– Вот уж верно так верно. Чертовы, это ты правильно сказал.
Она уже успела успокоиться за время этой бесконечной поездки в узком лифте. Кем бы ни являлось это отвратительное создание, выбравшее ее тело своим домом, порой оно здорово помогает успокаиваться в стрессовых ситуациях вроде этой.
Денис смотрит на нее так, будто видит впервые. Теперь это не тот взгляд немого восхищения, каким он окинул ее в салоне красоты. Так смотрят на человека, который сказал то, чего от него никогда не ожидали услышать.
– Ты не на той стороне, Дарья.
– А разве тут есть стороны?
Тут она права, и он знает это. Ни добра, ни зла в этой гонке за власть не было и быть не может.
– Будешь прикрывать этого гаденыша, я за себя не ручаюсь.
– С чего ты взял, что я его прикрываю?
Как и раньше, они понимают друг друга без слов и дополнительных объяснений. Со стороны может показаться, что это обрывки из другого, более длинного диалога, но Денис с Дарьей за годы брака и правда как будто научились читать мысли друг друга.
– Я смотрел на твои авантюры сквозь пальцы, но всему есть предел.
– А я? Ты не думаешь, что твоя подружка?..
– ХВАТИТ. – Его голос звучит внезапно громко, словно усиленный десяткой аудиоколонок.
Денису нужно всего несколько секунд, чтобы успокоиться, но Дарье достаточно и этого времени, чтобы увидеть то, что необходимо. Его истинное лицо. Серое, с бледно-голубыми прожилками на щеках и пустыми глазницами.
Вот так ты выглядишь на самом деле, Денис Озерков?
Как ни странно, она не пугается. Лишь вдыхает поглубже и заявляет – тихо, но уверенно:
– Какая бы ни была причина, по которой Лев забрал эти чертовы камни, она уж точно лучше той, по которой ты заставил их меня носить.
Туше.
Да, она видела, как приятель залез к ней в сумочку за ключами, когда она возвращалась из туалета в тот вечер, когда она встретила Дмитрия. Конечно, она слукавила, когда сказала мужу, что уж Лев-то никогда не станет ее обманывать. На самом деле она теперь не может доверять даже самой себе, не говоря уже о мужчине, которого она спасла от самоубийства несколько месяцев назад.
Денис надвигается на нее, словно грозовая туча. Резко и уверенно – ни дать ни взять хищник, заприметивший уже раненную кем-то жертву, – он прижимает ее к шкафу в коридоре. Дыхание у него теплое и ровное, но не стоит обманываться и думать, что от него теперь дождешься помощи.
И все же Дарья находит в этом какое-то извращенное удовольствие – стоять так близко к мужчине, который никогда по-настоящему ей не принадлежал.
В конце концов, когда воздуха и пространства между ними не остается, Денис мягко привлекает ее к себе и щекой прижимается к ее уже темной макушке. Руками обхватывает Дарью за голову, и в этом жесте отчаяния она узнает себя.
– Я любил тебя, – отвечает Денис на заданный еще в машине вопрос. – Не так сильно, как любил другую женщину, но я любил. Сейчас это уже не важно.
«Для тебя – нет, – думает Дарья, не в силах произнести это вслух, – а для меня да. Иначе смысл жить?»
Он так близко, что в нем можно раствориться. И даже монстр внутри на какое-то время успокаивается, позволяя хозяйке в полной мере насладиться моментом.
Дарья понимает, что, несмотря на годы совместной жизни, двоих детей и кажущееся благополучие, они с Денисом никогда не были так близки, как сейчас. И скорее всего, никогда не будут.
– Лиза была права, – чуть слышно хмыкает Денис и отстраняется так, что Дарья видит его покрасневшие влажные глаза, – стоит надеть костюм, и так легко почувствовать себя человеком.
Он исчезает быстрее ветра, и спустя мгновение Дарья уже слышит, как он гремит посудой на кухне.
– А кто ты такой, если не человек? – спрашивает она его, показавшись в кухонном проеме.
Мягкий запах чайных листьев приятно щекочет ноздри.
– Это трудно объяснить.
– А ты попробуй, – настаивает Дарья. Она имеет право хотя бы знать, рядом с кем просыпалась все эти годы.
– Ладно. – Не оборачиваясь, Денис достает с верхней полки две узорчатые чашки и ставит их на поднос по обе стороны от заварочного чайника. – Ты можешь звать меня Велес. Это одна из теорий.
Дарья морщится:
– Теорий?
– Я же говорил, все не так просто. Такие, как мы, – часть мифов и преданий. Наши имена и порой даже наши обличия меняются в зависимости от того, кто в нас верит.
– Значит, одно из твоих имен – Велес?
– Я покровитель кое-каких животных, это верно.
Дарья быстро ищет информацию в смартфоне и, удовлетворившись описанием из «Википедии», кладет телефон на обеденный стол.
Разговор прошел до странного нормально. Дарью уже сложно чем-то удивить. И то, что некоторые вещи приобрели если не краски, то хотя бы примерные очертания, уже утешает.
Внезапно ей становится холодно. Она торопливо обхватывает себя руками и кутается в невидимую шаль. Завтра она будет беспокоиться о том, что же ей делать дальше, а сегодня она будет пить чай с черным шоколадом в компании своего необычного мужа.
