— Маленький Танцор, проснись! Тебе что-то нехорошее снится. Проснись!
Он заморгал, прочищая слипшиеся глаза, и уставился на свою одежду, лежавшую тут же. Страх еще не совсем оставил его. Мать глядела на него озабоченно и тревожно.
— Это всего лишь сон. Ничего больше. Просто плохой сон, — промолвила она, успокаивающе гладя его по плечу.
Он постарался привести в порядок свои мысли. Это было тяжело — будто он с трудом переставлял ноги по глубокому мокрому снегу.
— Ну что, очнулся?
Он отрицательно затряс головой, не в силах отделаться от образа антилопы, заслонявшей мир повседневной реальности:
— Нет. Это плохой сон. Мы все — одно.
Ветка Шалфея покачала головой:
— Я тебя понимаю. Меня одно время тоже мучили кошмары. Вчера после сна ты…
— Нет. Нет. — Он взглянул на спавшего бердаче. Даже во сне Два Дыма прижимал к груди Волчью Котомку. — Мы — одно. Антилопа слышала. Они уже идут. К реке… идут…
Она настороженно смотрела на него, и морщины все глубже врезались в гладкую кожу лба.
— Я знаю, что говорю. Я видел. Во сне. — Он приподнялся на ложе. Он понимал, как пугающе-странно звучат его слова. — Просто я не могу… не могу…
— Объяснить? — Ее бровь вопросительно приподнялась. Она посмотрела наружу сквозь входное отверстие вигвама. Чтобы не смотреть ему в глаза?
— Я страшно напугался. Но ничего плохого там не было. Только Тяжкий Бобр считает такие вещи плохими. Ничего зловещего. Ничего плохого. Я готов поклясться. Просто все было… — Он нахмурился от напряжения, подыскивая слова. — Все было едино. Различий не было.
— Идут к реке? А как во сне стояло солнце?
Он на мгновение задумался.
— Там. На западе.
— А куда шли антилопы?
Раз солнце было справа, на западе, значит, они шли…
— На юг.
Она склонилась над ним, подперев подбородок кулаком:
— Если только Сон правдив — если Видение Духа говорит правду… и если это происходит сейчас… — Она на миг закусила губу, поиграла длинными блестящими косичками. — Старая западня для антилоп совсем недалеко отсюда.
— Тяжкий Бобр будет вне себя от злости, если ты поймаешь несколько антилоп.
Почти неслышно она произнесла:
— Но ведь это всего лишь сон маленького мальчика! Вовсе не Видение Духа. Но что у нас осталось, кроме надежды? — Она глубоко вздохнула, медленно покачивая головой.
Затем она повернулась к нему, сгорбившись от безысходности:
— Мы все голодаем. Когда мы наедимся вдоволь, пусть он Проклинает нас.
Слова прозвучали дерзко и смело, но в ее глазах таился страх, будто койот в ночной темноте.
Кровавый Медведь первым увидел торговца. Тот легкими шагами продвигался по бизоньей тропе на дне долины. Одет он был в ярко раскрашенную рубаху, а на спине нес тяжелую суму, державшуюся на расшитой бисером лямке. В руке у него был посох торговца — длинная палка, на которой был укреплен обруч, украшенный пестрыми перьями. Вслед за ним шла вереница собак-носилыциц. Устав тащить на спине нелегкий груз, они понуро свесили головы.
Кровавый Медведь осторожно приблизился к незнакомцу. Несмотря на тяжелую ношу и шедших с ним собак-носильщиц, тот мог оказаться опасным врагом.
— Эй-эй! — приветствовал его торговец на общеупотребительном жаргоне мирных путников.
— Эй-эй! — повторил в ответ Кровавый Медведь. Однако он не выпускал из рук дротиков, которые его атлатл был в любое мгновение готов пустить в смертоносный полет.
Незнакомец сделал жест, означавший вопрос:
— Кто ты?
Кровавый Медведь поднял руку, широко разведя пальцы. Затем он указал на красную руку, которую нарисовал на своей изношенной рубахе.
— Красная Рука, — с улыбкой произнес торговец. — А меня зовут Три Погремушки. Я из Племени Белого Журавля, что живет к югу от Великой Реки. Во времена моего прапрадеда Красная Рука и Племя Белого Журавля были одним народом. Да и языки наши не очень сильно различаются.
— Это правда, не очень сильно, — с облегчением произнес Кровавый Медведь.
Значит, ему не придется вести разговор на языке жестов, запутанном и неоднозначном. Торговцы приходили и уходили, употребляя при необходимости язык жестов, чтобы заключать сделки. Торговцы обладали особой Силой. Того, кто убьет или ограбит торговца, ожидали одни беды: ведь такой поступок нарушал равновесие Силы, которая, как утверждали торговцы, защищает их. Сила оборачивалась против убийцы или грабителя.
Если бы не торговцы, голубые камешки с далекого юга никогда не добрались бы до этих мест. Темно-зеленый агат, красивые остроконечные и плоские раковины с берегов западного океана без них было бы невозможно обменять на бусы. Отличный камень для изготовления орудий — кремень и обсидиан, поделки из лосиного рога, сушеные лакомства, как, например, бизоньи языки, и искусно сшитые одеяния не могли бы без помощи этих неутомимых ходоков добраться отсюда до края Речного Племени на востоке.
