяснилось, что она не одна такая, она умерла, к сожалению, в этом году, очень тяжелая была больная. Там таких несколько человек, и они стараются друг другу помогать. Они оказались в той жуткой ситуации, что медицинская часть, она отработана, но кто из них когда попадет на трансплантацию – неизвестно, они сидят здесь годами, денег у них нет, как правило, потому что пенсия по инвалидности каких-то 17 тысяч. Вот она приехала из Армавира, она не то что на улицу выйти не может, она не всегда может передвигаться по квартире. Ее дочка водила до туалета. Кто-то – в лучшем положении, но все равно они все привязаны к своим кислородным аппаратам, аппаратам неинвазивной вентиляции. Фейсбук помог нам найти друг друга. И теперь под моим, если можно так сказать, патронажем есть несколько человек, к которым я регулярно езжу, причащаю, исповедую. Потому что они просто физически не могут дойти до храма. А из-за того, что они не москвичи, они не знают, куда можно обратиться…

И еще так сложилось, что я всегда нахожусь на стыке всего, и мне иногда удается сделать какие-то вещи, о которых обычные врачи не думают, а обычный священник не сталкивается. Допустим, те же самые пациенты с трансплантацией. Там же получилось как с ними? Дело в том, что есть болезни, ну, например, муковисцидоз, – это очень тяжелое заболевание. Эти больные тоже часто нуждаются в трансплантации легких, этих больных довольно много, и есть специальный фонд – «Кислород». Он помогает этим больным каким-то образом решить их проблемы. А эти больные, поскольку они с разными болезнями, не попадают под сферу действия фонда «Кислород», поскольку у них в уставе написано о помощи только больным муковисцидозом, а большие фонды, которые помогают независимо от заболевания, не могут взять их на содержание, а лишь делают какие-то разовые вещи – например, помогают купить аппарат, оплатить препараты. Но они не могут им выплачивать деньги, чтобы они оплачивали квартиры. А им нужна постоянная помощь. У врачей есть своя работа, и они не могут решать бытовые проблемы своих подопечных, священник обычный приходской просто не может их собрать, потому что они сидят по домам, все в разных местах, он их не охватит, о