Когда мы возвращались на Камбару, я и Ману оказались по соседству со старым лодочником, с которым разговаривали день назад.
— А что Тавиту действительно интересуют друа? — спросил он у Ману.
Ману ответил утвердительно.
— Знаете, а у меня в деревне есть один друа.
Ману очень обрадовался. Я же постарался сохранять спокойствие. Уже не раз бывало, что такие волнующие известия оказывались следствием неправильно понятых слов. Возможно, старик спутал глагольные времена и употребляет «есть» вместо «был». А может быть он хотел сказать, что у него есть модель друа. Мы уточняли возможные варианты и отбрасывали их один за другим, но старик продолжал настаивать на том, что сказал первоначально. В деревне у него есть друа, вытащенный на берег, и он даже может прокатить нас на друа, если мы интересуемся этим и если удастся найти необходимую оснастку.
Я не мог дождаться, когда «Мароро» прибудет на Камбару. Добравшись наконец до места, мы пошли со стариком к берегу на противоположном конце деревни, куда раньше не заходили. Там я увидел двойной корпус друа, перед которым все другие лодки с балансирами, лежавшие поблизости, казались карликами. Этот друа, конечно, был далеко не тех размеров, как гиганты прежних времен. Длина его не превышала тридцати футов. Но тем не менее он был построен по типу старинных кораблей, которые были мне так хорошо знакомы по моделям и рисункам.
Пока мы тщательно осматривали друа, старик направился к группе хижин, крытых листьями, и ненадолго исчез. Примерно за час он наносил на берег целую кучу вещей: сложенный парус из панданусовых циновок, два рулевых весла по пятнадцать футов длиной, мачту, несколько кругов каната, два длинных бамбуковых шеста. Вокруг нас столпились довольно равнодушные зрители.
По указаниям старика мы расправили заплесневелый треугольный парус и привязали к двум его длинным сторонам бамбуковые шесты. Четверо мужчин установили мачту, остальные наносили жердей, чтобы подложить под днище, и совместными усилиями нам удалось столкнуть друа в сверкающую голубую воду лагуны.
Ману, Ситивени, Джеф и я с волнением поднялись на борт друа. К нам присоединилось еще шестеро мужчин. Они поставили парус так, чтобы его вершина, образованная двумя бамбуковыми шестами, была обращена книзу и вошла > углубление в носовой части большего корпуса. Какое-то мгновение парус свободно плескался. Затем он наполнился ветром, и я почувствовал, как огромное судно рванулось перед. Старик стоял на корме, обхватив конец рулевого весла.
— Винака, винака! — крикнул я ему.
Он широко улыбнулся в ответ.
Друа уже несся с головокружительной скоростью. Через палубу перелетали брызги воды, рассекаемой носами друа, а сзади, за его двойной кормой, оставался пенистый белый след. Ману сказал мне, что раньше старик часто отплывал с острова в семь часов утра и к полудню добирался до острова Лакемба, который находится в пятидесяти милях. Средняя скорость Друа таким образом составляла не менее десяти миль в час. Этому нетрудно было поверить, так как мы быстро перегнали лодку с подвесным мотором со шхуны «Мароро», которая попыталась следовать за нами.
Прежние друа были настолько быстроходными, что при определенных условиях могли догнать европейский парусник. Их очень боялись, потому что они часто отправлялись в погоню за проплывавшими мимо островов Фиджи торговыми судами, а на борту у них было до сотни воинов. Однако капитаны европейских кораблей нашли способ ускользать от друа. Если плыть так, чтобы ветер дул прямо в корму, то друа не может следовать за кораблем, потому что, когда огромные паруса друа наполняет сильный попутный ветер, нос его опускается в воду и друа тонет.
Когда мы вышли в открытое море, я легко представил себе, как это может произойти. Хотя погода не была штормовой, море за рифами было неспокойным. Открытая палуба, на которой мы сидели, находилась не на гаком расстоянии от поверхности воды, как у европейских судов, а всего лишь в футе от нее, поэтому волны часто перехлестывали через нос и окатывали нас с головы до ног.
Для доступа внутрь обоих корпусов в палубе имелись два люка. Заглянув в них, мы увидели, что в трюме набралось несколько дюймов воды. В этом не было ничего удивительного, так как лодку долгое время не спускали на воду и многие стыки, вероятно, стали протекать. Мы с Ману спустились в люки и начали вычерпывать воду, а вокруг нас скрипели корпуса мчавшегося вперед друа.
Вскоре нам надо было поворачивать и возвращаться на остров. Однако лавирование представляло очень сложную и трудную операцию. Друа не может сделать простого поворота, так как более короткий корпус всегда должен быть с наветренной стороны, выполняя функции балансира. Если же он окажется с подветренной стороны, то при такой высокой мачте погрузится под воду и вся лодка перевернется. Поэтому изменение курса осуществляют совершенно по-иному. Друа продолжал идти на полной скорости, а в это время двое мужчин пробрались к носу обеих лодок. Капитан встал около каната, на котором парус был подвешен к мачте. По его команде мужчины ухватили парус и побежали с ним вдоль палубы, чтобы вставить в выемку на другом конце корпуса. Таким образом корма стала носом. Капитан перебежал на противоположный конец лодки и схватил другое рулевое весло. Несколько мгновений парус ожесточенно плескался, затем, когда лодка наконец повернула, ветер снова наполнил его, и мы пошли другим курсом. Нетрудно представить, какие требовались огромные усилия и искусство, чтобы при сильном ветре переставить парус длиной в шестьдесят футов.