Но торговцы не только доставляли товары, которые были недоступны из-за дальних расстояний. Они еще и разносили новости, рассказывая, что изменилось в ландшафте или в поведении животных. Торговцы сообщали о войнах и о разных отрядах, замеченных ими по пути. Хотя Кровавому Медведю ни разу не пришлось побывать в тех краях, от торговцев он знал об океанах, плескавшихся на востоке и на юге. Он никогда не встречал людей из Племени Грома, но знал, что они обстригают волосы по бокам головы, а все остальные отращивают и заплетают в косы, которые болтаются у них на спине. А Племя Отца-Рыбы — такие он слышал рассказы — живет далеко на юго-востоке и питается главным образом рыбой, потому что бизоны в их земле не водятся. Благодаря торговцам он знал о многих странных племенах.
Три Погремушки согнул спину, скинул с нее лямку и опустил свою суму на землю. Его собаки принялись обнюхивать собаку Кровавого Медведя. Едва послышалось сердитое рычание, он ударил своего пса и отогнал его прочь.
— Далекий путь мне выпал, — сказал Три Погремушки, указывая рукой на юг. — Нехорошо там. Бизонов мало. Люди селятся вдоль рек — а те-то превращаются в потоки грязи. А к югу от Лунной Реки кое-где ветер такую пыль гонит, что ничего не видать. Я по таким местам шел, где песок по земле движется, как снег зимой. И ничего там не растет. Есть нечего. Мне приходилось с собой брать запас. И каждый раз, как я там прохожу, оказывается, что песчаные дюны еще больше стали, — он замолчал ненадолго, а потом спросил: — А тут что нового?
Кровавый Медведь пожал плечами:
— Все как раньше. Людям нужен дождь.
Три Погремушки оглядел Кровавого Медведя с головы до пят:
— Ты долго один скитался.
Это не был вопрос, но не ответить было невозможно. Кровавый Медведь гордо поднял голову и притворно вздохнул:
— Я не вернусь домой, пока не найду, что ищу.
— Значит, ты — Кровавый Медведь.
— Да, я Кровавый Медведь. Я и не знал, что про меня знают уже и в твоих краях.
Три Погремушки засмеялся и присел на корточки:
— У меня тут с собой кое-что вкусное. Сушеная рыба из южного океана. Немного осталось — так, на два укуса. Хочешь? — И он протянул кусок чего-то темного и рыхлого.
Кровавый Медведь взял предложенное угощение и откусил немного. Трудно было понять, приятен ли этот странный маслянистый вкус. Слишком долго пролежала рыба в суме: у него во рту слегка загорчило.
— Не бизонье мясо, конечно, — произнес торговец, — а все лучше, чем ничего.
Кровавый Медведь присел рядом с ним:
— Ты не слышал ненароком о женщине, что отправилась на юг, а? Племя Красной Руки называло ее Чистая Вода. Она убежала из моего племени с одним бердаче восемь лет тому назад.
Три Погремушки кивнул:
— И ты столько времени ищешь ее?
Кровавый Медведь бесцельным взглядом посмотрел вдаль. До горизонта простиралась выжженная солнцем земля, лишь кое-где зеленела редкая чахлая трава. В ответ на восклицание торговца он передернул плечами с наигранным равнодушием.
— Нет, я ничего не слыхал ни о какой женщине из Красной Руки. Я ведь на одном месте никогда не сижу. Я хожу вдоль горной цепи прямо на юг — до болот. Год примерно я в той стороне. Потом на год на север отправляюсь, живу с Белым Журавлем и навещаю родственников. Когда зима на исходе, меня подмывает снова в путь-дорогу отправиться, и я снова иду на юг. Четыре раза путешествовал вот так, но никогда об этой женщине ничего не слышал. Но я же не всюду бываю — еще на востоке можно искать, и на западе, да и на севере тоже.
— Она унесла с собой кое-что, что принадлежит всей Красной Руке.
— Волчью Котомку.
Сердце упало в груди Кровавого Медведя:
— Так ты знаешь!
— Да, знаю. Больше того: тебе, может, и незачем отправляться в далекие края, чтобы найти то, что ты ищешь. Прошлой весной я остановился в селении Низкого Племени Бизона у слияния Лунной Реки и Песчаной Реки. Они шутили насчет какого-то бердаче, который ест траву. Но это было прошлой весной, так что я не знаю, насколько можно полагаться на эти сведения. Ты знаешь, все новости, как бизоньи сухожилия, со временем высыхают и лопаются.
По-прежнему глядя вдаль, Кровавый Медведь нахмурил брови:
— Два Дыма имел такую привычку — травы собирать. Иногда он их жевал, но чаще всего просто в свою суму прятал.
— Что ж, может, это и он. Тот бердаче, над которым они смеялись, собирал травы. Они говорили, что у него есть священная котомка. И еще я припоминаю, что он прихрамывал. Бизон ему на ногу наступил, что ли… да, что-то в этом роде.
— Ты можешь вспомнить, с кем он жил? — Сердце Кровавого Медведя билось громко, будто большой барабан. Он с трудом сохранял наружное спокойствие: все его мускулы требовали движения.
— С людьми Тяжкого Бобра. Обычно они бродят вдоль Лунной Реки. Часто на Красную Руку нападают. Но я не сомневаюсь, что и вы в долгу не остаетесь.
— Мы не очень-то много воевали в последнее время. Душа Племени… В общем, мы ни на кого не нападали.
«Но если этот бердаче — действительно Два Дыма, все будет по-другому!»