ДОЛЖЕН БЫТЬ ЦЕЛЫЙ КОМПЛЕКС СОЦИАЛЬНЫХ МЕР ПОДДЕРЖКИ. СЕЙЧАС ОНИ ИЛИ ЗАПАЗДЫВАЮТ, ИЛИ ОЧЕНЬ ДОРОГО И НЕЭФФЕКТИВНО ПРОВОДЯТСЯ.
Дзядко: Мера, которая была озвучена несколько дней назад, — налоговая амнистия для тех, кто возвращает свои капиталы, — насколько позитивным сигналом будет для нашего рынка? И насколько прислушаются к этому призыву?
Кудрин: Пока, судя по параметрам, это амнистия капиталов. У нас когда-то была налоговая амнистия, не очень успешная. Но понятие «амнистия капиталов» требует расшифровки. Одно дело — когда капитал работает вне России, но не должен уходить от налогов, должен полностью оплачивать налоги, где бы ни были заработаны доходы. За исключением двойного налогообложения, когда компании, контролируемые российскими гражданами, уплачивают налоги по месту их работы. Но все равно сейчас принят закон, который будет, во-первых, контролировать, чтобы предприниматели не уходили от налогов в России, во-вторых, дополнительно облагать предприятия российских граждан за рубежом. Это дополнительная налоговая нагрузка. Любая деофшоризация — попытка ограничить уход от налогов. Но что значит вернуть капиталы? Если компания профессионально работает в своей сфере, имеет нефтеперерабатывающий завод в Сербии или на Украине, или торговые сети, или высокотехнологические предприятия вне страны, — они что, должны их закрыть, продать, вернуть капитал и вложить в бизнес в России? Такой возврат капитала был бы абсолютно деструктивным. Мне кажется, что такая цель не должна ставиться. А может быть, имеются в виду какие-то теневые капиталы, которые не декларированы, но владельцы хотят их вернуть. Но таких очень мало. Я думаю, что из таких капиталистов сейчас никто не объявится в России, потому что система правоохранительного контроля в России не внушает доверия к объективности рассмотрения этих дел. Повторю, их не так много. Если же мы говорим о легальных капиталах, то зачем их возвращать? Я не понимаю.
Дзядко: Обращаюсь к вопросу нашего зрителя Николая. Вы говорили об излишнем административном «внимании», скажем так, правоохранительных органов. На ваш взгляд, в долгосрочной перспективе какой эффект на нашу экономику оказало дело Владимира Евтушенкова и приватизация, а по сути, национализация «Башнефти»?
Кудрин: Это один из факторов, который ухудшил инвестиционный климат и увеличил беспокойство бизнеса. Дело не в том, что нарушения надо прощать, и не в приватизации. Кстати, мне не сразу были ясны основания. Сейчас среди главных оснований — то, что этот актив в свое время был несправедливо или незаконно передан в собственность субъекта РФ. А теперь добросовестные приобретатели теряют этот актив. Поэтому такие сомнительные или непонятные шаги беспокоят. Но бизнес-то беспокоился из-за фактов расследования этого вопроса. Каждое следствие имеет право объективно расследовать. Но содержание под арестом Евтушенкова? Это человек заслуженный, управляющий громадным бизнесом, достаточно лояльный руководству страны. А то, что его держали под арестом, показало всем ведущим бизнесменам, что любой спорный вопрос будет рассматриваться в жестком варианте еще до того, как он получит судебное решение. Я думаю, что принцип, который был декларирован в свое время — что по экономическим преступлениям следует ограничиваться подпиской о невыезде, и только по результатам суда применять ограничение свободы, — в данном случае нарушался.
Дзядко: Мы все помним конец прошлого года и начало этого — помилование Ходорковского, массовая амнистия, триумфальная Олимпиада в Сочи. И конец 2014 года — «холодная война 2.0», жесточайший кризис, и прочее, что мы с вами обсуждаем. Сейчас, за неделю до конца года, можете ли вы ответить на вопрос: как так получилось?
Кудрин: Мне трудно сказать. Я не в курсе ни следствия, ни причин. Я просто так же, как все остальные граждане, наблюдаю за тем, как он вышел на свободу. По-видимому, какая-то ясность наступила.
Дзядко: Я имею в виду в целом. Создается ощущение, что в начале 2014 года это была одна страна, а теперь, в конце 2014 года, мы живем в совершенно другой стране и в другой реальности. Как произошла эта метаморфоза? Изменились подходы власти? Изменились люди, принимающие решения?
Кудрин: Это очень серьезный вопрос, по поводу которого, я думаю, мы еще долго будем спорить. Официальная версия — что страна стала сильной и что какие-то шаги внешнего мира, Запада или США, которые раньше оставляли без внимания, сейчас не прощаются. Это главное объяснение. Страна действительно окрепла финансово при таком масштабном поступлении, при сохранении больших резервов. Я думаю, экономическая мощь страны предопределила такую смелую риторику и действия российских властей. Конечно, шаги, которые сделала Россия, в том числе в Крыму, на Украине, признаны мировым сообществом — в том числе на парламентском уровне — как нарушающие определенные международные правила и вызвали санкции. Эти санкции усилили конфронтацию, тем самым усилили и российскую внутриполитическую антизападную риторику. Такая, как вы сказали, холодная война, толкает к определенному набору средств — как внутренней, так и экономической политики. Я вижу, что такая конфронтация и риторика ухудшают положение российской экономики. Поэтому то, что нам казалось очень мощным, сильным и способным стать основой независимости, может через два-три года существенно ослабеть.
