Лобков: Был я в Красногорске. По-моему, там открываются ворота в ад…
Адельгейм: Да нет, ничего.
Лобков: Уран какой-то. Красная пыль, много детей с врожденными аномалиями — что-то там с экологией жуткое…
Адельгейм: В общем, я там прослужил год и потом решил уехать в Россию. И главное, что митрополит Леонид Поляков, рижский, меня сумел устроить.
Лобков: Среди ваших коллег есть такие, что живут на широкую ногу?
Адельгейм: Есть конечно.
Лобков: Как они получают деньги? От спонсоров? От хозяйственной деятельности? Что-то сдают в аренду? Как это происходит? И почему это прошло мимо вас?
Адельгейм: Есть источник положительный и источник отрицательный. Положительный источник — все-таки церковные доходы. Когда священник получает церковные доходы, то он старается вкладываться в церковную жизнь. Если же его обеспечивают всякие спонсоры и государство, то ему до своего прихода дела нет.
Лобков: А как его государство может обеспечивать?
Адельгейм: Например, у нас многие храмы — исторические памятники, на них государство выделяет огромные деньги.
Лобков: Ваш храм — исторический памятник?
Адельгейм: Да. Государство дает по 5 миллионов на храм. Естественно, архиерею дает. А архиерей распределяет, как он хочет.
Лобков: У вас, не обидьтесь, не видно 5 миллионов.
Адельгейм: А нам и не давали их никогда, пока я был настоятелем. А когда уже стал другой, думаю, уже давали. Но это я могу предполагать, я точно не знаю. Но настоятель, естественно, использует их на другие цели.
Лобков: А почему к вам такая нелюбовь? Почему, когда вы сюда приехали, вам сразу сказали, что вы тут жить не будете?
Адельгейм: Несимпатичный. Бывает человек симпатичный, с которым сходишься легко. А бывает человек, с которым знакомиться не хочется. Вот я оказался таким.
Лобков: Мне говорили, что если человек сильно ударяется в схиму, в посты, то игумен тоже не одобрит, посчитает, что это гордыня.
Адельгейм: Может быть. А может не быть. По-всякому. Это все индивидуально.
Лобков: В истории кто-то демонстрировал такое отношение к власти, как эти девочки из Pussy Riot? Они же прежде всего к власти продемонстрировали свое отношение, а не к церкви, как мне кажется…
Адельгейм: Нет, они продемонстрировали свое отрицательное отношение к смычке церкви с властью. Понимаете? Это разные области жизни — гражданская и церковная. Смешивать эти две области жизни не следует. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Лобков: Вы считаете, что их поступок сродни юродству, в каком-то смысле?
Адельгейм: Василий Блаженный подходит к Ивану Грозному и дает ему мясо. А тот говорит: «Я не ем сырое мясо». — «На, ешь!» — «Я не ем, сейчас пост». — «Мясо не ешь, а кровь человеческую пьешь». Понимаете? Юродивые могли поступать так. Грозный в тюрьму его не посадил, ничего ему не сделал. Он принял это обличение.
Лобков: То есть получается, что они продолжают традицию древнего юродства.
Адельгейм: Это — юродство. Да. Причем они повели себя так… Бог иногда выбирает так, чтобы ему послужили люди весьма ненравственные, очень разные.
Лобков: Случалось ли, что кто-нибудь оскорблял ваши чувства в церкви?
АДЕЛЬГЕЙМ: МЫ К ЭТОМУ ПРИВЫКЛИ. МЫ ЖЕ ЖИЛИ ПРИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ. С МЕНЯ И КРЕСТ СРЫВАЛИ, И СМЕЯЛИСЬ. МНЕ КАК-ТО В ГОЛОВУ НЕ ПРИХОДИЛО, ЧТО МОИ ЧУВСТВА ОСКОРБЛЯЮТСЯ.
Лобков: А у вас тут еще не завелись православные дружинники?
Адельгейм: Нет, пока нет. «Сторонники Pussy Riot украсили балаклавой голову Ленина». Это в Липецке. Они наделают сами вызовов, естественно, им отвечают. А нас атакуют. Нас критикуют. Сейчас постоянно приходят с крестиками, чтобы освятили. Зачем крест освящать? Мы, наоборот, все крестом освящаем. Или там говорят, что надо иконы освящать. Раньше было не так. Раньше икона намаливалась, в каждом доме было событием, когда напишут икону. Это стоило очень дорого. И потом пред этой иконой молились поколениями, из рода в род переходило. А сейчас это просто. Водой покропили, молитву прочитали — все, икона освящена. Раньше икону надо было писать. Это было дорого. А сейчас фотография. Ничего не стоит. Та же пархаевская фирма («Софрино». — Примеч. ред.)… Отец Зенон оценивал пархаевские произведения, знаете как? «Я бы все это сжег».
[На улице]
Лобков: Где синедрион?
Адельгейм: Налево сейчас. Это горсуд, не синедрион. Суд общей юрисдикции.
[У дома священника]
Лобков: Вас давят, додавливают. Для чего это делается? Для чего теперь нужно переписывать этот устав? Чтобы свергнуть вас, отстранить от служения, устранить вас в другую епархию?
