— Что делать будем? — спросил Дима.
— Подождем. Подумаем.
Мучительно тянулись минуты в поисках выхода, которого не было. Стало жарко. Я коснулся пальцами двери за моей спиной и тут же отдернул руку. Отошел на шаг, резко повернулся.
— Жан, смотри!
Еще минуту ничего не происходило. Вдруг по камню пробежал алый всполох, словно отсвет костра, и раздался отдаленный гул и низкий вой, как от ветра. Наверное, такой ветер дует в аду над пылающими рвами.
Дверь разгоралась алым, словно ее подожгли изнутри.
— Франц, Мишель, к двери! — скомандовал Плантар. — Держите проем. Остальные — назад! Пьер, тебя касается! Будьте наготове!
Я отошел назад, за спины рыцарей, и поднялся на ступеньку, чтобы видеть дверь. Жан накрыл рукой и затушил свечу, так что теперь только пылающая скала заливала все алым сиянием.
Гул сменился скрежетом, и скала поползла вверх. Прямо перед нами стоял Эммануил и держал Копье. На острие набухала багровая капля. Он был в черном. Черная свободная мантия. Как это смотрелось! Черный цвет ему шел куда больше, чем белый. За спиной у Господа: Мария Новицкая в черном платье с алыми искрами, Марк, Иоанн и Филипп.
— Дима, — шепнул Плантар. Я скорее понял это, чем услышал. Раевский взял меня за локоть, и я почувствовал у горла холод его меча.
Эммануил сразу узнал меня (как ни пытались рыцари отойти в тень, перед дверью было слишком мало места):
— Здравствуй, Пьетрос! Что привели тебя, как овечку на привязи? Нашел к кому бежать!
Этой фразой он спас мне жизнь.
— Дима, стой! — тихий голос Плантара. — Уведи его повыше.
Я еще успел услышать, как Эммануил приказал кому-то у себя за спиной:
— Взять их!
И бросил Иоанну:
— Иди! Ты знаешь, что делать!
И юный апостол исчез у него за спиной.
Раевский утащил меня вверх ступеней на пятнадцать, лестница успела пару раз повернуть, но в колодец в центре шахты было видно, что происходит внизу. В проем ворвались двое: джинн и даосский сянь. Плантаровы рыцари встретили их плечом к плечу. Звон мечей слился с гулом подземного огня в единую инфернальную песню. Реквием.
Алое свечение джинна и синеватое даосского бессмертного: люди огня и люди льда.
— К стене! — скомандовал Дима, и я больше не мог видеть то, что происходит внизу. Только слышать. Я подумал, что это ненадолго: человек практически бессилен против сяня, против джинна — тем более. Навалиться толпой люди Плантара не могли — слишком тесно.
Отец Иоанн и Плантар встали на пару ступенек выше нас.
— Жан! — позвал я.
Он шагнул ко мне.
— Эммануил послал Иоанна за подмогой. Думаю, это будут джинны или сяни, или и те, и другие, — я указал взглядом наверх. — Оттуда.
— Сколько?
— Вам хватит. На Двараке около сорока сяней под командованием Хун Сянь, девы меча. Всего было восемьдесят один, двадцать Эммануил подарил в качестве телохранителей Варфоломею и восемнадцать здесь. Остается сорок два. Джиннов много. Учитывая, что вас одиннадцать, их число в первом приближении можно считать бесконечным. Вас просто возьмут в тиски.
— Что ты предлагаешь?
— Прорываться вниз, в зал.
— Нас и так очень мало. А, значит, мы сильнее в обороне. Открытое сражение в большом помещении — верная смерть. Сколько времени уйдет на то, чтобы привести войско с Двараки?
— Давай считать. Иоанну нужно подняться вверх по лестнице. Сколько мы спускались?
— Минут пятнадцать.
— Так и посчитаем: пятнадцать минут. А потом на Двараку можно элементарно позвонить. Даже, если вся связь вырубится, думаю, эта будет работать. Сяни движутся быстро, джинны — тем более. По последним и считаем. Не более пятнадцати минут. Итого полчаса.
Плантар кивнул:
— Спасибо за информацию.
Я хмыкнул.
В знаке разгоралась боль. Не так, как при прикосновении святого. Не резко, постепенно, но Эммануилову печать заливало огнем.
Я обернулся. Отец Иоанн воздел руки к каменному своду и молился. Боль усилилась. Я прислонился к стене. Ступени узкие. Что будет, если я упаду на колени? Лестница не отгорожена от колодца.
Руки Святого начали светиться тем же теплым солнечным светом, которым разгорался алтарь под ладонями Терезы. Боль стала нестерпимой. Я застонал и начал медленно сползать по стене. Жан подхватил меня под руку. Я замотал головой:
— Прекратите!
— Нет!
— Дима! Ладно, развяжи его.
Ремни разрезали, но я не почувствовал облегчения. Свет заполнил колодец. Я был внутри света. Боль вырвалась из знака и заполнила все тело. Отломайся всухую! Наверное, это оно и есть.
С Плантаровой помощью я опустился на колени и привалился к стене (по внешней окружности ступени пошире). Инфернальный реквием из воя огня и звона клинков отдалился и почти затих для меня. Была только боль. Никогда мне не было так плохо. И непостижимым образом никогда мне не было так хорошо.
Я толком не понимал, что происходит: сквозь пелену боли снизу проникали крики, гул и звон мечей. Время застыло и растянулось в бесконечность.
Шум сверху, словно в колодец падает огненный поток.
