Люди неба — страница 13 из 23

н их просто не знает. В лучшем случае он будет знать про одного больного, которого к нему приведут.

Иеромонах Феодорит

«Прием» духовных чад отец Феодорит ведет в одном из московских монастырей. Уникальный жизненный опыт – отца семейства и монаха – сделал его популярным диагностом духовных болезней.


– Говорят, церковь – это лечебница тоже. Врачебница. Какие недуги проще и понятнее лечить – тела или души?

– Тело, естественно, проще, потому что тело, оно все-таки достаточно автономно. Недуги души связаны с взаимодействием с другим миром, поэтому это, конечно, сложнее. Здесь не мы лечим, а лечит Христос, а мы только служим инструментом в его руках. Потрогать ничего нельзя, поэтому, конечно, с телесными недугами разобраться проще.

– А как-то взаимосвязаны физические болезни и духовные?

– Да, конечно. Нельзя сказать так, что человек плохой, поэтому ногу сломал, нет. А вот как протекает у него болезнь, уже может зависеть от его духовного состояния. Бес – это микроб, по сути своей. Был такой ученый Ипполит Васильевич Давыдовский, он любую болезнь рассматривал как встречу микроорганизма и макроорганизма. Вот у того, кто заболел, были благоприятные условия: или ослабленный иммунитет, или он плохо ел… Бес, по сути, – микроб, мы все встречаем их на своем пути, но кто-то их в себя впускает, кто-то нет. Чтобы проникнуть в организм, бес пользуется любыми лазейками – недугами душевными, недугами физическими, старается воздействовать. И если мы не противодействуем, склоняет ко греху. А болезнь физическая может быть как бы входными воротами – человек ослаблен, меньше задумывается о духовном делании и начинает грешить. Он, может, злобствовать будет, завидовать или еще что-то. А кто-то наоборот – осознавая себя больным, будет обращаться к Богу, и грехи никакие ему будут не свойственны.

– Как вы относитесь к тому, что многие люди воспринимают церковь как лечебницу в прямом смысле?

– Это как комбинат ритуальных услуг. Нет, это не лечебница. Когда человек обращается как в лечебницу, то он предполагает, что у него есть болезнь, а болезнь не проходит просто так. Надо не только уповать на таблетку, доктор нам говорит еще, что надо соблюдать постельный режим, диета должна быть определенная. Так же и здесь. Если ты подошел к иконе, просто ее поцеловал и думаешь, что духовные недуги пройдут. Нет, не пройдут. А если ты стараешься оставить грехи, то будет помощь. Человек должен быть в синергии с Богом. А если человек приходит за здоровьем и не хочет для этого ничего делать… Есть старый анекдот еврейский: «Старый еврей сидит дома, ему говорят: «Наводнение начинается, вот машина, давай, поехали». Он говорит: «Меня Бог спасет». Сидит, молится. Вода подступает, начинает затапливать поселок, уже на лодке подплывают. Он снова: «Меня Бог спасет». Прилетает вертолет: «Полетели, ребе». Он: «Нет, меня Бог спасет». Утонул. Попадает к Богу. – «Господи, я так на тебя надеялся, я так тебе молился, а ты меня не спас». – «А кто тебе посылал машину, лодку и вертолет?» Если мы не будем прилагать никаких усилий, Бог не спасет. Бог действует в синергии с человеком. Он его не насилует.

– У вас много духовных чад?

– В силу половинчатого статуса я не очень правильный духовник. Потому что человек, которому нужны семейные советы, ему лучше окормляться у священника семейного. Мало того, что я остался вдовцом, это совершенно определенный опыт, и у меня взрослые дочери. Чтобы иметь духовного чада монаха, надо быть настоящим монахом. Да, люди приходят, но таких отношений «старец – послушник» у нас не возникает. Да я этого бы и не хотел.

– А вы не считаете себя настоящим монахом?

– Конечно, нет. Ну, какой же я настоящий монах? Настоящий монах живет где-нибудь в дальнем монастыре, на «Скорой» не работает, проводит время в молитве. Я стараюсь им быть, насколько это возможно в моих условиях.


Врач в рясе и священник в белом халате – он лучше других понимает, как связаны тело и душа человека. И каждый раз с любовью спешит оказать ему скорую помощь.

Игумен Иннокентий (Ольховой)

Свято-Данилов мужской монастырь – самая древняя обитель столицы. Москвичи любят здесь бывать, и многие знают, что, кроме всего прочего, у этого монастыря есть хорошее фермерское хозяйство и лавочка со свежими молочными продуктами. Еще здесь работают столярная, пошивочная и ювелирная мастерские и издательство. Как перевести иноческое братство на самоокупаемость и превратить старинный монастырь в доходное хозяйство, знает эконом обители игумен Иннокентий (Ольховой).

Эконом Свято-Данилова монастыря

Монастырское подворье в Подмосковье, где коровы гуляют даже зимой, – одна из епархий игумена Иннокентия. Причем не самая большая.


– Отец Иннокентий, вы – эконом Свято-Данилова монастыря. Какова экономика монастыря? Это вообще доходное предприятие?