С бодрящей скоростью мы плыли обратно к острову. Наше плавание продолжалось всего час, но за это время я достаточно узнал о мореходных качествах нашего маленького друа, чтобы оценить то беспредельное мужество и мастерство моряков, которые сто лет назад предпринимали путешествия через Тихий океан за несколько сот миль. Их огромные двойные суда с командой до ста человек плыли, ориентируясь не по картам и секстантам, а по облакам, звездам, направлению полета перелетных птиц, а также используя знания и искусство, накопленные одними из самых храбрых и умелых мореплавателей, когда-либо известных миру.
Покинув остров Камбара, Мы поплыли на северо-запад, к острову Коро, в ста пятидесяти милях отсюда. Это был последний остров, который мы имели возможность посетить перед возвращением в Суву. Когда мы только что прибыли на Фиджи и составляли маршрут путешествия на внешние острова архипелага, то предполагали провести на Коро две недели. Нам хотелось побывать в деревне Натамаки, на северном побережье острова, о жителях которой говорили, что они могут вызывать из глубин океана священную черепаху и большую белую акулу. Деревня Натамаки не представляет в этом отношении исключения. Говорят, что жители Самоа, островов Гилберта и острова Кандаву в архипелаге Фиджи также могут вызывать черепах, но все-таки эти рассказы поразили нас. Однако мы задержались в Ломаломе и теперь могли провести на Коро только двадцать четыре часа. Но я все же надеялся, что даже за такое короткое время мы сможем увидеть, как вызывают черепах.
На следующий день — это было воскресенье — мы уже в темноте бросили якорь около Натамаки и немедленно сошли на берег, чтобы преподнести каву здешнему мбули.
Еще из Сувы мы сообщали ему о нашем предполагаемом визите, и он ждал нас несколько недель назад. Несмотря на такое большое опоздание, он встретил нас с радостью.
— Вы, конечно, побудете у нас хотя бы неделю, — заявил он.
— К сожалению, это невозможно, — ответил я. — Завтра вечером мы должны отправляться в Суву, потому что заказали места на пароходе, который идет к островам Тонга.
— Ойа-ва! — воскликнул мбули. — Какая жалость! Мы думали, что вы пробудете у нас много дней и мы сможем принять вас как следует и показать наш остров. А сегодня к тому же воскресенье, и даже нельзя устроить в вашу честь большого празднества и таралала. Ведь церковь запрещает танцевать по воскресеньям. — Он печально обвел глазами всех, кто пил каву, а также девушек и парней, которые толпились у дверей мбуре, наблюдая За нами.
— Ну, не беда! — воскликнул он с прояснившимся лицом. — Мне пришла в голову одна мысль. Мы будем пить каву еще четыре часа, пока не наступит понедельник, потом сюда придут девушки, и мы будем танцевать до восхода солнца.
С величайшим сожалением мы отклонили это соблазнительное предложение, но пообещали завтра рано утром выйти на берег с киноаппаратом, чтобы заснять церемонию вызова черепах.
Утро было пасмурным. Небо до горизонта сплошь затянули низкие серые облака, и порывы дождя проносились над потемневшей лагуной. Мы завернули наше оборудование в непромокаемые чехлы и вышли на берег надежде, что погода улучшится.
Туранга ни коро этой деревни, который должен был вызывать черепах, ожидал нас в своей мбуре во всем великолепии церемониального одеяния — в панданусовой юбке и поясе из тапы.
Несмотря на дождь, он горел желанием совершить обряд. Я объяснил ему, что погода слишком плоха для съемки. Он так расстроился, что мне пришлось предложить ему отвести нас к месту церемонии, где мы выберем место и установим киноаппараты на случай, если дождь прекратится. Он согласился, и мы вышли под моросящий дождь. Туранга ни коро повел нас вдоль берега и потом поднялся по крутой тропинке.
Дорогой мы оживленно беседовали. Когда-то он служил в армии, где превосходно изучил английский язык.
— Думаю, что мне удастся вызвать черепах, — сказал он между прочим.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — ответил я. — Мне только хочется посмотреть место.
Через несколько шаге он опять сказал:
— Все-таки я могу их вызвать.
— Лучше не надо. Будет очень досадно, если они всплывут, а мы не сможем их снять.
Он продолжал с трудом подниматься в гору.
— А все-таки я мог бы их вызвать.
— Из-за нас этого делать не стоит, — ответил я. — Если они появятся утром, то, может, не захотят показаться днем.
Туранга ни коро рассмеялся.