14 сентября бывший губернатор самолично осмотрел привезенный труп внука хана Аюки и, убедившись, что враг мертв, велел похоронить. Вскоре Волынский отбыл в Казань, куда еще в июле указом Сената был переведен губернаторствовать, и задержался в Астрахани исключительно для того, чтобы свести счеты. Таковы были нравы в тот жестокий век, что даже высший государственный сановник в просвещенной империи месть ставил превыше службы.
Уехал из Астрахани и бывший переводчик Бакунин, только не в Казань, а в Петербург. Пути Волынского и Бакунина разошлись навсегда: Василий Михайлович был уволен с должности переводчика при губернаторе и переведен на службу в Коллегию иностранных дел, секретарем Калмыцких дел.
Такова была награда государева за всю его тайную службу. Не поскупились, надо признать. Известно же — за богом молитва, а за царем служба не пропадет. Бакунина перевели в столицу, дав ему неплохую должность.
Государство свою благодарность высказало, но это все, чем оно могло отдариться. Остальное надо было делать самому.
Глава 19Враг народа
Что делать, если твоя жизнь кончена в 26 лет?
Разведчик — профессия одноразовая. В случае провала он выгорает как фальшфейер — дочиста, до утилеобразного состояния. И больше его использовать в привычном качестве нельзя. То есть теоретически можно, но на практике никто этого делать не будет. Можно, наверное, и заново снарядить выгоревший фальшфейер, но гораздо проще распаковать новый. Так и с разведчиками — по старым тропинкам ему вход заказан навсегда, а менять специализацию на какую-то принципиально иную дорого, долго и неразумно: проще нового подготовить. На то, чтобы подготовиться к работе «на калмыках», у Бакунина ушла вся его предыдущая жизнь. Что же ему теперь — татарский учить, чтобы за Волынским в Казань ехать? Глупо.
А с другой стороны — наш герой больше ничего не умел в жизни, кроме как работать «на земле». Значит… Значит, надо все начинать с нуля и осваивать новую профессию.
Когда я говорил, что путь в калмыцкие улусы был Бакунину заказан, я ничуть не утрировал. Для пояснения расскажу один случай.
Несколько лет спустя, в 1731 году он, уже в качестве работника МИДа, сопровождал китайское посольство, отправленное императором Поднебесной к калмыкам. Заметьте — не в Российскую империю, а к калмыкам: это немного объясняет уровень реального «подданства» кочевого народа. Бакунин, естественно, сопровождал китайских послов не просто так: его задачей было сбить у китайцев желание к дальнейшему развитию международных связей с русскими кочевниками. Посольство неспешно двигалось к Саратову, и Бакунин охотно объяснял послам, что едут они к сущим дикарям, дел с которыми лучше не иметь, так как у «того калмыцкого народа обхождение во всем подобно зверскому, а не человеческому». На самом деле русский дипломат намеренно тянул время, дожидаясь, когда новый астраханский губернатор Иван Измайлов провозгласит Цэрэн-Дондука ханом.
Бакунин должен был довести китайцев только до Саратова, но там внезапно выяснилось, что Василий Беклемишев, еще один давний спец по калмыкам, собиравшийся принять у тезки посольство в Саратове и везти его дальше в улусы, заболел и ехать не сможет. Измайлов же уже отбыл в Астрахань. Казалось бы, кому, как не Бакунину, с его опытом и языком, вести китайцев к калмыкам? Ан нет — в письме, отправленном нашим героем из Саратова, явно сквозит растерянность и даже испуг (хотя, как мы помним, он был далеко не робкого десятка).
Бакунин пишет, что китайских послов держать дальше в Саратове нужды и причины нет, но если с ними придется ехать ему, то могут случиться «нежелательные конфузы». Во-первых, пояснял Бакунин, «калмыцкие владельцы ко мне злы и потому мои к ним представления действа иметь не будут, и до своих с китайцами конференцей могут меня не допустить». Во-вторых, «хотя б я того от них и домогся, но оные по своей злости при китайцах не будут меня с таким почтением принимать, как надлежит присланного от двора». В конце письма он честно предупреждал царских сановников: «и тако надо мною хотя б и иного ничего не учинилось, но и интересом Ея Императорского Величества никакой пользы учинить будет невозможно, точию при таких чюжестранных послах могут учинить тем государственной стыд, за что и без ответа пробыть не могу».
Как мы видим, Бакунин честно описывает ситуацию, не особо себя щадя — ехать мне нельзя, потому что пользы от меня на переговорах быть не может. Даже если и жив останусь, почти наверняка при иностранных послах устроят мне такое унижение, которое я без ответа оставить не смогу, дабы не уронить престиж императрицы русской.
Что же произошло, за что калмыки были так злы на Бакунина? Все объясняется просто.
Нитар-Доржи, которого при жизни мало кто любил, и даже родные братья ненавидели и боялись, после смерти стал легендой. В самом прямом смысле слова — именно Нитар-Доржи является прототипом главного героя едва ли не самой знаменитой калмыцкой легенды о Миитр-Доржи-нойоне. Легенде, которую калмыцкий народ хранит в памяти уже практически триста лет.
