Это было не просто последнее сильное государственное объединение кочевников, после краха которого Город покорил Степь окончательно и навсегда. Это была мощная сила — достаточно сказать, что в Великой Степи тогда было не два, как в двух последних столетиях, а три ключевых игрока: две великих земледельческих цивилизации, Россия и Китай, и коромыслом соединяющая их Джунгария.
К моменту нашего рассказа, в начале XVIII века джунгары находились на вершине могущества. Их территория простиралась от Тибета на юге (уйгуры были покорены ими еще в 1679 году) до Алтая на севере. Они на равных дрались с Китайской империей и неоднократно побеждали, пытались захватить Халху — нынешнюю независимую Монголию, присматривались к землям Тибета и Западного Туркестана.
Россию, надо сказать, соседство с Джунгарией вполне устраивало. Джунгары на границах не шалят и другим особенно не дают. Не по доброте душевной, конечно, а ввиду целого комплекса причин. Во-первых, Джунгария в начале XVIII века — не разрозненные анархичные орды, а вполне сложившееся государство, причем государство управляемое, с сильной властью. Во-вторых, как и в случае с калмыками, основные интересы джунгар лежали совсем в другом направлении. Именно в это время набравшая силу кочевая империя пыталась расширить свои пределы, и прежде всего — объединить под своим знаменем единоверцев-буддистов. Немногим более десятилетия назад джунгары завоевали Халху, но в 1696 году потерпели поражение от войск китайской империи и откатились на свою территорию. На момент нашего рассказа они собирали силы для реванша, и война с Россией — последнее, что было нужно их молодому правителю Цэван-Рабдану. Надо сказать, что Россию в Азии тогда не просто уважали. Ее мощь в тамошних землях, пожалуй, даже переоценивали — настолько сильное впечатление произвел на всех соседей беспрецедентный бросок на Восток и ожесточенность схватки с Китаем за Албазин. Поэтому с русскими джунгары предпочитали оставаться в дружбе.
В качестве примера джунгарской лояльности можно привести случай с киргизами. Наши бывшие братья по СССР вовсе не всегда жили в предгорьях Тянь-Шаня, историческая родина большей части киргизов — Алтай, Хакасско-Минусинская котловина. И ушли они оттуда по историческим меркам совсем недавно. Вот как это случилось.
Пришедшие на Алтай русские сцепились с енисейскими тогда еще киргизами всерьез — не поделив право собирать ясак с тамошних мелких племен. Начались бесконечные — почти на сто лет — разборки: где чьи «подданные», и какое племя кому платит. В этом вопросе долговременных договоренностей не бывает, — пережившие 90-е с их разветвленной системой «крышевания» не дадут мне соврать — передел сфер влияния происходит постоянно, поэтому граница между Россией и киргизскими племенами всегда была приблизительной и «плавающей».
Обе стороны периодически «нарушали конвенцию» и залезали на чужие участки, поэтому пограничные стычки большего или меньшего масштаба не только не прекращались, но и постоянно нарастали. Дело шло к серьезной войне, и тут вмешались джунгары, чьими поданными и были киргизы. Цэван-Рабдан долгое время не вмешивался — да, ойратские власти не хотели осложнять отношения с Россией, но еще больше боялись озлобить против себя киргизскую знать. Все-таки подданство в то время, особенно подданство кочевых народов, штука более чем условная. И эта политика оказалась правильной — не вмешиваясь, ойраты дождались момента, когда киргизы сами устали от постоянных боев. В 1701 году во исполнение указа Петра I в киргизские земли отправляется большой отряд под командованием Семена Лаврова и Алексея Кругликова. Произошло серьезное и очень масштабное столкновение, после которого джунгары поняли, что дальше тянуть нельзя — можно не только спровоцировать серьезный конфликт, но и потерять верховья Енисея. Россия действительно была близка к тому, чтобы силой занять этот регион и тем навсегда решить киргизскую проблему.
Проблему вскоре решили, но по-другому. Как писал И.В. Боронин в монографии «Двоеданничество в Сибири»:
«Для урегулирования кыргызской проблемы в конце 1701 г. в кыргызские улусы был направлен из урги[50] наделенный дипломатическими полномочиями зайсан[51] Арамжаб. Джунгарскому посланнику вменялось в обязанность заключение с [русскими] воеводами договоров по решению вопроса о будущем кыргызов и их кыштымов[52] с учетом перечисленных выше условий. В случае невозможности заключения договоров согласно джунгарскому плану зайсан должен был готовить переселение енисейских кыргызов и их кыштымов, которые еще не полностью вовлечены в орбиту российской политики, в Джунгарию[53]».
