Однако Лурт после секундного раздумья кивнула:
– На мужчин, которых знаю я, Понтер тоже не похож. Понтер поразительно умён и по-настоящему добр. И…
– Да? – спросила Мэри.
В этот раз пауза была гораздо дольше.
– С Понтером в прошлом кое-что случилось. Он… был ранен…
Мэри легонько коснулась массивного предплечья Лурт.
– Я знаю о том, что произошло между Понтером и Адекором. Я знаю про его челюсть.
Мэри успела заметить, как сросшаяся бровь Лурт взбегает на надбровный валик, прежде чем снова отвести взгляд.
– Понтер вам рассказал? – спросила Лурт.
– О своей травме – да; я видела рентгеновские снимки. Но не о том, кто это сделал. Об этом я узнала от Даклар.
Лурт произнесла слово, которое осталось без перевода, затем продолжила:
– Ну, тогда вы знаете, что Понтер целиком и полностью простил Адекора. Немногие люди на такое способны. – Она помолчала. – И полагаю, исходя из его достойного восхищения поведения в прошлом, было бы неудивительно, если бы он простил и Даклар тоже.
– Так что же мне делать? – спросила Мэри.
– Я слышала, что ваш народ верит в своего рода посмертное существование, – сказала Лурт.
Мэри несколько опешила от внезапной перемены темы.
– Ну да.
– У нас такого нет; я уверена, Понтер вам об этом говорил. Возможно, если бы мы верили, что жизнь продолжится и после смерти, у нас была бы другая жизненная философия, так что давайте я вас познакомлю с базовыми принципами нашей жизни.
– Прошу вас, – сказала Мэри.
– Мы стремимся прожить свою жизнь так, чтобы в момент смерти испытывать как можно меньше сожалений. Вы ведь 145-я, не так ли?
– Э-э… мне тридцать девять… лет, конечно.
– Ага. Значит, вы прожили примерно половину вашей жизни. Спросите себя: через… через ещё тридцать девять лет, как вы выражаетесь, когда ваша жизнь подойдёт к концу, будете ли вы сожалеть о том, что не попытались установить с Понтером долгосрочные отношения?
– Да, полагаю, что буду.
– Выслушайте мой вопрос внимательно, подруга Мэре. Я ведь не спрашиваю, будете ли вы сожалеть об этом, если попытка будет успешна. Я спрашиваю, будете ли вы сожалеть о том, что не попытались, даже если у вас ничего не выйдет.
Мэри сощурилась, хотя её глазам было вполне комфортно за синими линзами.
– Не уверена, что понимаю, что вы имеете в виду.
– Я делаю свой вклад в области химии, – сказала Лурт. – Сейчас. Но это не было моим первым выбором. Я хотела сочинять истории, литературные произведения.
– Правда?
– Ага. Но у меня не вышло. Мои истории не читали, а прочитав – не хвалили. И мне пришлось найти другой способ делать вклад: у меня были способности к математике и науке, и я стала химиком. Но я не жалею о том, что попробовала сочинять истории и потерпела неудачу. Конечно, я предпочла бы достичь успеха, но я знаю, что перед смертью мне было бы грустнее, если бы я вообще не попробовала, чем когда я попробовала и была вынуждена признать неудачу. Так что я пыталась – и у меня не вышло. Но я рада тому, что теперь я знаю это. – Лурт помолчала. – Так вот: понятное дело, что вы были бы счастливее всего в случае, если бы ваши отношения с Понтером сложились. Но будете ли вы счастливее, подруга Мэре, зная, что вы попытались и не смогли наладить отношения с Понтером, или зная, что вы так и не сделали такой попытки?
Мэри задумалась. Несколько минут они шли молча. Наконец, Мэри сказала:
– Я должна попробовать. Иначе я буду себя ненавидеть всю оставшуюся жизнь.
– Тогда, – произнесла Лурт, – ваш путь известен.
Глава 35
До того как Двое станут Одним, всё ещё оставался целый день, однако Понтер и Мэри встретились в павильоне Архива алиби. Понтер провёл её в южное крыло, и теперь они стояли перед стеной, покрытой маленькими углублениями, каждое из которых содержало куб из реструктурированного гранита размером примерно с волейбольный мяч. Мэри уже научилась различать неандертальские цифры. Куб, на который Понтер направлял свой компаньон, был отмечен номером 16321. Больше никаких опознавательных знаков не было, однако, как и у соседних кубов, в центре одной из его граней горел синий огонёк.
Мэри потрясённо покачала головой:
– Вся твоя жизнь записана здесь?
– Да, – ответил Понтер.
– Всё-всё?
– Всё, кроме моей работы в лаборатории компьютерных вычислений – сигнал компаньона не проходит через тысячу саженей скальной породы. Да, и всё моё первое путешествие в ваш мир тоже пропало.
– А второе?
– Нет, второе начало загружаться из Хака, как только архив снова поймал его сигнал – когда мы поднялись на поверхность. Всё оно теперь хранится здесь.
Мэри не была уверена, какие чувства она испытывает по этому поводу. Она, безусловно, не была образцом доброй католички строгих правил, но ведь там был целый порнофильм…
– Удивительно, – наконец произнесла Мэри. Лили, Кевин и Франк из «Синерджи Груп» убили бы за то, чтобы оказаться здесь. Она осмотрела гранитный куб. – Эти записи можно редактировать?