Адельгейм: Устав переписывает Синод. Это централизованная организация, Патриархия. И устав этот меняется в таком смысле, что мы лишаемся добровольности в объединении, мы лишаемся права быть учредителями, мы лишаемся церковного имущества, и нарушаются другие конституционные права. Допустим, обращение в суд. Нам запрещается, как мирянам, обращаться в суд. Статья 9, глава 1.
Они хотят, чтобы учредителями приходов была Московская патриархия, а не граждане. Вот и все. Я не изменился. Я как мыслил, так и мыслю, какой был, такой и остался. Как я служил, так я и служу. А ситуация вокруг меня в церкви очень сильно изменилась. И об этом можно очень много говорить. И тот устав, который сейчас существует, и тот устав, который нам навязывают, — это разрушение церкви.
Лобков: Так заканчивается один долгий и трудный день из жизни псковского священника Павла Адельгейма, священника, который недавно стал известен практически всей стране.
Борис Березовский «Я генетический оптимист, я считал, что народ прозреет»
/// Антон Желнов
Наша встреча — последнее интервью с Березовским, которого все запомнили. Было видно, что он воодушевлен и на подъеме: митинги на Болотной, предвкушение победы в суде над Абрамовичем, ревностное, но возбужденное отношение к Навальному. Березовский всегда был «за движуху» и несколько раз намекал на то, что главная оппозиция — это все еще он.
Также в беседе принимал участие корреспондент телеканала «Дождь» Дмитрий Еловский.
Мы приехали в графство Суррей (это под Лондоном) к Борису Абрамовичу Березовскому.
Еловский: Это, пожалуй, один из самых одиозных и популярных русских персонажей во всей Великобритании, а может быть, во всем зарубежье.
Желнов: Это здание — новодел, хотя смотрится, как очень старый дом. Сам Борис Абрамович рассказал, что дому от силы лет 25. Борис Абрамович приобрел его, соответственно, в 2000 году, когда уехал в Англию. Ну, что нам интересно узнать от него?
Еловский: Конечно, интересует его политическое участие во всех событиях в Москве, в России. Кроме того, сейчас огромное внимание британской общественности приковано к громкому судебному процессу. Постараемся узнать все подробности.
Березовский: Я предлагаю пройти вот сюда, по дорожке. Кстати, вот эта береза… помните, Рогозин говорил: «Я посажу березу». Вот, он опоздал.
Желнов: Вот эти письма, которые вы опубликовали, — сначала патриарху, потом Путину, — вы это всерьез? Либо это такой, как говорят в молодежной интернет-среде, троллинг патриарха и Путина?
Березовский: На самом деле, конечно, восприятие зависит от тех, кому это адресовано прежде всего. Не мне судить, как получилось, серьезно или несерьезно. Намерения серьезные, реализация — это уже вещь субъективная. Но, судя по тому, что была реакция и со стороны патриархии, и со стороны офиса Путина — реакция, естественно, резко отрицательная: мол, знать такого не знаю, из Лондона что-то вякает, — эта реакция означает, что повестка вручена. То есть они не смогут сказать, что не читали эти письма. А для меня это и было самое главное, потому что это мое понимание того, как можно остановить кровопролитие в России.
ИМЕННО ОТ ЭТИХ ДВУХ ЛЮДЕЙ, С МОЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ (Я ИМЕЮ В ВИДУ ПУТИНА И ПАТРИАРХА), ЗАВИСИТ, ПРОЛЬЕТСЯ КРОВЬ ДЛЯ СМЕНЫ РЕЖИМА ИЛИ РЕЖИМ СМОЖЕТ ПЕРЕДАТЬ ВЛАСТЬ МИРНЫМ ПУТЕМ.
И поскольку они откликнулись (неважно, в какой форме), то я, по крайней мере, могу сказать, что если что-то произойдет — это их ответственность.
Еловский: В письме к Путину вы довольно по-свойски к нему обращаетесь — «Володя»…
Желнов: И обращались тогда, когда он был назначен.
Березовский: Все дело в том, что у меня есть личная история отношений с ним. И я ему написал несколько писем, совершенно личных, непубличных, так скажем. Но, когда он не услышал то, что я хотел до него донести, я счел совершенно корректным занять публичную позицию. Тем более что, когда он избирался президентом, у меня была с ним личная договоренность о привилегии: я имел право, в силу наших отношений, всегда формулировать свою позицию и иметь возможность донести до него эту позицию лично.
Желнов: Даже когда он стал главой государства?
Березовский: Даже когда он стал главой государства.
Желнов: То есть вы считаете, что тон обращения не должен меняться, когда ваш хороший знакомый становится президентом?
Березовский: Подождите секундочку, давайте последовательно. Я поддерживал Путина не потому, что он был мой хороший знакомый. Я поддерживал его только по той причине, что считал, — и мы с ним неоднократно на эту тему говорили, — что он будет продолжать реформы, которые начал Борис Николаевич Ельцин, будет избегать тех многочисленных ошибок, которые Ельцин допускал, но вектор развития России не будет изменен. И это была привилегия за то, что я много помогал ему (и всем нам, как я считаю) в борьбе против Примакова и Лужкова. Это была альтернатива, на самом деле это как-то забывают.