Разведав место нашей «дислокации», они неслышно окружили нас, и Ермакович с двумя бойцами пошел прямо на шалаш.
— Кто идет? — тихо, но решительно спросил Бондарь.
Ермакович, видно, не ожидал, что здесь будут посты и, отскочив в сторону, подал своим команду ложиться.
Бондарь и Войтик также залегли.
— Вы кто такие? — послышался приглушенный от волнения голос.
— А вы кто такие? — спросил Бондарь.
— Я, начальник Любанской районной милиции, приказываю…
— Фамилия? — перебил его Бондарь.
— Приказываю бросить оружие…
— Фамилия? — уже тоном приказания повторил Алексей Георгиевич.
— Ермакович, — послышалось из-под коряги. — А вы кто?
Бондарь весело ответил:
— Я прокурор Минской области Бондарь. Сдавайтесь, товарищ Ермакович. Мы вас ждем.
Эта встреча на глухом болотистом островке принесла большую пользу. Ермакович помог нам сразу же войти в курс дела, рассказал о многих очень важных обстоятельствах. Мы узнали, что коммунисты Любинского района честно выполняют указания ЦК и Минского обкома партии, активно действуют в тылу врага. Ермакович рассказал, что на территории района находится председатель райисполкома Андрей Степанович Луферов, начальник районного отделения МГБ Евстрат Горбачев и другие.
Вскоре выяснилось, что группа Ермаковича не одна в этих местах. В районе Постолов находится слуцкая группа под командованием работника районного отделения МГБ Пашуна. Больше недели тому назад в Любанском районе появилось шестнадцать партийных и советских работников, направленных Центральным Комитетом КП(б)Б. Эту группу возглавлял Александр Иванович Долидович. Сам он местный уроженец и хорошо знает округу.
Маленький островок среди болота, на котором мы собирались только переночевать, стал нашим временным лагерем. Он неплохо приютил нас днем, а когда наступила следующая ночь, стал свидетелем довольно значительных событий. В эту ночь к нам стали собираться люди. Ермакович по нашему поручению известил коммунистов в деревнях и в районном центре, что подпольный обком вызывает их на совещание.
С вечера над болотом нависли тучи и стало темно — хоть глаз выколи. Фашисты ушли из совхоза, и мы развели небольшой костер. Люди, попав на островок, по огоньку легко находили наш шалаш. Шагов за сто от места собрания их встречали часовые, проверяли пароль и провожали к нам. Эту часть дела обеспечивал нам Ермакович со своей группой.
Первым подошел к огоньку директор совхоза «Жалы» Александр Колганов, очень неспокойный, суетливый человек, но хороший организатор и хозяин. Несмотря на опасность, он еще днем наведывался к нам. Ему не терпелось доложить обкому, что все наиболее важное и ценное в совхозе спасено, Что успели, отправили в тыл, а несколько сот голов скота под надежным присмотром находится на болотных островах, спрятаны также десятки тонн зерна. Большинство рабочих совхоза эвакуировано, а те, что остались, готовы хоть сегодня идти в партизаны. Колганов расположился у шалаша свободно и непринужденно, как в своем собственном саду. Островок входил во владения совхоза. Привыкнув считать его своим, он будто забыл, что теперь это только место явки, и все подбрасывал и подбрасывал в костер сухие ветки. Видно было, что он чувствовал себя здесь как в ночном, а не как участник конспиративного совещания.
В густой темноте справа от нас послышались шаги и приглушенный голос. Ермакович встал, бесшумно нырнул в темноту и, скоро вернувшись, сказал:
— Свои.
К костру один за другим подошли пять человек. Они были в гражданской, сильно поношенной одежде, старательно подогнанной под военную походную форму. Новые условия жизни требовали этого. Военная форма тем и ценна, что она удобна в военных условиях.
— А-а, ты уже здесь? — обратился один из пришедших к Колганову, который лежал у самого огня и был лучше виден, чем мы. — Да тебе тут рукой подать, в своей, можно сказать, усадьбе.
Потом, увидев нас, он подошел поближе, поздоровался со всеми и представился:
— Командир группы, присланной ЦК КП(б)Б в Любанский район, Долидович. А это Боровик Александр Александрович, — представил он светловолосого, круглолицего мужчину среднего роста. — Это Логун Михаил Маркович, Буглак Михаил Иосифович, Трескунов Михаил Алексеевич.
Я попросил их присесть на длинное замшелое бревно.
Мы постепенно обживались на своем островке. Днем подправили и укрепили шалаш. Брагин и Мачульский откуда-то притащили бревно, которое служило нам скамьей. Колганов наделил нас добрым солдатским котелком и кое-чем из продуктов.
Демидович сел рядом со мной. Желтоватые отсветы костра поблескивали на голенищах его добротных юхтовых сапог, а когда Колганов подбрасывал в костер горстку сухих сосновых веточек, трепетное пламя освещало всю фигуру Долидовича и играло на его широком новом ремне. Постепенно мы разговорились с Долидовичем, который, как видно, был человеком не очень разговорчивым.
Он рассказал, что многие коммунисты Кривичского района Молодечненской области по заданию ЦК КП(б)Б были оставлены в тылу врага для подпольной работы и партизанской борьбы, часть из них направлена в Любанский район. Многим членам его группы, в том числе и ему, хорошо знакомы лесные и болотистые просторы Любанщины: одни родились здесь и выросли, другие работали в этом районе.
