а после того, как там уже будут о нас знать. Если мы явимся неожиданно, без всякого предупреждения, то, возможно, Намбас из опасения начнет утверждать, что он не знает всех подробностей о деятельности сторонников культа. Если же, напротив, он узнает, что мы обратились к менее значительным участникам движения, то из естественного тщеславия сам захочет, чтобы мы имели дело с ним.
Мы разъезжали по острову еще несколько дней. Побывали у миссионеров и узнали, как они пытаются вырвать таннанцев из-под влияния культа. Миссионеры организовывали кооперативное движение, чтобы показать островитянам всю механику торговых операций. Люди могли видеть, как происходит продажа их копры, сколько за нее выручают денег, и могли также сами решать, какие товары заказывать в заморских странах. Теперь миссионеры получили возможность сказать сторонникам культа карго: «Смотрите, наше карго прибывает. А Джон Фрум вас обманывал, ведь его карго все нет».
Это мероприятие начали осуществлять недавно, и пока еще рано говорить, насколько оно окажется успешным.
Я беседовал также с католическим священником, у которого была маленькая миссия вблизи Ленакела. Его влияние на острове но сравнению с пресвитерианской миссией совсем ничтожно. За два года до этого тайфун совершенно разрушил его церковь и дом. Он терпеливо отстроил их заново и продолжал свою деятельность. Но популярность его учения среди таннанцев была невелика. Только теперь, после шестилетных трудов, он собирался совершить пбряд крещения над первыми обращенными в католическую веру. Среди них было лишь пять человек, кого он считал достаточно подготовленными.
Священник сказал мне, что, по его мнению, в развитии культа карго наиболее важную роль играет проблема образования населения.
— В течение последних девятнадцати лет вряд ли хоть один ребенок островитян посещал школу. А если они не умеют читать и считать, как вы сможете объяснить им происходящее в современном мире. Чем дольше будет существовать движение, тем труднее с ним справиться.
Потом он высказал предположение, что культ карго недавно включил свою мифологию небольшой, постоянно действующий вулкан Яуэй восточной части острова. Грохот извержений вулкана, похожий на отдаленные раскаты грома, был слышен даже в Ленакеле, на расстоянии двенадцати миль, а после особенно сильных извержений в доме Боба все покрывалось серым налетом мелкого вулканического пепла. Чтобы взглянуть на вулкан, мы с Джефом отправились на другой конец острова. Грязная дорога шла через густые влажные заросли, гул извержения доносился все сильнее и наконец стал перекрывать шум нашего мотора. Вскоре я рассмотрел сквозь древовидные папоротники по краям дороги огромный серый холм, похожий на отвал породы у шахты, который погреб под собой всю растительность. Дорога вдруг круто повернула, и мы очутились посреди пустынной, как Сахара, равнины, покрытой вулканическим пеплом. Лишь на самой окраине пытались прижиться несколько панданусов с корнями-подпорками. Прямо перед нами синело мелководное озеро. В миле от него возвышался сам вулкан с закругленной вершиной, высотой около тысячи футов. Вулкан был слишком приземист, чтобы выглядеть красивым, и недостаточно высок, чтобы иметь внушительный вид, но в его грозной мощи сомневаться не приходилось. Над вулканом повис мрачный желто-коричневый гриб дыма. Через каждые несколько минут долина оглашалась эхом приглушенных взрывов в глубине кратера.
Многое здесь свидетельствовало о том, что последователи Джона Фрума придавали этой местности особое значение. На краю равнины среди панданусов стояли добротно сделанные ворота и кресты, выкрашенные алой краской. На бугре из старой застывшей лавы мы увидели еще одни ворота. К ним через долину примерно на полмили тянулась извилистая линия из кольев, вертикально воткнутых в пепел через каждые несколько футов. А на вершине вулкана мы смогли различить еще один крест.
Целых полчаса карабкались мы по крутому склону вулкана, выбирая дорогу между кусками лавы. Некоторые стекловидные комья были похожи на застывшие черные ириски, другие, усыпанные белыми кристаллами полевого шпата напоминали тесто с изюмом. На этой груде вулканического шлака росли только одни орхидеи с нежными розовыми цветами на тонких стеблях. Мы подошли к кратеру вулкана в момент сравнительного затишья, и я заглянул внутрь. Стенки жерла были сплошь покрыты пеплом, как дымоход сажей, но дальше ничего нельзя было разглядеть: весь кратер был заполнен клубами едкого дыма. Внезапно раздался мощный оглушительный взрыв, и сквозь дым пронеслась вереница черных глыб, которые взметнулись высоко в воздух. К счастью, они вылетели из вулкана вертикально вверх и упали обратно в кратер, так что опасность для нас оказалась невелика. Репертуар шумов, издаваемых вулканом, был весьма разнообразен. Иногда это были вздохи в сопровождении эха, похожие на звук выпускаемого пара под высоким давлением, иногда вокруг кратера раскатывались короткие взрывы. Но самыми ужасными были извержения с непрерывным ревом, наподобие шума гигантского реактивного двигателя, которые длились по несколько минут, и мы думали, что у нас лопнут барабанные перепонки.
