вда, активного, самостоятельного зла Рыбенко не творил, Валера с ним даже подружился.
— Как это… — сказал Рукав, косо, по диагонали, отклоняясь от стола, — будем работать — будем жить, верно?
Владимир Иванович хлопотливо проводил до приемной.
Рукав со свойственной ему незаметностью метнулся в какой-то коридор и исчез, Валера, улыбнувшись секретарше, пошел к лифту. Ничего не оставалось, как звонить Рыбенко.
Они договорились пересечься через четверть часа в «Шоколаднице» на Большой Дмитровке.
Валера пришел раньше. Рыбенко возник, когда трепетная официантка ставила перед Валерой кофе.
— Здорово! — заорал Рыбенко, он вообще разговаривал очень громко, объясняя это последствиями какого-то давнего избиения. Вроде избивавшие задели барабанную перепонку.
— Привет, садись, — пригласил Валера.
Рыбенко сел и заказал пива.
Он много и успешно на своем посту воровал; день держался на пиве, а с шести начинал понемногу принимать водочку, смотрелся симпатягой. Всегда не без шика постриженный (с бритыми висками и косицей), с набитым лопатником, Рыбенко пользовался оглушительным успехом у женщин. Несмотря на брюхо и откровенное пьянство, его мобильный непрестанно осаждали девушки и даже замужние дамы, предлагавшие себя в качестве очередного приключения.
У Рыбенко было то ли двое, то ли трое детей.
— Ну, чего, Валерьян! — Рыбенко бодро хватанул пива. — Как жена, как дети?
— У меня детей нет. — Сумрачно ответил Валера.
— А жена есть? — заинтересовался Рыбенко.
— Есть.
— Знаю я, — говорил Рыбенко, то и дело отхлебывая из кружки, — знаю вас, карьеристов хреновых, взял крутого дяди дочку, а она кокса нанюхается, рогатки раскинет и говорит: «Поцелуй меня туда, Валерьян». И чего делать-то, а, старик? Приходится, приходится! Я, кстати…
— Не надо бреда, — перебил Валера, — я на ней женился еще до политики.
— Ты еще скажи, полюбил? — паясничал Рыбенко.
Тут у Валеры затренькал мобильный — звонила Даша.
— Валерочка! — зазвенело в трубке. — Любовь моя, ты где? Мы с Ирочкой походили по всем магазинам, и нам теперь скучно! Ты не занят? — по голосу чувствовалось, что они «с Ирочкой» уже чуточку приняли.
Валера ощутил привычную забавность ситуации.
— Ну, что ты, Дашутка, — ответил в тон ей, — кафе «Шоколадница» на Большой Дмитровке, подъезжайте. Когда будете?
— Летим! — в трубке крякнуло и восстановилось молчание.
— Девки будут? — оживился Рыбенко. — Девушка, еще пива принесите! — отвлекся на шмыгнувшую мимо официантку. — Все в норме, Валерьян, денег — море.
Валера с некоторой завистью глянул на Рыбенко.
У самого у него денег никогда не было море, все до копейки отнимала Даша. У нее всегда находились неотложные развлечения — наращивание волос, куртка с песцом, новые сапоги и выходные в Питере.
— Что за девки-то? — по-деловому осведомился Рыбенко, но мгновенно сам себя осадил: И че, за вопрос, скажи, тупой? Если есть пизда и рот…
— Моя жена с подругой, я попрошу все же вести себя прилично.
— Не вопрос! — Рыбенко замахал поросшими черным волосом кистями. — Жена — это, как говорит один наш знакомый, «дело такое», жена — это наше все, как сказала, так и будет.
Он вдруг привстал и через стол шлепнул Валеру по плечу обезьяньей рукой.
— Не отобью, не волнуйся, старичок!
— Не думаю, что у тебя есть шансы, — усмехнулся Валера.
— Э, старик, — протянул Рыбенко, — кто знает, что письке надо? Никогда не угадаешь, она и сама порой не знает.
Проскользнувшая философская нотка ознаменовала прибытие Даши в «Шоколадницу». Она вошла, осторожно, но не без пафоса ступая на шпильках, с правой стороны ее перевешивали три картонных пакета с популярными надписями. Валера замечал, что женщины почему-то очень любят такие пакеты.
Сзади напирала Ирка. Эта Ирка была вроде гермафродита: мужского роста, с густыми итальянскими бровями, она независимо от сезона ходила в черных сапогах. У них с Дашей была особая, недоступная постороннему пониманию игра — Даша в присутствии подружки отчего-то принималась дробно хихикать, жеманиться и выпучивать губки, а Ирка баском бранилась, сплевывала на землю и, если была возможность, хлестала крепкое пиво из бутылки.
Девицы, покачиваясь на своей непригодной для жизни обуви, подошли к столику. Рыбенко вскочил и принялся, кланяясь, целовать им прокуренные пальчики.
— Федор, — представлялся он, отклячив немалый зад, — Федор, можно Федя, с вами, мадам, кажется, встречались, — Рыбенко нагло вперился в Дашу.
Воспитанная на заискивающих шоферах, по малейшему капризу увозивших и привозивших ее на государственную дачу в Снегирях, а также избалованная своим болезненным отцом, Даша несколько секунд презрительно обозревала Рыбенко.
— Вы мне ногу отдавили. — Сказала она, наконец.
— Виноват, — засуетился Рыбенко, отодвигая стул, — простите, пьян. Исправлюсь.
Ирка, зажав в зубах папиросу, равнодушно кивнула Валере и бухнулась на стул.
— Чего пьете? — спросила она.