С первого же дня партизанская группа нашла большую поддержку у местного населения. К ней присоединились директор совхоза Колганов, председатель колхоза Сытько Михаил, инструктор райкома Сытько Иван и другие. Позднее в группу Долидовича влились загальские партизаны во главе с Корнеевым и Плышевским.
Явился Пашун в сопровождении двух бойцов. Мне показалось необычным, что этот, по существу, военный человек был одет не по-военному: черная полусуконная гимнастерка, обычные «штатские» брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами. Приземистый, немного сутуловатый, он был похож на охотника. Невольно напрашивался вывод: гражданский человек, взявшись за оружие, старается во всем походить на военного, а военный в подполье отдает предпочтение всему гражданскому.
Несмотря на одежду, в Пашуне нетрудно было узнать военного. Подойдя к костру, он остановился, вытянулся и козырнул по всем правилам кадрового военнослужащего. Пояс и кобура сидели на нем так ловко, что приятно было смотреть. По всему было видно, что он доволен своим нынешним положением и не скрывает чувства гордости и некоторой исключительности.
— Я долго не раздумывал, — рассказывал Пашун о своей партизанской деятельности. — Приказали мне остаться в тылу врага — остался и вот командую, а приказали бы идти на фронт — пожалуйста, козырнул бы — и шагом марш. В Слуцком районе мало кто остался. Райком партии до последних дней был на месте, а теперь неизвестно где. Степанова, говорят, была где-то здесь, только я, признаться, не верю этому. Думаю, что она уже далеко.
— Степанова в распоряжении ЦК, — ответил Бондарь и, чуть приметно улыбнувшись, посмотрел на нас.
— А я думаю, что она уехала в тыл, — возразил Пашун и, хлопнув ладонью по колену, добавил: — Я уверен, что уехала. И след простыл…
В это время Александра Игнатьевна вышла на свет с охапкой сухого хвороста.
— Ну, что это вы, зачем это?.. — засуетился Колганов. — Я и сам принес бы… Да тут есть дрова. Пожалуй, на все совещание хватит.
Пашун удивленно раскрыл глаза:
— Это вы?..
А Степанова, как бы не замечая нового человека, хозяйским тоном ответила Колганову:
— Еще ночь впереди, пригодится. Оно и хорошо, что я отошла: товарищ Пашун за это время наговорился вдоволь.
— Я не знал, что вы здесь, — виновато проговорил Пашун и смущенно посмотрел на нас.
— Чего не знают, о том не говорят, — сдержанно заметила Степанова.
На этом неприятный эпизод кончился. Только Колганов еще долго иронически поглядывал на смущенного Пашуна.
Пора было начинать совещание. Я познакомил присутствующих с директивами ЦК КП(б)Б и Минского обкома о развертывании партизанского движения в Белоруссии; затем мы определили район действия для каждой группы и поставили перед ними конкретные боевые задачи.
На следующий день гитлеровцы снова пришли в совхоз «Жалы». Оставаться под носом у врага не было надобности, и мы решили перебраться поближе к совхозу «Сосны». Здесь, в дремучем, с трех сторон заболоченном лесу, состоялось у нас первое расширенное заседание бюро подпольного обкома партии. Кроме командиров отрядов и руководителей подпольных групп, на заседании присутствовали Луферов и Горбачев.
Подпольный обком решил созвать всех коммунистов Любанского района. Определили место собрания, договорились о пароле, и в тот же день все разошлись по деревням.
21 июля 1941 года на небольшой лесной поляне недалеко от совхоза «Сосны» начали собираться коммунисты. Наши связные встречали их в условленном месте, километра за четыре от поляны. Каждый коммунист знал пароль. Все это очень напоминало исторические маевки. История революционной борьбы нашей партии с первого дня освещала нам путь, помогала найти правильные формы борьбы в любых условиях.
Не совсем удобно проводить собрания под открытым небом, но другого выхода у нас не было. От лесных сторожек и других лесных прибежищ мы решили отказаться. Во-первых, потому, что все они известны местным жителям, а во-вторых, мы ожидали не пять и не десять человек, а значительно больше.
Посредине полянки стоял почерневший дубовый пень. Возле него Варвашеня вбил в землю четыре столбика, нашел где-то две доски и положил сверху. Вышел столик и «кресло» для секретаря. Предполагалось, что люди будут размещаться полукругом. Хвойный лес гулкий. В тихую погоду скажи слово — летит на полкилометра. Надо было говорить тихо, но так, чтобы все слышали.
Пашун примчался на собрание взволнованный, веселый, как именинник. С ним пришло пять человек партизан, которые должны были нести охрану собрания. Они тоже выглядели орлами, весело посмеивались: видно было, что им не терпелось рассказать всем какую-то очень важную новость. Кроме пистолетов, у всех были немецкие автоматы. Встретившись глазами со Степановой, Пашун кивнул головой и независимо повел плечами: мы, мол, уже действуем, а что там выйдет у вас, женщин, еще неизвестно. Как потом выяснилось, партизаны действительно заслужили похвалы. Вот что рассказал Пашун.