Я ПРОСТО НАПОМНЮ. В УСЛОВИЯХ ПРОШЕДШЕЙ ДЕВАЛЬВАЦИИ УРОВЕНЬ ВВП УМЕНЬШИЛСЯ. А ОН СОПОСТАВЛЯЕТСЯ И ИЗМЕРЯЕТСЯ В ДОЛЛАРАХ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, РОССИЯ СУЩЕСТВЕННО УМЕНЬШИЛА СВОЙ ВЕС В МИРОВОЙ ЭКОНОМИКЕ УЖЕ СЕЙЧАС.
От этого теряются возможности российской экономики по сотрудничеству в торговой сфере, по увеличению технологий.
В этом смысле я обеспокоен в отношении черты, которая была проведена между Россией и остальным миром и которая нас сегодня ослабляет.
Дзядко: Неужели президент этого не понимает? В каждом выступлении, будь то речь на Валдайском форуме, будь то пресс-конференция, кажется, что эта конфронтация лишь нарастает, в риторике, во всяком случае?
Кудрин: Президент, видимо, в свою очередь, рассчитывает какую-то тактику в полемике с Западом и видит какие-то будущие результаты. В данном случае у него как у президента есть такие полномочия — проводить внешнюю политику страны. И у меня есть определенное беспокойство, что экономика, серьезно ослабнув, не позволит реализовать планы в части обороноспособности страны.
Больше того, я беспокоюсь, что не в военном противостоянии будет решаться судьба России — так же, как и судьба Советского Союза. У нас было многократно больше вооруженных сил и военных возможностей, но тем не менее они не предотвратили распад СССР.
Я ВИЖУ ОСНОВАНИЕ ЛЮБОЙ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ВОЕННОЙ, МОЩИ В ЭКОНОМИКЕ. В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ, Я СЧИТАЮ, ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ, СТАВЯ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ, БАЛАНСИРОВАТЬ ИХ С ЭКОНОМИЧЕСКИМИ. СЕГОДНЯ ПРИОРИТЕТ ОТДАН ПОЛИТИЧЕСКИМ ЗАДАЧАМ.
Дзядко: К разговору о риторике. Смотрите ли вы федеральные каналы и как относитесь к пропаганде, которая там звучит ежедневно?
Кудрин: Я с сожалением воспринимаю то, что российские государственные каналы приняли на вооружение концепцию информационной войны. Я помню, как обсуждалось, что против России проводится информационная война и российские каналы тоже должны вести информационную войну. Для меня это означает недостаточную эффективность. Для меня это желание приукрашивать то, что происходит, и оправдывать действия российских властей — чрезмерно и не всегда эффективно, что подвергает сомнению шаги другой стороны. Поэтому российское информационное поле существенно ухудшилось. Мы получили менее объективную картину происходящего.
В ЭТОМ СМЫСЛЕ Я ОБЕСПОКОЕН В ОТНОШЕНИИ ЧЕРТЫ, КОТОРАЯ БЫЛА ПРОВЕДЕНА МЕЖДУ РОССИЕЙ И ОСТАЛЬНЫМ МИРОМ И КОТОРАЯ НАС СЕГОДНЯ ОСЛАБЛЯЕТ.
Я посвящен во многие проблемы и вижу неадекватность отдельных оценок, которые звучат с разных каналов. Для меня удивительно, что малокомпетентные люди привлекаются в виде экспертов и судят обо всем — об экономике, о мировом закулисье, о причинах конфликтов или союзнических отношений разных стран. Я не приемлю позицию, что якобы Европа абсолютно танцует под дудку США. Можно так говорить: есть, безусловно, влияние, но оно определено союзническими отношениями и действиями независимых парламентов и политических сил этих европейских стран, которые в чем-то видят возможность солидаризоваться с США, в чем-то существенно с ними не согласны. Это видно в том числе и по отдельным международным конфликтам. С российской стороны кажется удобным подать это как то, что Европа не имеет самостоятельного лица, и чуть ли не суверенитета. Это такая слабая и примитивная концепция суверенитета…
Дзядко: Скажите, как риторика на государственном телевидении влияет на общество? Вы говорите про некую разделительную черту между Россией и Западом. Есть же и разделительная черта в российском обществе, когда, условно, в один и тот же день одни маршируют по поводу ситуации в Украине, другие, в нескольких километрах от них — по другому поводу. И кажется, что эта непримиримость нарастает. Вы чувствуете раскол?
Кудрин: В этом смысле меня не беспокоит, что у одной части общества одно мнение, а у другой — другое. Они имеют право высказывать его, в том числе публично и на митингах.
ДРУГОЕ ДЕЛО, КОГДА КАКАЯ-ТО ИЗ ЭТИХ СТОРОН ПРЕТЕНДУЕТ НА МОНОПОЛИЮ НА ИСТИНУ И АГРЕССИВНО ОТНОСИТСЯ К ДРУГОЙ СТОРОНЕ. Я ХОЧУ ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ, ЧТО ОБЕ СТОРОНЫ ДОПУСКАЮТ ДОСТАТОЧНО ЖЕСТКУЮ ПОЛЕМИКУ ИЛИ ОЦЕНКИ, ПЕРЕХОДЯЩИЕ В ОСКОРБЛЕНИЯ. ЭТО Я НЕ ПРИЕМЛЮ.
И тем самым я не приемлю, когда запрещают высказываться, ограничивают информационные каналы (в том числе «Дождь»), что существенно ухудшает качество информационного поля. У нас такая же ситуация с ТВ-2 в Томске: по совершенно непонятным причинам им отказывают в канале вещания через ВГТРК. Я думаю, что это тоже существенно ухудшит ситуацию. Я все-таки убежден, что должно быть поле для полемики — но цивилизованное, мирное.