Они вышли из ресторана.
– Я могу сесть на автобус в двух кварталах отсюда, – сказала Максвелл. – Проводите меня до остановки, Николас?
– С радостью, – ответил он почти искренне, хотя к радости примешивалась заметная доля разочарования.
Они дошли до остановки, постояли в молчании минуту-две, потом Максвелл сказала:
– Николас…
– Да?
– Вы правда джентльмен. Вот честное слово, не поверила бы.
Она обняла его, поцеловала в губы и тут же оттолкнула со словами: «Вот мой автобус. Хороших вам снов, Николас». И прежде, чем он успел опомниться, красный лондонский автобус умчал ее прочь.
Однако по пути в отель Хансард по-прежнему чувствовал теплоту в груди и сладость на губах.
ВАГНЕР глядела в чашку. В узоре чаинок ей открылась истина, и шутка стала наконец понятна. РОК-ЗВЕЗДА. Конечно.
Чернокнижник в «Убийце» гадает не по звездам и камням, а по огню и картам. Неважно. И там, и там речь о тайнах рока. Набирая зашифрованный номер, ВАГНЕР слышала смех Аллана.
Тут она замерла и положила трубку. Шутка Аллана сложнее. Надо угадать еще одну связь. В этом ВАГНЕР не сомневалась.
Она заглянула в досье. «Работает с негласным компаньоном». Ну конечно.
– Алло? – произнес сонный голос на другом конце провода.
– Келли? – спросила ВАГНЕР.
– Ой. Да. Да.
– Слушайте внимательно. Четверг, одиннадцать утра…
«Да, – подумала Селия Эверидж, кладя трубу, – да, да, я сказала да», – и беззвучно рассмеялась.
Несколько недель назад Селия Эверидж прочла некролог Аллану Беренсону в «Экономисте». Инфаркт, написали в журнале. Что ж, может, и правда. Он был немолод.
В тот день она закрыла мастерскую пораньше – думала выставить табличку «Смерть в семье», но кто-нибудь мог пристать с расспросами – и пошла домой, в коттедж на краю городка. На заднем дворе стоял серебристый жилой прицеп. Все сделано, все готово.
Беренсон оставил ей инструкции на случай, если не сможет сам завершить проект: кодовые слова, телефонный звонок. Эверидж гадала, сколько придется ждать.
Впрочем, неважно. Если потребуется, она готова была ждать десять лет.
Она вошла в дом, поднялась на второй этаж в свою радиорубку, включила передатчик. Глянула на часы, взялась за ключ и начала рассылать CQ[76] всем, кто слушает.
– Вы соберете это устройство? – спросил человек, представившийся как Баском, сидя в радиоремонтной мастерской Эверидж. Дверь была заперта, шторы опущены, на столе между ними лежали схемы. – Вам следует понимать, с каким риском это связано. Ничто из того, что вы соберете, не будет противозаконным само по себе, однако с помощью этого устройства планируется сделать нечто в высшей степени противозаконное, и, если все рухнет и вас арестуют, будьте уверены, никто не станет разбираться в таких частностях.
– Зачем вы мне это говорите? – спросила Эверидж. – Разве не лучше мне ничего не знать?
– Причины две, – ответил Баском. – Во-первых, я не хочу, чтобы у вас позже возникли сомнения. Некоторых деталей проекта вы знать не будете – ради безопасности. Например, имена других участников. Но я честно сообщу вам, о чем именно умолчу. Во-вторых, я не люблю лгать или использовать людей под ложным предлогом. Либо вы с нами сознательно, понимая, в чем участвуете, либо вы не с нами.
– Какова третья причина?
Он посмотрел ей прямо в глаза, как редко смотрели люди, хотевшие от Эверидж чего-нибудь по профессиональной части.
– Я не люблю невежества. И утверждаю: нет греха, есть глупость[77].
– Я согласна, – ответила она.
– Сознавая…
– Я сказала, – да.
– Да.
После чего он сообщил, что его зовут Аллан Беренсон, и дал ей пять тысяч наличными в качестве задатка.
Эверидж познакомилась с Баскомом на воскресной ярмарке радиолюбителей. На аукцион выставили ящик частично собранных спутниковых декодеров, по сути, просто запчасти, но, вооружившись паяльником и порывшись по закромам, она могла недели за две довести их до ума и продать процентов на двадцать ниже коммерческой розницы… особенно если на аукционе не будет других желающих.
Желающий нашелся – крупный седой американец в дорогом темном костюме. Он был решительно настроен перебивать ее ставки, так что она довела до цены вдвое больше реальной и уступила.
Позже американец представился как Роберт Т. Баском.
– Вы знаете, зачем они нужны? – спросил он.
– Конечно, – ответила Эверидж. – И еще я знаю, сколько они стоят.
– Тогда согласитесь ли вы принять их в подарок?
– Что?
Баском пожал плечами:
– Не в подарок. Я хочу купить немного вашего времени.
Эверидж положила руку на ящик с деталями.
– Идет. Отнесем их в мой фургон?
Они перетащили ящик в старенький фургон, на котором было написано от руки: «СЕЛТРОН – ремонт и продажа электроники». Баском купил в палатке два пенопластовых стаканчика чаю, и они с Эверидж сели перед фургоном.