Это и произошло в 1703 году. Киргизы вынуждены были откочевать на склоны Тянь-Шаня. Они, надо сказать, не особо и сопротивлялись, но для порядку и исключения всяких неожиданностей во время переселения их сопровождало 2-тысячное войско джунгар во главе с ойратскими зайсанами Духаром, Сандыком и Чинбилем. Такая вот «депортация народов» времен эпохи Просвещения. В первый раз увели не всех, но вскоре поправились — оставшихся переселили в 1706 году, всего на новые земли было депортировано порядка 15 тысяч киргизов.
Этим решением Цэван-Рабдан избавился сразу от нескольких проблем. Во-первых, нормализовал отношения с Россией. Во-вторых, несколько тысяч воинов (а киргизы были хорошими вояками) жили теперь не за тридевять земель на крайнем севере, а под рукой, довольно близко от мест грядущих боев с китайцами. Наконец, поселив киргизов на западной границе страны, хан прикрылся ими, как живым щитом, от вечных соперников и природных врагов — казахов. В общем, все закончилось хорошо, никто не был в обиде, и даже киргизы депортации не очень противились — обратно на Енисей с нового места сбежали немногие.
Таким образом, можно сказать, что к началу XVIII века на южной границе России сложилась ситуация, которая устраивала всех, а особенно Россию. Но, как выяснилось, до поры до времени. Как только дело запахло золотом, на добрососедские отношения с Джунгарией тут же плюнули. Именно на северные джунгарские земли и предстояло идти второму отряду, отправленному на поиски «яркендского золота».
Глава 11Немец
Руководить «сибирской» экспедицией, как и «каспийской», был назначен присланный из центра «варяг». Им стал армейский подполковник и гвардейский капитан Иван Дмитриевич Бухгольц. «Варягов» Петр слал даже не потому, что присланным «персонам из Петербурга» было гораздо легче делать дело, не будучи связанными никакими прошлыми одолжениями, старыми дружбами и не отданными долгами. Дело было еще и в том, что Гагарину Петр явно не доверял. Старый 55-летний губернатор был на редкость скользким типом — очень неглупым, волевым, хитрым и постоянно себе на уме. Никто никогда не знал, что же за мысли роятся в этой рано поседевшей голове. К тому же он обладал невероятно развитыми — даже для России с ее вековыми традициями казнокрадства и местного «кормления» — способностями обратить все в свою пользу, снять с любого дерьма пенку и выбить что-нибудь для себя даже из самой поганой ситуации. Потому, рассудил Петр, пусть-ка идет Бухгольц — целее яркендское золото будет.
А в преданности Бухгольца сомневаться никаких оснований не было. Он, как и Бекович, был истинным «птенцом гнезда Петрова» — выкормленным императором с малых лет, поднявшимся на крыло в его стае и уже не раз проверенным в серьезном деле. Иван Дмитриевич Бухгольц, как вы уже наверняка поняли по фамилии, был природный немец, обрусевший, правда. Продавать свою шпагу в дикую Московию отправился еще его отец, Дмитрий Филиппович Бухгольц. О том, что навсегда покинул родные, но перенасыщенные нищебродствующим дворянством германские земли, Бухгольц-старший не пожалел ни разу. Царю Алексею Тишайшему приезжий немец служил честно, сделал неплохую карьеру, и сына своего любимого пристроил удачно. Бухгольц-младший службу цареву начал с самых младых лет, еще в потешном петровском войске, и в атаках на снежные городки выбегал себе звание поручика Преображенского полка. Боевое крещение принял в Азовских походах, в Северной войне отличился под Нарвой, в боях под Полтавой капитан лейб-гвардии Преображенского полка Иван Бухгольц получил тяжелое ранение и геройством своим еще сильнее укрепился в царской милости.
Когда же встал вопрос — кого посылать в гагаринское логово, царь и вспомнил о толковом немце. 22 мая 1714 года капитан Иван Бухгольц был уже на галере «Святыя Наталии», где император при конфиденциальной встрече лично объяснил ему поручение, и вручил секретную инструкцию. Она небольшая, поэтому приведу полностью:
«Указ подполковнику, господину Бухалту. Понеже доносил нам сибирский губернатор, господин князь Гагарин, что в Сибири близ калмыцкого города Еркета, на реке Дарье, промышляют песочное золото.
1. Для того ехать тебе в Тобольск и взять там у помянутого господина губернатора 1500 человек воинских людей и с ними итить на Ямыш-озеро, где велено делать город. И, пришед к тому месту, помянутых людей в той новостроенной крепости и около ее, где возможно, розтавить на зимовье, для того, чтоб на будущую весну паки возможно было скоряя с теми людьми собравшись итить далее к помянутому городку Еркету.
2. И как на будущую весну собравшись с теми людьми пойдете от Ямыша к Еркету, то накрепко смотрите того, чтобы дорогою итить такою, где б была для людей выгода. Также в некоторых удобных местах, а именно при реках, делать редуты для складки провианту и для камуникаций и чтоб редут от редута расстоянием болше не был, как дней по шести или по недели времени от одного к другому было на проход, и в тех редутах оставливать по несколку людей по своему разсмотрению.