и приступали к еде, девушки оставались у другого конца стола и отгоняли веерами мух. Хола готовила для нас весьма изысканные блюда: сырую рыбу в кокосовом молоке, вареных цыплят с ямсом, зажаренную на деревянных вертелах рыбу, маниоку, сладкий картофель, бананы, ананасы и спелые сочные плоды манго.
Нашим ближайшим соседом был толстый жизнерадостный мужчина с прирожденным дефектом речи, которого вся деревня с любовью называла Немой Уильям. На самом деле он не был немым, а лишь не мог правильно выговаривать слова. Он издавал множество выразительных звуков, которые сопровождал целой серией самых разнообразных энергичных жестов, и непрестанно закатывал глаза, что позволяло ему вести продолжительные и вполне понятные беседы. Что же касается нас, знавших по-фиджийски лишь несколько слов, то мы понимали его лучше, чем любого другого жителя деревни. Он почти каждый вечер заходил к нам в мбуре и услаждал наш слух рассказами о соседях в духе Рабле, заставляя нас смеяться до слез.
Самой большой гордостью Уильяма был батарейный радиоприемник, который он пускал очень громко, потому что был еще и глуховат. Но Уильям редко слушал передачи из Сувы. Надо сказать, что все деревни на восточном берегу острова были соединены очень старомодными телефонами, которые некогда были в Суве. Когда они устарели, вождь островов Лау купил их и установил на нескольких своих островах. Телефонная линия была всего одна, поэтому, если крутили ручку одного аппарата, все остальные телефоны на острове начинали звонить. Пришлось разработать своеобразную азбуку Морзе из звонков, чтобы знать, кого вызывают. В Ломаломе телефон находился в доме вождя. Весь день аппарат издавал неподдающиеся расшифровке звонки, но никто не обращал на них внимания и не беспокоился, предназначен ли звонок для Ломаломы или нет. Никто, за исключением Уильяма. Для него эта система стала неиссякаемым источником развлечений. Он открыл, что, если сделать отвод от телефонной линии и подключить его к динамику радиоприемника, можно значительно усиливать звук и подслушивать разговоры всех жителей острова. Уильям стал часами просиживать у радиоприемника с сосредоточенным выражением лица и сделался главным источником слухов и сплетен в деревне. Уильям проводил целые вечера в нашем доме. Мы понимали его речь, состоящую из бульканья и жестов, не хуже любого из его соотечественников, и благодаря этому вскоре нам стала известна во icex подробностях частная жизнь почти каждого обитателя деревни. Теперь мы не только могли понимать грубоватые шутки наших соседей и знакомых, но даже придумывали иногда и свои. Через несколько дней мы уже не чувствовали себя здесь чужими и даже принимали довольно близкое участие в жизни общины.
Ритуальная рыбная ловля в озере Масомо, ради которой мы приехали на остров Вануа-Мбалаву, должна была состояться через три дня. Ману рассказал мне легенду о происхождении этой церемонии, причем Уильям постоянно прерывал его рассказ, добавляя живописные детали.
— Давным-давно один житель острова работал на своей плантации и вдруг увидел в небе двух юных богинь, летящих с островов Тонга. Они решили навестить свою родственницу, которая вышла замуж за фиджийца, и несли ей в подарок рыбу и сосуд с водой, тщательно завернутые в большой лист дикого таро. Мужчина крикнул им, что умирает от жажды, и попросил дать ему глоток воды. Они не обратили на него внимания и продолжали свой полет. Мужчина очень рассердился, срезал ветку с дерева нгаи и метнул в летящих богинь. Но ветка не задела богинь, а только выбила из их рук подарок. Пролившаяся вода образовала озеро Масомо, в котором поселилась священная рыба — подарок богинь. Рыба эта считается табу — ее можно ловить только с позволения жрецов.
В день церемонии из Ломаломы поехало на озеро человек тридцать. Мы разместились в деревенском катере и отправились на север, чтобы встретиться с жителями селений Муалеву и Мавана, жрецы которых по традиции руководили церемонией. Они тоже приехали ч своих катерах, и вскоре мы очутились среди небольшой флотилии, державшей путь на север между грядой коралловых рифов и высокими известковыми утесами на берегу острова. Через две-три мили передний катер повернул к берегу и вошел в длинный узкий извилистый залив, который глубоко врезался в сушу между крутыми скалистыми обрывами. Достигнув мелководья, мы причалили к берегу и прошли пешком с полмили сначала по болотистым мангровым зарослям, потом по крутому откосу. Наконец в низине, посреди заросших густым лесом холмов, мы увидели черную, зловещую полосу воды длиной не больше трехсот ярдов — это и было озеро Масомо. Здесь уже несколько дней работали мужчины из Муалеву. Они рубили деревья и кустарник, чтобы расчистить берег озера, и сооружали с полдюжины шалашей из жердей и зеленых листьев. Вскоре здесь собралось человек сто. Женщины и девушки стали разводить костры для приготовления пищи и распаковывать таро и маниоку, завернутые в листья. Несколько мужчин принялись рубить ветки, чтобы настроить еще шалашей. Все были веселы и возбуждены, словно толпа отдыхающих на морском побережье.
