Люди рая — страница 13 из 26

Ко мне подошел молодой фиджиец, сел рядом со мной и представился на безупречном английском языке. Зовут его Генри, и он преподает в деревенской школе. Пока всех опять обносили кавой, Генри рассказал мне легенду о происхождении обычая ходить по огню.

— В старину наши люди собирались каждый вечер в одной из хижин послушать сказочников. По обычаю, каждый мужчина обязан был принести сказочнику на следующий день подарок, намбу. Однажды вечером молодой вождь, по имени Туи Нкуалита, пообещал принести в качестве намбу угря. На следующее утро он отправился за угрем и шел вдоль ручья, который струился невдалеке от деревни. Вскоре он добрался до илистого пруда, где как раз могут водиться угри, и принялся копать землю.

Через некоторое время ему показалось, что на дне выкопанной ямы кто-то шевелится. Он сунул туда руку, нащупал что-то скользкое и начал вытаскивать это существо. Вдруг из ямы раздался крик:

«Отпусти меня!»

«Нет! — ответил Туи Нкуалита. — Я поймаю тебя и отнесу в деревню как намбу».

«Если ты меня отпустишь, ты станешь самым лучшим мореплавателем в мире».

Туи Нкуалита потянул сильнее и сказал:

«Я и так самый лучший мореплаватель в мире!»

«Если ты меня отпустишь, я сделаю тебя самым лучшим в мире метателем копья», — умолял голос.

«Я и так самый лучший в мире метатель копья. Никто не может бросить копье дальше меня!»

«Отпусти меня, и я превращу тебя в самого красивого мужчину в мире».

«Я и так самый красивый мужчина в мире. Ни одна женщина не может устоять передо мной».

— Вероятно, он был очень одаренным парнем, — сказал я Генри.

— Он был с острова Мбенга! — торжественно заявил Генри.

«Отпусти меня — вновь повторил голос, — и я наделю тебя могуществом ходить по огню не обжигаясь».

«Хорошо, — согласился Туи Нкуалита, — вот это совсем другое дело! Вылезай же из своей норы и выполни свое обещание».

Но из ямы появился не угорь, а маленький человечек, наподобие гнома, по имени Туи на Моливаи.

— В этой сказке полно всяких Туи, — пробормотал я.

— Слово «туи» означает «вождь», — пояснил Генри, — а Моливаи — это название пруда. Туи на Моливаи начал тогда сооружать земляную печь, которую мы называем лово. Он выкопал глубокую яму, заполнил ее большими камнями, а сверху навалил дров и поджег их. Огонь горел несколько часов, и камни сильн раскалились. Тогда гном взял Туи Нкуалита за руку, и они, ступая босыми ногами по камням, четыре раза прошли через лово. Раскаленные камни не причинили им никакого вреда.

«А теперь, — объявил Туи на Моливаи, — мы с тобой должны закопаться в камни лово на четыре дня».

«Я на это не согласен, — возразил Туи Нкуалита. — Ты еще сыграешь со мной какую-нибудь злую шутку. Да мне и так уже пора возвращаться в деревню, а то там обо мне начнут беспокоиться».

«Ну хорошо, — согласился Туи на Моливаи. — Тогда нам нужно закопать вместо нас масаве».

— Масаве — это такие лианы, — вмешался в рассказ Ману. — Когда они созреют, в них содержится много сахару. Мы часто печем эти лианы в лово и делаем из них пудинги.

«Спасибо, — поблагодарил его Туи Нкуалита. — Теперь я отпущу тебя и пойду поищу что-нибудь другое для моего намбу».

«Спасибо и тебе, — сказал Туи на Моливаи. — Отныне ты и все твои потомки смогут ходить по огню».

— И вот с тех пор, — сказал в заключение Генри, — жители Мбенга наделены способностью ходить по огню без вреда для себя.


Лово была выкопана за деревней. Печь представляла собой круглую яму диаметром футов пятнадцать и глубиной фута четыре, вокруг которой были навалены большие бревна и закопченные камни. Вечером мужчины начали укладывать в лово дрова. Многие бревна были настолько большие и тяжелые, что их приходилось перетаскивать вдвоем. На нижние ряды бревен бросили немного камней, а остальные навалили поверх всей уложенной кучи, возвышавшейся на шесть футов от земли.

Генри сказал, что костер нужно поджигать ровно за восемь часов до начала церемонии. Так как участникам церемонии предстояло войти в лово на следующий день около полудня, то костер надо было разводить незадолго до рассвета.

Мы провели ночь в мбуре вождя. Генри разбудил нас в три часа утра, и, спотыкаясь в темноте, мы отправились к лово. Вскоре туда подошли трое мужчин с ярко пылавшими факелами из пальмовых листьев и опустили их вдоль стенок ямы, чтобы поджечь хворост, уложенный в самом низу. Ветки вспыхнули, пламя начало лизать бревна, и костер заревел. Снопы алых искр взлетали к луне. Нагревшиеся камни раскалывались с громким, как револьверный выстрел, треском, крутящиеся осколки вылетали из костра и падали у наших ног. Некоторое время мы любовались этим внушительным зрелищем, а когда ночное небо начало светлеть, вернулись спать.

Пять часов спустя костер все еще горел. Большинство бревен превратилось в золу, а наваленные сверху камни опустились в яму. Однако между белыми пушистыми хлопьями золы то тут, то там виднелись темно-красные отблески, а лово была еще настолько раскалена, что, когда в нее подбросили несколько бревен, они вспыхнули почти мгновенно.

