Бабушка всегда говорила: «Только чистые душой люди попадают в Беловодье». Она не христианка – скорее ближе к каким-то старинным языческим поверьям, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в рай она еще как верила. Рассказывала, что в этом таинственном Беловодье все живут по порядкам, никогда не слышали про войны и ссоры, а еще не болеют и не умирают. Младшие уважают старших, мужчины помогают женщинам; там никогда не случаются неурожаи. Сам город же опоясывает река с молочными водами.
Но как и любое место в мире, Беловодье стремится к равновесию, говорила Нина. Именно поэтому на южной границе молочная река впадает в другую, наполненную кровью злых и подлых людей. Убийц, мошенников и изменщиков. У берегов кровавой реки пахнет смрадом и разложением, а сверху парят голодные вороны, предупреждающие появление новых «грешников».
Лев в такое не верит; как и все, связанное с Ниной, делит пополам, но полностью не открещивается. В конце концов, бабушка хорошая знахарка и не раз спасала односельчанам жизнь, когда, казалось, уже никакие лекарства не помогали.
– Теперь что?
Холодает. То ли тело вновь привыкает, то ли и правда ночь сегодня благоволит разного рода потусторонним силам.
Лев съеживается.
– Домой, наверное. Странно говорить после такого, но не сидеть же здесь вечно.
Дарье домой не хочется совершенно. Там он, ждет ее в их спальне, где они провели столько запоминающихся ночей. Они спали на этой кровати так долго, что матрас, наверное, уже помнит очертания их тел, а подушки, несмотря на то что Дарья хорошенько взбивает их почти каждый день, знают о них даже больше, чем зеркало в ванной.
Женщина вдруг задумывается о том, как быстро пролетело время. Десять лет счастливого, крепкого брака, а потом словно закончился гарантийный срок. Они с Денисом будто купили холодильник, который в один прекрасный день решил больше не работать и уйти на пенсию.
А как же дети?.. А как же?..
Дом теперь не ощущается как укрытие; в слове «дом» не кроется «безопасность», «спокойствие». Это минное поле, где любой неосторожный шаг может стать смертельным.
Когда-нибудь Дарья вернется домой, но не сегодня. Сегодня ее душа обнажена, по венам вместо крови струится чистый первобытный страх. Она даже не знает, чего боится больше: этого хвостатого монстра, захватившего ее тело, или все-таки более реальной, приземленной проблемы с мужем.
Женщина не замечает, как по щекам градом начинают катиться слезы. Пережитый стресс чайным осадком оседает на дне сердца, и порой нужно очень долго оттирать заиндевевшие края, чтобы отмыть чашку от темного налета.
Лев поднимается на ноги, отряхивается от земли. Та ни в какую не хочет покидать теплое местечко и намертво липнет к купленному в кредит костюму. Работа в «Айзмосе» обязывает к определенному дресс-коду, пускай он тебе и не по карману.
Длинными, как у пианистки, пальцами Дарья хватается за насквозь мокрую штанину.
– А у тебя… можно переночевать?
Новый знакомый смотрит на женщину с недоверием и в какой-то мере даже с неодобрением.
– Вы не похожи на бездомную. – Он вновь забывает, что они еще в самом начале перешли на ты.
– Скажем так, сейчас мне некуда пойти, – качает головой Дарья, в то же время думая о чем-то своем. – Я же спасла тебе жизнь, помнишь?
Он смотрит на нее и видит в ней не взрослую женщину, а маленькую девочку, потерявшуюся в незнакомом городе. Вглядывается в полутьме в лицо с проступающими траншеями морщин в уголках глаз и не может удержаться от того, чтобы не испытать почти покровительское чувство. Эта женщина нуждается в нем, как еще полчаса назад он нуждался в ней, чтобы она спасла его из ледяной воды. И откуда в ней внезапно появилось столько силы? Дарья отнюдь не низкая – уж метр семьдесят пять в ней наберется, но все равно, она ведь женщина: слабая, хрупкая.
Обсуждать произошедшее обоим не очень хочется. Это как если бы они попали в аварию по собственной вине или обознались на улице, приняв простого прохожего за близкого друга. То, что стараются как можно быстрее забыть и никогда больше не вспоминать.
Лев не спрашивает, почему Дарья просит его о приюте. Вот его истинная натура: добрый, понимающий. Именно поэтому он молча протягивает женщине руку и помогает подняться с отсыревшей земли. Да, вот это он, а не то чудовище, что захватило его тело на парапете. О чем он только думал?
Его квартира – что называется «обычная холостяцкая». Когда он приводит туда Дарью, то на мгновение просыпается стыд, хотя чистюле и хозяйке Дарье на самом деле нет никакого дела до его разбросанных носков и немытой посуды. Женщина брезгливо стягивает мокрые насквозь носки и без приглашения направляется в ванную.
Невольно она все же сравнивает свое жилище – настоящее семейное гнездо – и эту картонную коробку с неживым, блеклым интерьером. Какая ирония предпочесть это место тому, где она, как думала, провела лучшие годы своей жизни.
– Полотенце на верхней полке в шкафу! – кричит вдогонку Лев, но помощь уже не требуется. Слышится шум воды.