– Ваше время пошло, – сказала Эверидж. – Начинайте.
– Как я понимаю, вы работали в «Вектаррей».
Она глянула на него, на его черный костюм и черный портфель.
– Работала. Откуда вы? Из спецслужб? Из министерства обороны?
– Независимый подрядчик, – ответил Баском и открыл портфель. – Я задумал проект абсолютно по вашей части.
Он вытащил журналы: «Военное обозрение Джейна», «Еженедельник авиации», «Военные технологии». Несколько опубликованных статей «Вектаррей-Британия» – ее имя в списке авторов было обведено ручкой. Все относилось к системе Командной Надежности.
– Я ничего не знаю про КОН, – сказала Эверидж, предполагая, что он либо шпион, либо контрразведчик-провокатор. – Я уволилась раньше, чем что-либо вышло за пределы чистой теории.
– Вы уволились до того, как появился действующий образец, – сказал Баском, – но вы работали над первыми функциональными макетами. А насчет того, будто вы ничего не знаете… если я правильно прочел статьи, вы внесли большой вклад в разработку.
– Вы сотрудник «Вектаррей»? Я не вернусь. Извините.
– Я ни на кого не работаю, – терпеливо сказал Баском. – Просто позвольте объяснить, что мне нужно и зачем. А после я дам вам время подумать.
Он рассказал, что ему нужно собрать. Это было интересно.
Потом рассказал зачем. Это было захватывающе прекрасно.
Все время, пока он говорил, она ждала, когда ловушка захлопнется, когда из-за угла выскользнет сотрудник особого отдела, или ЦРУ, или чего там еще. Но в его глазах, в его голосе она видела будущий проект, яркий, как свет неуправляемой термоядерной реакции.
Эверидж никогда не интересовалась политикой. Да, она когда-то состояла в «Кампании за ядерное разоружение», но кто в ней не состоял? Только это оказались бесконечные марши с пением, общество взаимного восхваления, посвященное тому, что ядерные бомбы – зло. Да, ее университетская соседка по комнате вышла за капитана артиллерии, и он тоже считал, что ядерные бомбы – зло. Он даже сознался (спьяну, у них дома в Рождественский сочельник), что знает: бомбы убьют его жену, детей и его самого, убьют всех, хороших, плохих и серединка на половинку. Однако большое начальство решило, что они нужны для национальной безопасности…
Эверидж смотрела на капитана, когда тот стоял, прислонившись к камину, говорил на октаву выше обычного, прихлебывал эгг-ног с бренди, чтобы не сорваться, и силился примирить верность стране с мегатонными мощностями. Селии хотелось сказать что-нибудь ободряющее, как-нибудь смягчить его мучения, но утешить его было нечем, поскольку противоположности не примиряются.
В восемнадцать Селия Эверидж поступила в Эдинбургский университет на государственную стипендию, учрежденную, чтобы повысить роль женщин в науке. Она взяла свой стоваттный любительский радиоприемник, два чемодана одежды и коробку с личными вещами, после чего простилась с родителями, не намереваясь когда-либо возвращаться домой.
В университете Эверидж училась хорошо, завела друзей (хотя плохо умела поддерживать контакт) и знакомства. Получила диплом по электромеханике с отличием. То был хороший год для молодых специалистов: под Эдинбургом только-только возникла «Кремниевая лощина», что означало работу, деньги, оптимизм. Эверидж взяли в американскую компанию «Вектаррей», в новый британский филиал, стремившийся доказать, что он не уступает новизной разработок самым крутым фирмам США и (главное) Японии.
Поначалу «Вектаррей-Британия» занимался потребительскими товарами, но по мере того как работы, денег и оптимизма становилось меньше, по совету американских учредителей переключился на оборонные заказы. Они приносили много денег. По правде сказать, вояки платили смехотворно много даже за смехотворные идеи.
Эверидж вместе с одним электронщиком и одним программистом посредством мозгового штурма родили проект под названием «Плащ-невидимка» и нашли горшок с золотом на конце спутникового канала. Натовцы так хотели заполучить «Плащ-невидимку», что пытались форсировать разработку закачкой денег. Что важнее, они готовы были, если «Вектаррей-Британия» не выдаст продукцию быстро, отдать проект другим.
Были функциональные макеты и компьютерные модели. Было много документации. Были настойчивые требования перейти к испытаниям в реальных условиях. Эверидж в присутствии натовского представителя сказала, что до испытаний в реальных условиях еще года два.
Через четыре дня Лестер Борден, даже не глава службы безопасности, уведомил сотрудницу Эверидж С., что она не прошла специальную проверку благонадежности в связи с проектом «Плащ-невидимка» и лишилась допуска к этой работе. Она может перейти в отдел разработки потребительских товаров либо уволиться.
Она уволилась. Выходное пособие оказалось неожиданно щедрым – она смогла обосноваться в Линкольншире и открыть собственную ремонтную мастерскую.
Довольно скоро, в 1982-м, она поняла, отчего руководство так расщедрилось. Испытания в реальных условиях все-таки провели, и они провалились с треском, как она и предсказывала.