Мы сели позади лово на крутой насыпи, заросшей травой. Церемония началась почти точно в полдень. Из деревни вышли мужчины по двое в ряд во главе с вождем и жрецом племени и молча направились к яме. Они были одеты в полный традиционный наряд: длинная юбка из полосок листьев пандануса, покрашенных красной, зеленой и желтой краской, пояс из черной и белой тапы, гирлянды цветов на шее и венки из листьев пандануса на голове. Их коричневые тела, смазанные кокосовым маслом, блестели. Они спокойно прошли мимо ямы, не глядя на нее, так как всем участникам запрещается смотреть на костер до тех пор, пока они не войдут в лово. Широко шагая, мужчины направились мимо нас к небольшому шалашу под хлебным деревом.

Те, которые выполняли роль помощников, обошли вокруг шалаша и вернулись к лово, а участники церемонии, нагибаясь, стали входить в шалаш. Последний из них закрыл за собой дверь.

Жрец племени, пожилой мужчина с массивным подбородком и густыми седоватыми волосами, давал указания о подготовке ямы. Сначала нужно было убрать несгоревшие бревна. Мужчины накидывали на них петли из лиан, прикрепленные к концам шестов, и с криками и подбадриваниями оттаскивали подальше за деревья. Потом стали разравнивать беспорядочно наваленные камни, чтобы поверхность была удобнее для ходьбы. Поперек лово положили ствол древовидного папоротника и, используя его как опору, стали передвигать шестами огромные раскаленные камни. Наконец лово обложили по краю пучками свежих зеленых листьев. Все приготовления заняли минут двадцать, и, хотя за это время камни успели несколько остыть, они, несомненно, были еще очень горячими. Воздух над камнями дрожал, а волна поднимавшегося тепла была такой мощной, что уже пяти футах от края ямы с неимоверной силой била в лицо. Я не сомневался, что в обычных условиях прикосновение к камням немедленно вызвало бы сильный ожог на любой части тела.

Мужчины, которые занимались подготовкой ямы, расположились вокруг нее на корточках рядом с пучками листьев. Только жрец остался в стороне. Он повернулся к шалашу, где все еще сидели участники церемонии, и произнес одно слово: Авуту. После небольшой паузы дверь шалаша открылась, и мужчины один за другим рысцой побежали к яме. В абсолютной тишине слышно было только, как панданусовые юбки с ритмичным свистом рассекают воздух. Глава процессии уверенно вошел в лово. Наклонив голову и не отводя глаз от камней, он медленно и спокойно шагал по кругу. За ним следовали остальные. Они ступали без колебаний и не старались пройти по камням легко и быстро. При каждом шаге они налегали на ступню всем своим весом. Глава процессии обошел яму примерно за двадцать шагов. Как только он закончил круг, помощники вскочили и принялись бросать пучки листьев на середину лово. Участники церемонии повернулись лицом к центру лово, стали тесным кружком на листья и положили руки на плечи друг другу. Они пели монотонную, но страстную песню, а вокруг них поднимался пар от опаленных листьев. Два помощника взяли длинную коричневую лиану масаве, которая лежала поблизости, и бросили в яму. Остальные схватили лопаты и начали быстро закидывать лиану землей. Мужчины в центре ямы продолжали петь свою дикую песню и утаптывали набросанную землю. Через несколько минут и камни, и масаве, и листья были погребены под землей. Мужчины медленно вышли из ямы, и вскоре на ее месте осталась только широкая полоса земли, от которой все еще поднимались струйки пара. Однако церемония должна была завершиться только через четыре дня, когда выкопают масаве и вся деревня будет есть приготовленный из нее пудинг.

Как только мужчины покинули лово, я осмотрел их ступни. Они, конечно, были покрыты толстой загрубевшей кожей, как и у всех людей, которые почти всю жизнь ходят босиком. Но даже загрубевшую кожу можно обжечь, а я не нашел совершенно никаких следов ожогов. И при этом чувствительность у них была нормальной.

Когда я прикасался горячей сигаретой к подошве, люди отдергивали ногу.

В хождении по камням принимал участие местный фельдшер, получивший медицинское образование в Суве. Я спросил его, что он делал в течение тех двадцати минут, которые провел в темном шалаше перед началом церемонии. Я ожидал услышать, что он молился или каким-нибудь иным образом вызывал у себя состояние транса, однако, по его словам, они лишь тихо разговаривали о предстоящей церемонии. Когда же он выбежал навстречу яркому солнечному свету, то почувствовал большой прилив сил. Мужчина, сидевший рядом с ним, выразил это ощущение несколько иным образом, сказав, что почувствовал, будто к нему живот вошел бог. Третьему окружающие предметы казались странными и туманными. И все единодушно заявили, что не испытывали никакой боли, когда шли по камням, а только ощущали некоторое тепло.

Я спросил фельдшера, что заставило его участвовать церемонии. Он, видимо, не очень разбирался в своих побуждениях. Здесь не было цели доказать свою силу и мужество, не считал он также, что церемония имеет какой-то очистительный смысл. И он стал рассудительно объяснять, что, возможно, принимал участие в церемонии потому, что ни один мужчина не может себя считать истинным членом племени мбенга, пока не воспользуется той необычной способностью, которой его наделили боги, и не подтвердит справедливость легенды о Туи на Моливаи.