– Зачем такое может понадобиться? – удивился Понтер. Но сразу же отвёл взгляд. – Прости. Глупый вопрос.
Мэри покачала головой. Несмотря на цель их прихода сюда, она подумала не об изнасиловании.
– На самом деле, – сказала она, – я подумала про свой первый брак.
И тут Мэри ощутила, что у неё горят щёки. Никогда раньше она не говорила о нём как о своём первом браке.
– Ладно, – сказала она. – Давай делать то, зачем пришли.
Понтер кивнул. Они подошли к стоящему в зале столу, и Понтер заговорил с сидящей за ним пожилой женщиной:
– Я хочу получить доступ к собственному архиву алиби.
– Удостоверьте личность, – сказала архивариус. Понтер провёл предплечьем над сканирующей пластиной на столе. Женщина взглянула на монитор перед собой.
– Понтер Боддет? – притворно удивилась она. – Я думала, вы умерли.
– Смешно, – отреагировал Понтер. – У вас такие весёлые шутки.
Женщина ухмыльнулась.
– Пройдёмте со мной, – сказала она. Втроём они вернулись к нужному алиби-кубу, и Понтер направил Хака на синий огонёк.
– Я, Понтер Боддет, желаю получить доступ к моему собственному архиву алиби по причине личного характера. Дата, время.
Огонёк стал жёлтым.
Пожилая женщина подняла свой компаньон.
– Я, Мабла Дабдалб, Хранитель Алиби, сим подтверждаю, что личность Понтера Боддета была удостоверена в моём присутствии. Дата, время. – Огонёк стал красным, и раздался гудок.
– Готово, – сказала Дабдалб. – Можете воспользоваться седьмой комнатой.
– Спасибо, – сказал Понтер. – Здравого дня.
– Вам того же, – ответила женщина, торопливо возвращаясь к своему столу.
Понтер отвёл Мэри в просмотровую комнату. Впервые она по-настоящему осознала, как Понтер, должно быть, чувствовал себя в её мире. Ей казалось, что все синие глазки в этом огромном павильоне смотрят на неё, разглядывают, наблюдают. Она старалась не суетиться под их взглядами.
Понтер вошёл в комнату, где была небольшая жёлтая панель управления, вделанная в стену, и два похожих на сёдла сиденья, которые так любили неандертальцы, вероятно, из-за ширины их бёдер. Понтер прошёл к панели управления и начал вытягивать стерженьки, управляющие устройством. Мэри заглядывала ему через плечо.
– Почему вы не пользуетесь кнопками? – спросила она.
– Кнопками? – переспросил Понтер.
– Ну, это такие механические переключатели, которые нужно нажимать.
– А-а. В некоторых устройствах они используются. Но нечасто. Кнопку можно нажать случайно, к примеру, если споткнёшься и упадёшь. Контрольный стержень нужно вытягивать – случайно его не переключишь. Мы считаем их более безопасными.
Мэри на секунду вспомнился эпизод «Звёздного пути», где не кто-нибудь, а сам Спок случайно нажал какие-то кнопки, когда опёрся на пульт, пытаясь подняться на ноги, и из-за этого «Энтерпрайз» заметили ромуланцы.
– Разумно, – согласилась она.
Понтер продолжал возиться с управлением.
– Ну вот, – наконец сказал он. – Готово.
Мэри чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда посреди комнаты повисла большая прозрачная сфера. Она начала разделяться на меньшие сферы, каждая несколько иного цвета, снова и снова, пока Мэри не обнаружила, что смотрит на трёхмерное изображение комнаты для допросов в полицейском участке в Торонто. Там был детектив Хоббс, он стоял спиной, с кем-то разговаривая. И сама Мэри, которая здесь выглядела более полной, чем ей могло бы понравиться, и Понтер. Рука Понтера протянулась над столом, схватила оставленную Хоббсом папку и быстро пролистала её. Изображения страниц дела промелькнули слишком быстро, чтобы Мэри могла что-нибудь разобрать, но Понтер вернулся к началу записи и проиграл её медленнее. К изумлению Мэри, изображение было совершенно чётким, движущиеся объекты не размазывались; она легко могла читать сменяющие друг друга страницы, хотя для этого пришлось наклонить голову под неудобным углом.
– Ну как? – спросил Понтер.
– Секунду… – Мэри искала что-нибудь, чего она ещё не знала. – Нет, здесь ничего. Прокрути до следующей страницы, пожалуйста. Вот! Останови! Так, посмотрим…
Внезапно у Мэри скрутило желудок.
– Боже мой, – сказала она. – Боже мой…
– Что такое? – спросил Понтер.
Мэри пошатнулась. Она отошла от изображения, наткнулась на седлокресло и опёрлась о него.
– Вторая жертва…
– Да? Да?
– Это была Кейсер Ремтулла.
– Кто?
– Моя начальница. Моя подруга. Глава факультета генетики.
– Мне очень жаль, – сказал Понтер.
Мэри закрыла глаза:
– Мне тоже. Если бы я только…
– Мэре. – Понтер положил руку ей на плечо. – Что было, то было. С прошлым уже ничего не поделаешь. Но наверняка что-то можно сделать с будущим.
Она посмотрела на него, но ничего не сказала.
– Прочитай до конца. Там может быть полезная информация.
Мэри заставила себя успокоиться, вернулась к голограмме и стала читать дальше, несмотря на жжение в глазах, пока…