Через четверть часа ветер переменился, дым закрутился столбом и весь кратер очистился. В шестистах футах под нами я разглядел не менее семи жерл огненно-красного цвета. Это были не просто отверстия, а щели неправильной формы среди нагромождения лавовых глыб. Когда одна из них начинала извергаться, что происходило совершенно независимо от других, в воздух взлетали алые всплески расплавленной лавы. Некоторые куски были размером с небольшой автомобиль, они перекручивались, вытягивались, принимали форму гаечного ключа, разрывались. воздухе и, достигнув высшей точки полета, падали обратно, с глухим стуком ударяясь о края жерла.
На самом верху, на краю кратера, мы увидели крест высотой около семи футов. Когда-то он был красного цвета, но вулканические пары разъели краску, и от нее остались только следы. Крест был сделан из тяжелых толстых досок, и затащить их сюда по крутым склонам вулкана было делом нелегким. Почему для предводителей культа Джона Фрума было так важно установить свой символ на вулкане? Я надеялся выведать это у Намбаса, если нам удастся встретить его в Сульфур-Бей.
Но все-таки самым внушительным из всех монументов движения Джона Фрума был не этот крест, а три грубые статуи, вырезанные из дерева, которые мы увидели в небольшой деревушке, когда возвращались в Ленакел.
Статуи стояли под специальным навесом из листьев и были окружены изгородью. Слева от них припало к земле странное крысообразное существо с крыльями, оно было заключено в символическую квадратную клетку. Справа находилась модель самолета с четырьмя пропеллерами, огромными колесами и белой американской звездой на крыльях и хвосте. Это, конечно, был символ самолета, который доставит на остров карго. В центре, позади темного некрашеного креста, возвышалась фигура, — без сомнения, она изображала самого Джона. На нем был алый мундир, брюки и белый пояс. Лицо и кисти рук у него были светлые. Он раскинул руки в стороны и отвел назад правую ногу, изображая христианское распятие. Фигуры выглядели трогательно детскими и в то же время необычайно зловещими.
Теперь мы наконец решили отправиться на поиски Намбаса. Добрались из Ленакела до покрытой пеплом равнины, миновали вулкан Яуэй и поехали дальше по заросшей травой дороге. Хижины деревни Сульфур-Бей разместились вокруг большой открытой площади с двумя высокими бамбуковыми мачтами в центре. Здесь проводились парады и учения Таннанской армии под руководством Намбаса. Мы медленно объехали площадь и остановились под гигантским баньяном. Вскоре вокруг нас стали собираться жители деревни. На многих были алые куртки или рубашки. Один старик с гордостью носил повидавший виды стальной шлем, залихватски сдвинутый набок. Несомненно, это была драгоценная реликвия времен американской оккупации острова Эспириту-Санто. Жители встретили нас не слишком приветливо, но и не проявили открытой враждебности. От толпы отделился высокий пожилой мужчина с седеющими волосами, орлиным носом и глубоко сидящими глазами. Он подошел к нам и сказал:
— Я — Намбас.
Мы с Джефом ему представились, и я объяснил, что прибыли мы из-за океана для того, чтобы разузнать про Джона Фрума, кто он такой и какие взгляды проповедует. Не может ли Намбас рассказать нам о нем? Намбас пристально посмотрел на меня, его черные глаза сузились. Наконец он произнес:
— Хорошо. Мы поговорим.
Он подвел меня к баньяну. Джеф остался около автомобиля и незаметно вынул кинокамеру. Я сел, поставил рядом с собой магнитофон, а микрофон положил на землю. Жители деревни столпились вокруг нас, стараясь не пропустить ни одного слова своего предводителя. Намбас высокомерно посмотрел вокруг. Он, очевидно, понимал, что ему необходимо устроить хорошее представление и тем самым укрепить положение и авторитет среди своих приверженцев.
— Я знал, что вы приедете, — громко сказал он, обращаясь ко мне. — Джон Фрум говорил со мной две недели назад. Он сказал, что приехали двое белых, которые будут все время расспрашивать о красном кресте и о Джоне.
Он огляделся с победоносным видом. Меня его слова нисколько не удивили, ведь мы всячески старались, чтобы он непременно узнал о нашем прибытии и наших планах. Зато на его сторонников они произвели заметное впечатление.
Я спросил:
— Когда Джон говорит с вами, вы видите его?
— Нет, — покачал головой Намбас и добавил, очень тщательно выговаривая каждое слово: — Он говорил со мной по радио. У меня есть специальное радио для разговоров с Джоном.
Католический миссионер рассказывал мне об этом «радио» со слов одного из своих новообращенных, В определенные вечера в хижину Намбаса приходит одна старуха, садится за ширмой, обматывает вокруг талии электрический провод и впадает в самопроизвольный транс, начиная нести всякую тарабарщину. Намбас толкует ее бормотанье своим сторонникам, которые слушают все это в затемненной комнате, как послание от Джона.