Прежде чем отпить глоток горячего напитка, Дарья по-детски непосредственно протягивает вперед руку с чашкой. Денис понимает ее без слов. Он мягко касается кромки чашки Дарьи своей чашкой.
– За будущее, – говорит Денис.
Дарья слегка мотает головой и прячет улыбку за чашкой.
– За настоящее, – шепчет она еле слышно и только тогда прихлебывает чай.
Но Денис, конечно же, все слышит.
До того как Волчий пастырь стал тем, кем он является сейчас, он в отличие от многих богов был обычным человеком. Как и его отец, и отец его отца, а тот, в свою очередь, как другие его предки, он стал кузнецом. Он отрастил себе солидную бороду, за которой деревенские красавицы отчаянно пытались разглядеть вечно изогнутые в улыбке губы.
Но сердце его было отдано только одной девушке. К счастью, родители оказались не против их свадьбы, и все было улажено в считаные дни. Кузнец считал себя счастливейшим человеком на земле.
А чего еще желать? Его невеста хороша собой: щеки залиты нежным румянцем, в светлой длинной косе гуляет летнее солнце, а уж в этих голубых глазах так и вовсе можно утонуть.
Приданого за Дарьей почти нет, ибо отец ее обычный крестьянин, но кузнец тоже не из тех, кто гонится за чужими богатствами. На том и порешили: они поженятся в день, следующий за днем летнего равноденствия.
Но простые люди не знают, что на Купалу раз в тридцать лет Верлиока наконец может, согласно всем законам, спуститься на землю и забрать с собой одну душу. И боги, и само чудовище посчитали эту цену приемлемой, тем более что в противном случае человечество не обошлось бы малой кровью.
Так вышло, что в этот год Верлиока выбрал для охоты ту самую деревню, в которой живут кузнец и его нареченная. И чудовище, как и жених, быстро очаровался маленькой крестьяночкой. Только его привлекли не густая коса и не заливистый смех, а чистота Дарьиной души. Давно Верлиока не встречал столь аппетитной человечки.
Он подгоняет облако, на котором летит, к полю на краю села. Ставит огромную ногу на землю, и та под его весом содрогается. Ставит другую – и почва порядком проседает.
– Ну что, – говорит Верлиока сам себе и окидывает пространство единственным глазом, – отужинаем-с.
Дарья тем временем гуляет неподалеку: собирает ромашки и напевает под нос колыбельную, под которую когда-то бабуля укладывала ее спать. Следом за ней бежит ее подружка Драгомира с маленьким серым козленком на веревке.
Ни одна из девушек, конечно, не может ни видеть, ни коснуться Верлиоки. Поэтому тот подходит к Дарье, с трудом волоча гигантские ступни по росистому полю, и беспрепятственно протягивает в ее сторону темную волосатую ладонь.
В тот момент, когда он уже почти касается нежной кожи, что-то больно ударяет его в глаз. Чудовище рычит и обеими руками хватается за поврежденный орган.
– Ее ты не получишь, – раздается незнакомый низкий голос откуда-то снизу.
Верлиока несколько раз моргает и только затем видит мужчину в черной накидке и с дубовым посохом в руках.
– Что, – усмехается Верлиока, – хозяин занят? Присылает заместо себя челядь всякую.
– Я сам себе хозяин, – отвечает незнакомец и в подтверждение этих слов трижды ударяет посохом по влажной земле.
Налетает ветер, склоняет траву до самой земли и кружит, вертит в воздухе несчастную Дарью, ее подружку Драгомиру и даже ни в чем не повинного козленка. Верлиока пытается выхватить девушку из воздушного потока, но это все равно что ловить муху голыми руками.
Разозленный древний воин пробует растоптать человека с посохом, но тот оказывается быстрее молнии и проворнее ужа. Едва Верлиока успевает поднять ногу, как тот уже переместился на десяток саженей.
– Хорошо, – наконец успокаивается Верлиока, – чего ты хочешь? У нас с богами договор. Ты кто такой, чтобы встревать в наши дела?
– О, у меня много имен. – Мужчина загадочно улыбается. – Одни зовут меня Белым царем, другие – просто Пастухом. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Волчьим пастырем.
– А, – заметно расслабляется пожиратель душ, – это ты, служитель смерти и равновесия? Так мне без разницы: я не человек – меня эти ваши внутренние дела не касаются.
– Зато ее касаются. – Пастырь рукой указывает на воздушный поток, поддерживающий лишенную чувств Дарью. – И пока не пришло ее время умирать. Ее потомок должен вновь открыть для смертных ворота Беловодья, и если ты сейчас заберешь ее душу, то человечество будет обречено. Тени наводнят города и выпьют души простых смертных без остатка.
За разговором высшие не замечают, как на поляне появляется еще одно действующее лицо. Кузнец, шедший через лес к деревенскому старосте, не может поверить своим глазам, поэтому стоит, не в силах пошевелить и рукой.
Невесту свою он узнает сразу. Даже за толстой воздушной пеленой легко различить эти до боли знакомые черты.
– Вы кто такие? – Голос у кузнеца, конечно, не такой громкий, как у Верлиоки и пастыря, но ему все равно удается привлечь внимание небожителей.