— Пиво, — быстро отозвался Рыбенко, — но если б вы были так добры, с наслаждением бы попробовал ваше пис-пис.
— Сегодня не советую, — баском отозвалась Ирка, — мексиканский ресторан плюс жутчайшая похмелюга.
Рыбенко пораженно примолк.
— Закажите мне клубничный дайкири, — потребовала Даша.
С этими словами она демонстративно углубилась в исследование своих глаз в карманном зеркальце.
Ирка пожелала темного пива.
Рыбенко энергично звал официантку.
Валера опустил правую руку под стол и коснулся Дашиного колена. Колено недовольно дернулось. Даша, со всей очевидностью, злилась за присутствие Рыбенко. Обычно ее устраивало общество Ирки и Валеры — он исполнял роль полупьяного шута. Развлекал девчонок жизненными анекдотами, хохмил и изображал политических лидеров страны.
Официантка подлетела, Рыбенко надиктовывал обширный заказ.
— Друг мой, — попросил Валера, — может, сделаешь в пиве паузу?
Рыбенко внезапно оказался вызывающе нетрезв. Полулежа на столе, время от времени сбривая носом Иркину папиросу и делая слабые попытки намотать на палец светлые волосы Даши, он бормотал:
— Лесбиянки, девчоночки? Э, да, такое видно, я уж в этом смысле такой ходок! Да не ревную, не ревную, к девкам не ревную, Дашун, чего огорчилась?
Даша отклонялась и била Рыбенко по рукам.
— Посплю часок, мадам, не против? Всего лишь пару, так сказать, десятиминутий…
— С чего он так нажрался? — спросила Ирка, зевнув во весь рот.
Рыбенко профессионально свернулся на стуле, уткнув голову в скрещенные ручки.
— Как ты можешь общаться с этим человеком?! — воскликнула Даша. — Он же — банальный алкаш!
Она наотрез отказалась прикасаться к Рыбенко, и Валере пришлось вдвоем с Иркой выволакивать того из «Шоколадницы», а потом поддерживать в вертикальном положении, пока ловилось такси.
Глава 2Доноры
И гадчайше завертелось.
Избавившись от Рыбенко, собирались погулять и посмотреть новый ужастик «Призрак красной реки», но почему-то оказались на Пушке, причем Даша истошно визжала — пропал один из картонных пакетов, как она говорила, важнейший. Опять поперлись на Большую Дмитровку — Валера запомнил, что сумерки наползли очень скоро, пока шли с Пушки на Большую Дмитровку. Пакет благополучно обнаружился в «Шоколаднице», официантки припрятали в подсобном помещении. Он помнил, как Даша, в сумеречном сиянии волос, наклонилась к Иркиной зажигалке, а потом, разогнувшись, сказала:
— Я красные сапоги в стиле «милитари» неделю искала…
Потом как-то сразу очутились в фойе кинотеатра, и он, роняя сотенные бумажки на пол, старался купить девочкам попкорн. Дальше все сбивалось, по крайней мере, ощущение кинозала отсутствовало, а сразу была зассанная арка, где в углу копошились наркоманы, а в середине Даша, кричавшая:
— Да приди ты в себя, еб твою мать!
Он не помнил определенно, пришел в себя или нет, но мягкое, шуршащее движение наличествовало. Скорее всего, тачка. Следующая вспышка выхватывала из хмельного бреда Ирку, которая танцевала под «Красные звезды» и вроде как у них дома. В мозгу пульсировало, сливаясь с током крови: «Мы стоим у пропасти, трогаем горизонт руками, люди с чистой совестью и голубыми глазами!». И нарастал, как ему казалось, скандал, еще подумал: «Столько лет вместе, пьют вместе и не ругаются…». Дальше — темнота, короткий выплеск света, когда шел поссать и за водой, толкнулся в гостиную и стал свидетелем некоего переплетения ног. Свой собственный неприличный кашель, хриплый вопрос и ответный женский визг, потом снова — чернота, ритм будильника, издевательски повторяющий: «мы стоит у пропасти, трогаем горизонт руками, люди с чистой совестью и голубыми глазами!».
Валера сел на постели.
Отзванивал будильник в телефоне.
Придерживая голову, сполз на пол, сорвал трубку с тумбочки и, наконец, отключил дрожащими пальчиками. В непосредственной близости располагалась Дашина голова с косичкой.
Это было своего рода показателем. Сильно нажираясь, Дашутка пренебрегала плетением кос, и поутру плакала в ванной — волосы было не расчесать.
«Значит, не напилась вчерась», — в рифму подумал Валера.
Встал. Даша сонно поморщила личико и подобрала под себя Валерину сторону одеяла.
Он долго стоял под шипящими струями воды, Даша хотела особый душ — с вибромассажем, но душ этот быстро сломался, оставив, впрочем, за собой одну, вполне обыкновенную функцию — обдавать водой.
Валера обмотался полотенцем с принцессой и пошел на кухню поставить чайник. Там уже сидела, мрачно куря, Ирка.
— Вскипел, — сказала она.
Перед Иркой, однако, стояла не дымящаяся чашка, а запотевшая алюминиевая банка.
Валера вяло поискал глазами по кухонным полкам, он совершенно не знал, где хранится кофе.
— На хуй, кофе, — Ирка одним движением загасила окурок, — пива выпей.
— А есть? — тихо спросил Валера.
Ирка, не вставая со стула, распахнула дверь холодильника и продемонстрировала свирепую батарею банок, правда, разбавленную в середине парой шампанского. Валера выхватил одну и спасительно припал.