Пройдя через круг, я подошел к сидевшей Мере и пригласил ее на танец. Вместе с остальными мы принялись отплясывать таралалу под аккомпанемент свиста и улюлюканья Немого Уильяма.
До поздней ночи мы пели, плясали и пили каву. Люди выходили из озера, чтобы погреться у огня и разделить с нами веселье, потом снова исчезали в темноте и продолжали плавать. Когда я отправился в свой шалаш, музыка раздавалась все так же громко. Проспал я лишь несколько часов, а когда утром пошел к озеру, там еще плавало человек двадцать.
К утру на поверхность озера стало всплывать множество рыбы. Огромные серебристые рыбины, выпрыгивали прямо у нас перед носом, проносились в воздухе серебристой дугой и с сильным всплеском падали обратно в воду. Многие полузадохнувшиеся рыбы высовывали из воды пасть.
Я лениво плыл невдалеке от лагеря и вдруг услышал сзади крик. Зниз по тропинке бегом спускалось десятка два мужчин, которые размахивали острогами для ловли рыбы — длинными шестами с пятью-шестью железными зубьями. Жрец отдал приказание начать лов. Мужчины рассыпались цепью и стали продвигаться к озеру. В воздухе непрерывно мелькали летящие остроги. Полуотравленная рыба, пытаясь скрыться, описывала дикие зигзаги по поверхности воды. Некоторые рыбины были настолько слабы, что девушки хватали их прямо за хвост. Ритуал предусматривал самые мельчайшие подробности лова. Обычно фиджийские рыболовы нанизывают свой улов на нить, которую продевают рыбе через рот и через жабры. В данном же случае предписывалось нанизывать рыбу на нить, пропущенную через глаза, для чего все мужчины вооружились небольшими заостренными палочками. Через полчаса ловля закончилась. Я насчитал на берегу сто тринадцать серебристых рыб, похожих на огромную макрель. К вечеру мы вернулись в Ломалому, и все стали лакомиться авой, как называлась эта рыба. Мне ее вкус показался превосходным. Однако Джеф, не принимавший участия в церемонии, видимо, был менее пристрастным: он утверждал, что рыба похожа на вату, а ее вкус напоминает протухшие яйца.
Практический смысл ритуала был вполне очевиден. Такую рыбную ловлю можно было успешно проводить только при совместных действиях многих людей, ее необходимо было организовать. В то же время ловлю нужно строго ограничивать, ведь если ее устраивать слишком часто, то истребят всю рыбу. Поэтому-то целесообразнее всего было превратить это в ритуал, возглавляемый кланом жрецов.
Еще перед отъездом из Сувы мы договорились, что небольшой торговый катер, который регулярно объезжает острова Лау, заберет нас из Ломаломы и доставит к южным островам этой группы. До прихода катера оставалась еще неделя. После церемонии рыбной ловли мы провели самые счастливые и восхитительные дни за все время путешествия по Тихому океану. Повседневная жизнь деревни, выбитая вначале из обычной колеи нашим приездом, постепенно вернулась в нормальное русло, когда наше присутствие стало вполне привычным.
Деревня просыпалась рано утром. В обычный день недели все занимались общинной работой. Ее намечал накануне вечером туранга ни коро (староста). Это могла быть постройка дома, ремонт сетей или плетение корзин. В субботу семьи работали по своему усмотрению на принадлежащих им участках, где росла кассава, ямс или таро. В воскресенье же никто ничего не делал.
Особенно мы подружились с Тотойо. Этот огромный мужчина с волосатой грудью и несоответствующим его фигуре высоким голосом слыл одним из лучших в деревне рыболовов. Иногда мы отправлялись вместе с ним на его лодке и ныряли с рифов. Он был великолепным пловцом и отлично владел копьем; надев небольшие защитные очки, плотно прилегающие к глазам, он нырял за рыбой на глубину до пятнадцати футов, оставаясь под водой по нескольку минут.
Как-то раз туранга ни коро распорядился провести совместный лов рыбы. Весь день мужчины готовили pay — канат из лиан длиной несколько сот ярдов, к которому привязывали пучки пальмовых листьев. На следующее утро, во время прилива, канат отвезли к лагуне. Его погрузили на лодку, а один конец оставили на берегу, где его держали двое мужчин. Лодка начала описывать широкий круг по лагуне, а в это время канат стравливали через корму. Вскоре и другой конец каната вынесли на берег ярдах в пятидесяти от первого. Все жители деревни, многие совсем одетые, вошли в лагуну, добрались до pay и принялись его дергать вверх и вниз. Ману объяснил мне, что пучки листьев при этом создают под водой сильный шум, поэтому рыба не решается прорваться за канат и устремляется к центру круга. Время от времени мужчины на берегу вытягивали на несколько ярдов канат из воды, так что круг становился все меньше и меньше. Начинался отлив. Вскоре стали видны косяки рыбы, которая металась в разные стороны по мелеющей лагуне. Люди были сильно возбуждены, и, когда какая-нибудь стайка подплывала к их участку, все начинали громко кричать и изо всех сил трясти канат. Через час круг, который первоначально имел около сотни ярдов в поперечнике, сократился ярдов до пяти. В ход пошли копья, и лишь немногим крупным рыбам удалось ускользнуть.