Очень уж красивая тогда получилась история. В ней есть все, что требуется для эпического сказания: и неистовый герой, и несметные полчища врагов, и беззаветная храбрость, и безнадежная борьба, и людское коварство, и предательство братьев. Ну, а Бакунину, сами понимаете, в этой пьесе могла быть отведена только одна роль — того самого коварного злодея. Стоит ли удивляться, что практически все калмыки ненавидели скромного переводчика лютой ненавистью?
Он прожил еще много лет, наш бывший переводчик и бывший разведчик. Новую профессию освоил — всегда был смышлен и трудолюбив. Служил честно, потихоньку продвигался по служебной лестнице. В 1748 году запросился в отставку по причине преклонных годов, предложив вместо себя своего сына Петра — детей Василий, как и положено было в бакунинском роду, к службе на калмыцкой ниве выучил превосходно. Но не сложилось, не пустили тогда Василия Михайловича на покой. Сбылась его давняя мечта, стал он незаменимым: не было тогда в России человека, который знал бы калмыков лучше, чем он. Вот и упросили тогда большие люди порадеть еще маненько Отечеству.
«Маненько» растянулось чуть не на четверть века, до времен Екатерины II. Именно Бакунин сделал в 1761 году представление Коллегии по поводу дальнейшего управления калмыками, а позже, уже после свержения Петра III и воцарения немки, разработал по просьбе императрицы проект полной реорганизации системы функционирования калмыцкого самоуправления и русского контроля над ними. Именно на основании этого доклада Екатерина II и написала грамоту от 12 августа 1762 года, которая была отправлена ханскому наместнику.
Умер Василий Михайлович в 1766 году, в чине действительного статского советника, будучи на четвертой ступени Табеля о рангах, в генеральских чинах. Оставил трех сыновей — Петра-старшего, Петра-младшего и Михаила, которые тоже немало приумножили бакунинский род. Род, давший России государственных деятелей и ученых, литераторов и бунтарей, самым известным из который является праправнук нашего героя. Тот самый, личный враг Карла Маркса, теоретик и один из создателей анархизма Михаил Бакунин.
Но вот что забавнее всего. История — дама с хорошим чувством юмора и ее выверты частенько демонстрируют тонкую иронию. В исторических анналах остался не разведчик Василий Бакунин, даже не государственный деятель, и уж тем более не астраханский переводчик.
Остался писатель и этнограф Василий Бакунин, автор книги «Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоуцкого, и поступков их ханов и владельцев». Книги, без которой невозможно представить себе изучение этого этноса. По иронии судьбы именно этот ненавидимый враг калмыков, всегда игравший на русской стороне и расстроивший немало планов калмыцкой верхушки, сохранил их историю, и стал основоположником не только отечественного, но и мирового калмыковедения.
Что тут скажешь, кроме как «причудливо тасуется колода»?
Интермедия III
А сейчас, любезный читатель, нам опять придется остановиться и в очередной раз осмотреться вокруг. Дело в том, что пока мы шли по цепочке, перебегая от одного Игрока к другому, кое что изменилось. Кое что весьма важное.
Изменилась страна. «Узкая Россия», как я назвал ее в одной из интермедий, страна, навсегда, казалось бы, замкнувшаяся в привычных лесах, мягко качнулась и медленно двинулась к югу.
Потекла вниз.
Пусть пока не в страшные и чужие степи, а в лесостепную зону, но — двинулась.
И толкнул ее туда все тот же казнокрад и сепаратист князь Гагарин, сибирский губернатор.
Неудачная экспедиция Бухгольца, как выяснилось, была только началом. Мы видели, как злосчастная легенда о Яркендском золоте стоила русским многих тысяч жизней, положенных, казалось бы, абсолютно зазря — ведь ни Бекович, ни Бухгольц так ничего и не добились. Но… Вот уж поистине, нам не дано предугадать, чем дело наше отзовется. Очень часто то, что ты сам полагал важным и самым главным, уходит как вода в песок, а от тебя остается то, что ты сделал мимоходом, второпях, не придавая этому никакого значения.
Так случилось и в этот раз. Две безрезультатные экспедиции все-таки стали тем толчком, что двинул Россию вниз по карте. Но не сами они, а основание Бухгольцом Омска — нечаянное, непреднамеренное, никак не связанное с главной целью экспедиции — стало началом мощного рывка России к югу.
Потому что это основание оказалось не искупительным эпизодом в финале бесславной экспедиции, а первым шагом к движению на юг. Гагарин был мужик цепкий (во всех смыслах слова), и упускать то, что однажды попало ему в руки, не собирался.
Омск Бухгольц основал, напомню, в 1716 году. В том же году Гагарин, дождавшись ухода джунгаров, отправил к срытой Бухгольцом Ямышевской крепости новый отряд под командованием подполковника Матигорова. Тот поставил на месте бывшей крепости небольшой острог, который уже в следующем, 1717 году, отправленный отряд подполковника Прокофия Ступина расширил до настоящей крепости. Ямышевская крепость была восстановлена.