Плантар медленно-медленно, как во сне, вынимает меч, наклоняется, трясет меня за плечо.
— Пьер, мы прорываемся. Встанешь и спустишься за нами. Как только мы уйдем — сразу станет легче. Сверху спускается войско Эммануила.
Он выпрямился, бросил Раевскому:
— Дима! За мной!
И побежал вниз по лестнице. За ним Раевский и отец Иоанн, унося с собой золотое облако света.
Я оказался во тьме, и боль отпустила. Попытался встать и снова упал на колени. Слабость, как после долгой болезни.
Сверху слышался гул, и алые сполохи играли на стенах почти над моей головой.
— Пьер!
Рядом стояла Тереза и протягивала мне руку.
— Вставай!
Я взял ее пальчики, боль в знаке вернулась, но показалась булавочным уколом по сравнению с тем, что было.
Почти над нами, ступенях в десяти выше по лестнице, колыхнулись алые одежды джинна.
— Быстрей! — закричала Тереза и рванулась вниз.
У основания лестницы лежали мертвые и умирающие: сяни, джинны и люди. Спотыкаясь о мертвые тела, мы выскочили в дверной проем. Здесь было то же побоище.
Эммануил стоял посреди этого кровавого месива и опирался на Копье. По правую руку от него — Марк, по левую — Филипп и чуть позади — Мария. Ни джиннов, ни сяней больше не было.
Я услышал, как за нашей спиной с грохотом встала на место раскаленная скала двери, преграждая путь эммануилову подкреплению.
Чуть впереди меня стоял Плантар и отец Иоанн. По правую и левую руку от них — двое рыцарей: Раевский и чех Вацлав — все, только двое.
Эммануил окинул меня взглядом, заметил несвязанные руки, усмехнулся.
— И ты, Пьетрос! Значит, все-таки с ними.
И я мигом понял свое место в Дантовом Аду: на девятом круге, рядом с Брутом, в одной из пастей Люцифера.
Марк и Филипп держали пистолеты. Нас всех, в отличие от них, огнестрельное оружие берет. Похоже, мы прорывались на собственный расстрел.
— Стреляйте! — холодно приказал Эммануил.
— Ложись! — крикнул Плантар.
Обе команды прозвучали почти одновременно.
Я упал за труп одного из сяней, почти не надеясь, что это поможет, пули вполне могли пройти насквозь. Но нет! Они только звякнули по чешуе бессмертного и срикошетили вниз.
Я оглянулся.
Раевский закрыл собою Иоанна и упал вместе с ним. Димина рубашка окрасилась кровью. Прозвучал еще один залп по Плантару и Вацлаву. По-моему, Жан тоже был ранен.
Я понял, что следующего выстрела мы не переживем.
Отец Иоанн встал на колени и начал молитву. Раевский закрыл его собой. Время снова застыло, и на меня нахлынула боль. Краем глаза я увидел, как за спиной Эммануила застонала и упала Мария.
К Эммануилу медленно шла Тереза. Шла, не касаясь пола, точнее мертвецов, лежавших вплотную друг к другу. Белые одежды летели и струились, и оставались чисты: ни капли крови.
Он усмехнулся.
— А-а! Привет тебе, белошвейка! Привет, гризетка! Милая Тереза, что увела у меня апостола. Видно Всевышнего так достала твоя пошлая повесть, что он решил послать тебя ко мне, чтобы навсегда избавиться от автора.
Она промолчала.
Эммануил рассмеялся.
— Думаешь, одолеешь меня? Попробуй!
Она подошла и взялась за Копье рядом с его рукой.
Он улыбался. Я уже видел эту улыбку Иоанна Крестителя Леонардо.
Копье раскалилось. Солнечное сияние текло вверх, чередуясь с алыми струями огня. Древко потемнело и задымилось. С острия сорвалась молния и ударила в купол.
— Стреляйте! — бросил он своим апостолам.
Им было не лучше, чем мне, если не хуже. Филипп упал на колени и выронил оружие. Марк держался из последних сил, пистолет дрожал в его руке. Он выстрелил по Терезе. Она не заметила пуль.
— Не в нее, идиот! В старика!
Марк упал на колени, как и Филипп, но смог поднять пистолет и нажать на курок. В Иоанна он не попал, зато Раевский вздрогнул и обмяк, и начал сползать на пол.
Потом пули летели вразброд, никому не причиняя вреда. Марк падал навзничь, механически расстреливая обойму.
Раздался грохот: в свод ударила вторая молния. Эммануил и Тереза так и стояли в центре, держась за Копье. Эммануил улыбался, гордо, с вызовом. Тереза на мгновение обернулась. Плотно сжатые губы. Взгляд воина.
И тогда поднялся Плантар. С трудом, тяжело дыша. Рубашка в крови. Он закашлялся, пошатнулся, но сделал шаг. У нижней губы застыла капелька крови.
— Вот и король без королевства! — усмехнулся Эммануил. — Что, положил своих подданных, Иоанн Безземельный?
Жан не ответил, он был слишком занят тем, чтобы заставить себя сделать еще три шага. Тереза протянула ему левую руку. Он сжал ее в своей, шагнул к Господу и схватил Копье рядом с Терезой. Его дыхание стало ровнее, он выпрямился и улыбнулся в лицо своему врагу.
Мышцы на руке Жана напряглись, на тыльной стороне кисти выступили вены. Он пытался наклонить Копье к Эммануилу. Тот побледнел, улыбка превратилась в гримасу. Копье подалось и оторвалось от пола.