– Ну, конечно, предприятие не доходное, потому что мы все-таки – некоммерческая структура. В основном занимаемся хозяйством, ради того, чтобы обеспечить продуктами себя и тех паломников или гостей, которые к нам приходят, вот. Поэтому все делается в основном вручную, делается вот таким методом, еще дедовским, вот. Поэтому, конечно, у нас главное – это не получение прибыли, а получение, собственно, хорошего, экологически чистого, ну и качественного продукта. Излишки мы продаем, поэтому какую-то прибыль получаем небольшую, вот. Поэтому для нас это, в общем-то, ну, дело, да, в общем-то, тоже приносящее какую-то выгоду, да. Здесь у нас подворье небольшое, поэтому здесь мы держим в основном исключительно для нужд уже монастырских вот небольшое количество коров, вот мы видим их потомство, такое перспективное, которое дает нам возможность уже для монастыря кормить братию, кормить паломников. А так у нас большое хозяйство вот зерновое, то есть мы выращиваем пшеницу, ячмень, выращиваем горох, рапс, сурепицу.

– А почему именно вы возглавили это хозяйство? У вас есть какие-то навыки специальные?

– Для меня это тоже загадка, потому что я никогда не занимался сельским хозяйством. Но вот отец-наместник почему-то увидел во мне, наверное, какие-то такие способности, о которых я сам не подозревал, назначил меня экономом.

Ну, пришлось, конечно, осваивать все это, потому что, для того чтобы руководить хозяйством, особенно большим, современным, нужно было уже почитать серьезную литературу, нужно было уже брать уроки у специалистов, то есть знакомиться с чужим опытом и перенимать не только в России, но и за рубежом, вот. Мы ездили и в Германию, смотрели, как там устраивают хозяйство, потому что они очень близки нам по технологии, и сорта некоторые их, например, ячменя… Мы выращиваем немецкие сорта, поэтому нужно было ознакомиться прямо со всей технологической цепочкой. То есть пришлось разбираться…

– И что самое сложное в этом оказалось освоить?

– Вообще, сложнее всего было, на самом деле, с людьми, вот – обучить людей, сделать так, чтобы люди работали с максимальной отдачей, чтобы не воровали, не пили. То есть на селе, к сожалению, вообще в деревнях у нас масса была проблем – именно человеческий фактор. Потому что люди, когда поняли, что им будут хорошо платить, но будут спрашивать, соответственно будут требовать высокий уровень качества работы, то тогда уже начало потихоньку все преображаться. То есть люди захотели обучаться, захотели выдавать качественную работу. Соответственно, вот все это организовать именно с людьми оказалось сложнее всего. То есть на это ушли годы, годы, чтобы людей убедить, обучить, показать, чтобы пришли туда не на год, не на два, а пришли работать, получать прибыль, да. У населения не так-то легко с работой, но, когда увидели, что у нас хорошая перспектива, то сейчас в основном у нас средний возраст 30–35 лет, то есть это как раз самые такие работоспособные молодые люди. Создают семьи, помогаем строить жилища, рожают детей… И жизнь вся вот так вот и закручивается вокруг хозяйства. Мы построили там храм, то есть, соответственно, люди могут там крестить детей, венчаться, и, соответственно, круг жизни вот так и совершается наш. У нас порядка 10 тысяч гектаров земли всего, где-то пахоты примерно 8 тысяч гектаров. Соответственно, это уровень, ну, такого среднего хозяйства, скажем, не маленького, не очень большого, ну, скажем так, среднего, да, не маленького. Допустим, горох в этом году мы продали в Турцию. Пшеница и ячмень идут на переработку. Ячмень идет на пивоваренные цели, на комбикорма. Пшеница вся продается тоже очень хорошо. Соответственно, тоже часть идет за границу, потому что у нас очень хорошее качество пшеницы, поэтому с удовольствием покупают экспортеры, на экспорт чтобы пшеницу продать. Овощами мы обеспечиваем себя практически полностью, вот. Закупаем очень мало, когда вдруг если нам не хватает там чего-то, вот. То есть получается, что у нас, допустим, своя мука, свой хлеб. То есть вот полностью все, что касается мучного и хлебного, то все свое. Пирожки, хлеб, булочки, выпечка любая, печенье. Соответственно, молока, ну, немножко, бывает, что не хватает, потому что коровы не всегда дают одинаковое количество молока. Когда они в запуске, то, соответственно, количество молока снижается до нуля, вот. Поэтому молока, в общем-то, если когда достаточно, то полностью покрываем, если коровы не всегда доятся, то, соответственно, тогда немножко докупаем. А так вот масло свое, творог тоже свой.

– Почему монастырь решил обзавестись таким большим хозяйством?

– В этом, во-первых, есть необходимость, потому что все-таки нужно довольно большое количество средств, чтобы содержать монастырь, да, вот на те же продукты питания. Соответственно, если мы имеем что-то свое, то это нас избавляет от необходимости большое количество закупать всего. Потом, монастырь все-таки помогает и другим тоже, допустим, да? К нам приходят люди, просят о какой-то помощи. Мы продукты распространяем, допустим, среди бездомных, вот, готовим что-то или просто продукты даем. Соответственно, это всегда нужно. Поэтому, так как монастыри на Руси всегда имели свои какие-то хозяйства – поля, леса и так далее, то есть занимались сельским хозяйством, для нас это такое традиционное, в общем-то, дело. Поэтому это было такое естественное направление развития монастырской жизни. Все-таки в старой Руси, в старой России в основном население монастырей, насельники – это были крестьяне, для них это был привычный труд. Они с детства могли доить корову, ее пасти, перерабатывать все. Сейчас это все городские жители. Поэтому для нас, для меня в частности, это было совершенно новое такое направление. Но тем не менее это, в общем-то, все вполне по силам, легко, потому что получается, что с этими животными познакомившись однажды, к ним быстро привыкаешь, начинаешь про них с радостью что-то узнавать. И, в общем-то, это совершенно приятный человеческий труд.