Каждый вечер, когда мы после ужина сидели и беседовали, к нам приходили гости. Люди без лишних церемоний заходили в дом и усаживались на полу на панданусовых циновках. Иногда они приносили что-нибудь показать нам: старую деревянную боевую палицу, необычное насекомое или цветок дерева, о котором мы спрашивали. Иногда же они приходили с гитарой, чтобы обменяться песнями с Ситивени. Часто люди заходили просто посидеть, давая понять, что не обязательно разговаривать или петь для того, чтобы получать удовольствие от общения друг с другом. Постоянным нашим гостем был Немой Уильям. Он присаживался у открытой двери, то и дело включая мощный электрический фонарик — самое ценное его достояние после радиоприемника. Ему хотелось что-нибудь подсмотреть и использовать потом в очередной сплетне. Нередко Мере или Тотойо готовили для всех каву.
Снаружи непрерывно дул освежающий пассат, шелестя листвой пальм. Туранга ни коро ходил по ночной деревне и нараспев перечислял задания для общины, которые предстояло выполнить на следующий день. На высоких манговых деревьях пищали и ссорились из-за сочных плодов большие летучие мыши, а между деревьями ходили девушки с лампами и собирали упавшие плоды манго. Их могло скопиться много только вечером, когда дети уже спят. Часть молодежи направлялась к берегу ловить сухопутных крабов, которые выползают из своих нор в мягком дерне у корней пальм.
Часто по вечерам я слышал тихий птичий крик, но никак не мог понять, что это за птица. Так не могла кричать ни сова, ни козодой. Когда я спросил Офу, что это такое, она опустила голову и хихикнула. Наконец я узнал от Ману, что это был не птичий крик, а сигналы моаули.
Если юноша желает назначить девушке свидание, он не договаривается с нею сам, а просит кого-нибудь из своих приятелей стать его моаули, что примерно означает «тот, кто делает тяжелую работу». Моаули идет к девушке, расписывает ей достоинства и красоту своего друга и предлагает им встретиться в таком-то месте и в такое-то время. Если девушка соглашается, моаули не идет с этой радостной вестью прямо к своему другу. Ведь его могут заметить, а это вызовет пересуды. Поэтому он насвистывает условный сигнал около мбуре, где находится его приятель, давая знать, что он договорился о встрече. Так сохраняются в тайне многие любовные свидания. Судя по частым посвистываниям, доносившимся из кустов, и по числу людей, которые незаметно проскальзывали в наш дом и выходили из него, у меня сложилось впечатление, что наша мбуре стала центром встреч для молодых парочек всей деревни.
Как-то вечером Тотойо принес показать небольшой каменный скребок изящной формы, с гладкой поверхностью. Он рассказал, что получил его от жителя деревушки, расположенной в нескольких милях отсюда. Тот нашел скребок в пещере, полной скелетов.
На следующий день мы отправились вдоль берега к этой деревушке. Все жители знали о пещере, и один мужчина согласился нам ее показать. Мы попросили у местного туранга ни коро два керосиновых фонаря и отправились с проводником в горы.
Пройдя около мили, мы добрались до отвесного известнякового утеса. Наш проводник указал на небольшое отверстие футах в пятнадцати от земли. Ползучий фикус, раскинувший свои узловатые корни по поверхности скалы ниже отверстия, послужил нам превосходной лестницей. Мы взобрались по нему, зажгли фонари и вошли в пещеру.
Внутри было холодно и сыро. Около входа кое-где в расщелинах росли папоротники и лишайники. В глубине пещеры стены и потолок были усеяны сталактитами, холодно блестевшими при свете лампы. Мы осторожно пробирались по заваленному камнями проходу. В одном месте часть потолка обрушилась, и нам пришлось протискиваться мимо огромной глыбы с неровными краями, которая почти преграждала путь в глубь пещеры. Наконец проводник остановился, стал на колени и поднял лампу. Весь пол был усеян человеческими костями. Среди множества черепов — целых или сильно раздробленных, часто совсем без черепной коробки — лежали кучи берцовых костей, ребер и позвоночников. Это не было место погребения, так как даже в давние языческие времена фиджийцы относились к своим кладбищам с величайшим почтением. Скорее всего, это были следы межплеменных войн, которые так яростно бушевали на островах меньше ста лет назад. В те времена, как только показывались военные лодки нападающих, женщины и дети старались убежать из деревень в горы и спрятаться в какой-нибудь пещере. Если мужчинам удавалось отразить набег, то все оканчивалось хорошо, но, если пришельцы одерживали победу и потом находили укрывшихся в пещере, они всех уничтожали. Слишком часто подобные набеги оканчивались еще ужаснее, так как столетие назад фиджийцы были самыми страшными каннибалами из всех обитателей Южных морей.
Мы осторожно разбирали кости, стараясь найти какие-нибудь указания на то, кем были эти люди и каким образом они погибли. Под раздробленным черепом я нашел два скребка. Один был из твердого зеленого камня, похожий на принесенный нам Тотойо, а другой — из материала, напоминавшего слоновую кость, — возможно, из китового уса. Но эти находки ни о чем не говорили, разве только о том, что кости, по всей вероятности, относятся к тем временам, когда металлы были неизвестны или очень редки. Мы взяли оба скребка, два черепа и несколько костей, чтобы передать их потом в м