Парень проходит в кухню и включает маленький свет. На стол вываливаются крекеры, докторская колбаса, чуть подпортившийся инжир. Забавно – так сильно хотеть жить после того, как чуть было не умер.
Еду Нина берет руками. Сморщенные смуглые руки крепко хватаются за край маленькой булки, которая вместе с салатом и рисом с курицей входит в местный обед. Ее сосед у окна искоса поглядывает, как гладкие и блестящие помидорки-черри одна за другой исчезают в ходящих ходуном челюстях. Мужчина невольно вжимается в правый подлокотник, там, где расположено окно, чтобы как можно меньше воздуха делить с этой странной старухой.
Удивительно, но при всей внешней дряхлости от нее не пахнет старостью. Никаких запахов гниения и преждевременного разложения; никакого амбре изо рта или легкого душка квашеной капусты. Нина пахнет на удивление… приятно. Травами и шишками, мятой и земляникой.
– В первый раз на самолете? – решается завязать разговор попутчик. Самолет полупустой, в ряду их всего двое да еще один толстый бизнесмен через проход.
– С чего взял? – огрызается старуха и резко мотает головой.
Теперь, когда он видит ее глаза – сумасшедшие, на выкате, с посиневшими белками, – мужчина жалеет, что спросил. Он с виноватым видом кивает на ремень безопасности.
– Видел, вы не могли пристегнуться поначалу. – Зачем, черт возьми, зачем он завязал этот идиотский разговор?!
Нина тут же расслабляется, и даже что-то похожее на ухмылку проскальзывает на ее искривленных временем губах.
– Твой брат помрет в среду, – не моргнув глазом, заявляет она.
Звонкий кашель, как у носителя хронического бронхита, разрывает тишину самолета. Стюардесса в небесно-синей форме опасливо оглядывается в сторону странной парочки, но видит, что пассажир вроде как не задыхается, и продолжает с пластиковой улыбкой раздавать горячие обеды.
– Что, простите? – Предательская капелька пота стремительно стекает по лбу, привлекаемая соблазнительным законом всемирного тяготения.
– Дважды не повторяю, – жамкает челюстями Нина. Кажется, еще чуть-чуть – и нижняя оторвется и пустится в свободный пляс. – Говорю, к похоронам готовься.
– Да у него обычный грипп! – отмахивается незнакомец, приняв заявление за шутку.
Ну не может же эта старуха знать его брата! Обычная шарлатанка: тыкнет пальцем в небо типа «тебя завтра ждет неудача» или «что-то найдешь, а что-то потеряешь» – и думает, что заставит платить.
Только вот внутренности почему-то болезненно сжимаются, а съеденная курица уже просится обратно.
– Мое дело предупредить, твое – решать, – пожимает плечами соседка и невозмутимо вытирает рот салфеткой. Проходится по нему с усилием, медленно, чтобы ни капельки масла не осталось на сухих потрескавшихся губах.
Давненько она никому не рассказывала будущее, даже немного соскучилась по всему этому. Односельчан нельзя почем зря пугать, иначе будут сочинять про нее всякие байки, а гостей в их деревне не было уже давным-давно. Внуки и дети разъехались по большим городам. Шутка ли, средний возраст населения – пятьдесят три года.
К ней редко кто заходит. Почтальон да и Лера – пару раз в неделю, чтобы проверить, не померла ли Нина. Именно на попечение единственной приятельницы и пришлось оставить кошку. Главное, чтобы та ничего странного не вытворяла в ее отсутствие, а то Лерка с перепугу может и лопатой по голове треснуть. Но не говорить же, что это за зверь на самом деле.
Оставшиеся часы полета проходят в удивительной тишине. Нина невидящим взором смотрит прямо перед собой, в спинку впереди стоящего кресла. Только временами слышится нереалистичный стук ее правой ноги.
«Похоже, протез», – проносится в голове у напуганного до смерти соседа. Он даже в туалет не просится выйти, хотя мочевой пузырь вот-вот лопнет, как воздушный шарик, в который накачали слишком много воздуха.
Пассажир изо всех сил старается отвлечься и от последствий томатного сока, и от предсказания старухи, но мысли волей-неволей все время возвращаются к больному брату. Ничего особенного, обычная простуда, только вот в последний раз, когда они разговаривали по телефону, он необычно громко и долго кашлял.
Какой сегодня вообще день недели? Кажется, четверг.
И мифическая среда автоматически уплывает за горизонт неведомого и неизвестного. Вспомнив любимую цитату бывшей жены, мужчина не удерживается от полупрозрачного смешка. «Я подумаю об этом завтра».
Завтра он вызовет Андрею врача и уже через несколько дней услышит заветное: «Это обычная простуда. Что вы так распереживались?» Он будет утирать пот со лба одноразовыми платочками, пить припасенное на случай праздников дорогое вино и вместе с братом веселиться над «пророчеством» сумасшедшей карги из рейса «Екатеринбург – Москва».
Уже в воскресенье Андрей будет полностью здоров. В понедельник выйдет на работу – он работает курьером в одном солидном банке. Ко вторнику о нависшей угрозе уже забудут все участники грядущей катастрофы. А в среду какой-то пьяница на вокзале нечаянно толкнет Андрея прямо под идущую полным ходом электричку.