Церемония началась с подношения кавы. Сначала мы, как чужестранцы, преподнесли каву Туи Кумбуте, вождю селения Мавана — самому старшему из вождей. Затем различные кланы из трех деревень преподносили каву друг другу. Потом все пошли к небольшому шалашу ярдах в пятидесяти от остальных, чтобы засвидетельствовать свое уважение главе клана жрецов, который руководил церемонией. Приняв каву, жрец объявил, что пора начинать.
Туи Кумбута тотчас же послал своего глашатая объявить о начале ритуала.
— Дано разрешение начинать ловить рыбу! — провозгласил тот, встав посередине поляны.
— Винака, винака! — хором ответили мы.
— Все, кто здесь находится, должны принять в ней участие, — продолжал глашатай. — Вы должны войти в озеро и плавать парами. Запрещается надевать на себя что-нибудь, кроме юбок из листьев нгаи. Смажьте тело маслом, а то воды озера будут кусать вас. Плавайте до тех пор, пока жрец не разрешит ловить рыбу. Лишь тогда можно взять остроги и начать собирать рыбу, которая станет всплывать на поверхность и отдаваться вам в руки.
Никто не нуждался в дополнительном поощрении. Пока мужчины были заняты подношением кавы, девушки хлопотали над изготовлением тяжелых юбок из длинных глянцевитых листьев дерева нгаи, ветвь которого, согласно легенде, мужчина бросил в летящих богинь. Готовые юбки мужчины обвязывали вокруг талии. Потом девушки помогли мужчинам смазать ноги и торс кокосовым маслом, издававшим тонкое благоухание благодаря добавке цветочного экстракта, и их великолепные мускулистые тела приобретали золотисто-коричневый оттенок меда.
Многие мужчины срезали короткие толстые палки и содрали с них кору. Эти палки должны были служить поплавками. Размахивая ими над головой и крича от возбуждения, мужчины подбежали к озеру и с плеском бросились в воду. Ману и Ситивени, уже одетые в юбки, подошли сказать, что нас с Джефом приглашают принять участие в церемонии. К сожалению, у Джефа на ноге были очень болезненные язвы, поэтому он решил воздержаться от плавания, но моему участию ничто не препятствовало. Я надел юбку, которую сделала для меня Хола, а Мере тщательно смазала меня маслом. Ману дал мне большой поплавок, и мы вместе пошли к озеру.
Озеро было мелкое, с очень теплой водой, но из-за толстого слоя черного ила на дне, в который мы погружались по колено, плавать было не очень приятно. Однако вскоре мы ухитрились избавляться от ила, даже если глубина воды не превышала двух-трех футов. Мы старались плыть горизонтально, держа руки на поплавках и работая ногами. Ближе к середине озеро было глубже, и там можно было плавать свободнее, без риска покрыться грязью. Вскоре девушки с визгом и хохотом сбежали вниз и присоединились к нам. Они также были в юбках и их тела блестели от масла. Некоторые держали в руках поплавки, но у большинства их не было, они подплывали к кому-нибудь из мужчин и брались за их поплавки. Потом все длинной цепочкой поплыли через озеро, громко распевая и колотя ногами изо всей силы, так что сзади кружился водоворот черной от ила воды. Вскоре я почувствовал характерный запах сероводорода и сразу же понял смысл всего ритуала. На дне озера гниет растительность и образуется газ. Пока мы не взбаламутили воду, газ удерживался илом, а теперь он начал растворяться в воде, образуя яд. Из-за этого рыба вынуждена подниматься на поверхность, чтобы «отдаться нам в руки», как таинственно заклинал жрец. Мне стало понятно также ритуальное требование смазывать тело маслом. Ведь раствор сероводорода в воде представляет собой слабую кислоту, которая при определенной концентрации может вызвать на незащищенной коже сыпь.
Мы плавали около двух часов, затем один за другим вышли из воды и отправились в лагерь ужинать. После еды многие снова вернулись в озеро, так как из-за вечерней прохлады нам, одетым только в юбки из листьев, в воде было теплее, чем на берегу. Огромная желтая луна взошла над горами и выстлала светлую волнистую дорожку на черной воде. Мы плавали группами, иногда теряя друг друга в темноте и присоединяясь к другим группам, и наши возгласы, смех и песни непрерывно неслись над озером.
Примерно через час, когда я уже начал уставать, послышались отдаленные звуки укулеле и гитар, смешиваясь с нашим пением. Выйдя из воды, я увидел, что за лагерем была в разгаре таралала. Это слово произошло от английского «тра-ла-ла», которое толковый словарь определяет как выражение радости и веселья. У фиджийцев оно имеет почти то же самое значение, ведь этим словом назван счастливый, непринужденный танец. Стоя плечом к плечу и обняв друг друга за талию, пары двигались взад и вперед в простом ритмичном танце посреди большого круга сидящих зрителей. В одной стороне сидели музыканты и певцы, в другой — готовили и раздавали каву. Всю эту сцену освещал небольшой костер, разложенный у самого круга.
— Эй, Тавита! — окликнула меня жена мбули, употребляя фиджийский вариант моего имени, как все меня называли в этой деревне. — Иди сюда и покажи, умеешь ли ты танцевать.