Марта уверенно подала ему тетрадь.
– Вскоре моя помощь тебе уже не понадобится, – сказал Пирс, просматривая правильные ответы и аккуратно расписанные решения.
– Мои дела идут все лучше? – спросила она и, не дождавшись ответа, задала новый вопрос: – Так, значит, свои старые костюмы вы отнесли в благотворительную организацию, которая помогает тем, кто долго не может найти работу?
– Да. Их буквально рвали у меня из рук. Люди говорили, что в таких костюмах будут увереннее чувствовать себя на собеседованиях. Один я оставил. Так, на всякий случай… Марта, я могу спросить у тебя совета?
– Совета у меня? – переспросила девочка, удивившись, что они с Пирсом поменялись ролями.
– Ну да. Видишь ли, на прошлой неделе у нас состоялся разговор с директором вашей школы. Он сказал, что очень доволен моей работой, и предложил вести уроки в классе.
– Вау! Так это же клево! – обрадовалась Марта.
– Увы, нет. Для меня это оказалось потрясением, если не сказать полной катастрофой, – признался Пирс и поежился. Воспоминание о том уроке снова и снова проигрывалось у него в мозгу, словно поставленное на непрерывное воспроизведение. – Ученики не обращали на меня ни малейшего внимания. Они болтали друг с другом, бросались бумажными шариками и пялились в телефоны. У меня не хватило смелости перед началом урока отобрать у них мобильники. Горстка ребят, сидевших на передних партах, добросовестно пыталась слушать материал, но при таком гвалте это было невозможно. Словом, Марта, полный облом.
Несколько месяцев назад ему бы и в голову не пришло признаваться пятнадцатилетней девице в своем провале, слабости и отсутствии уверенности. Откровенно говорить со школьницей, да еще в общественном транспорте? Ни в коем случае. Но то путешествие к краю пропасти и последующие «психотерапевтические сеансы» с Айоной развили у него потребность делиться своими проблемами с другими. Пирс надеялся, что разговор с Мартой ему поможет, поскольку сам он решительно не знал, как закрыть крышку школьного ящика Пандоры.
– Да не беспокойтесь вы так, – утешила его Марта. – Это в порядке вещей. Мы так встречаем всех нештатных учителей. Что-то вроде посвящения. Испытание на стойкость. Хотя большинство нештатников потом не возвращаются.
– Но у меня сегодня еще один урок, – сказал Пирс, и от этой мысли его замутило. – Что будет, если директор вдруг заглянет и увидит в классе полный раздрай? Боюсь, курсы переподготовки мне уже не светят.
– Скажите, вы смотрели документальные фильмы Дэвида Аттенборо? – вдруг ни с того ни с сего спросила Марта.
– Разумеется.
– В таком случае вы должны понимать, что подростки – они как звери в Масаи-Мара, это такой заповедник в Кении. Вам нужно разобраться в их психологии. Поверьте, я эту психологию изучала не один год. Потому и выжила.
– Так, расскажи-ка поподробнее, – попросил Пирс, стараясь не показывать своего скептицизма.
– Класс – это что-то вроде места водопоя. Когда вы туда входите, то должны быть альфа-самцом. Такой большой гориллой, – начала Марта. – Кстати, а в Кении водятся гориллы? Сама не знаю. Ладно, допустим, мы в Руанде. В общем, вы не должны показывать страх и не прилагать чрезмерных стараний. Если вы слишком стараетесь или вас особо волнует, чтó окружающие о вас думают, вы отдаете им свою силу. Альфа-самцу не надо прилагать никаких стараний. Он просто вот такой, и все тут. Понимаете?
– Думаю, что понимаю, – ответил Пирс, вспоминая биржу: аналог джунглей, изобилующих вертлявыми обезьянами, львами-людоедами и ядовитыми змеями.
– И еще вам надо выявить, кто в классе считается альфа-самцом. Или альфа-самкой, – продолжала Марта. – Вы обязательно увидите, кому остальные смотрят в рот и кто будет соперничать с вами за власть. Вам нужно изолировать этого парня или девчонку, а затем лишить их влияния на других. Это необходимо сделать с самого начала. Тогда стая горилл признает своим предводителем вас.
– И как же, интересно, я лишу его влияния? – спросил Пирс.
– Учтите, таких «альфиков» может быть несколько, – без тени улыбки сказала Марта.
– Хорошо, так как же все-таки я лишу их влияния? – повторил Пирс, едва удерживаясь от желания вытаращить глаза. – Не могу же я оскаливать пасть и бить себя кулаком в грудь.
– Нет, конечно, – устало произнесла Марта, словно удивляясь его непонятливости. – Не надо понимать эти аналогии буквально. Ведите себя так, как ведут стендап-комики с докучливыми зрителями. Без оскорблений, без агрессии, но проявляя остроумие и находчивость. У вас это получится. Знаю, что получится.
Как ни странно, но Пирсу польстила вера Марты в него.
– Поэтому, когда войдете в класс, вспоминайте фильмы Аттенборо. Думайте так: «Посмотрите-ка на этих глупых шимпанзе. Ха! Что они мне? Я большая горилла». Если честно, мне Аттенборо помогает во всех делах, – заключила девочка. – Он самый лучший.
Поезд подошел к Воксхоллу. Марта всматривалась в толпу на платформе, что делала на каждой станции. Но сейчас на ее лице не было страха. Наоборот, она кого-то ждала. Пирс увидел группу старшеклассников в такой же форме, как у его попутчицы.
– Извините, Пирс, но я пересяду, – сказала Марта. – Надо поговорить с Ромео из нашей постановки.
Он увидел, как Ромео помахал Марте. Настоящее имя этого парня было Ааден. Он одним из первых пришел к Пирсу на дополнительные занятия, нацеливаясь на поступление в университет. Бывший сомалийский беженец, который всего два года назад не знал ни слова по-английски. Теперь Пирс занимался с ним индивидуально и собирался помочь Аадену подать документы на стипендию Стормзи[24] для обучения в Кембридже.
– Между вами что-то есть? – спросил Пирс.
– Мистер Сандерс, не забывайте про границы. Учителя не должны задавать ученикам подобные вопросы. Это стремно, – ответила девочка. – Успехов вам в проведении урока!
Она подошла к Аадену. Парень обнял ее за плечи. Похоже, Пирс был прав. Он с трудом удержался от желания ударить кулаком по воздуху, радуясь за Марту.
Эмми
08:05. Хэмптон-Корт – Ватерлоо
Эмми скучала по Тоби. Нет, не по-настоящему Тоби, а по Тоби из ее представлений и мечтаний о совместном будущем. С точки зрения здравого смысла девушка понимала, что должна его ненавидеть, но потаенный уголок ее сердца еще не смирился с разрывом. Этот уголок продолжал любить мужчину, обожавшего Эмми и всячески старавшегося ее защитить. Несуществующего мужчину. Она ушла из дома, испытывая смешанные чувства: глубокое горе и чувство вины за это горе. На них накладывались гнев и частично страх.
Левая рука Эмми без кольца казалась пустой. Она поделилась этим ощущением с Айоной. Та сказала: «Сердце мое, она не пустая. Она ЛЕГКАЯ. Это кольцо тянуло вас вниз! Оно не являлось олицетворением любви, это был символ СОБСТВЕННИЧЕСТВА».
Айона изо всех сил старалась поднимать Эмми настроение и придумывала ей занятия. Едва заметив, что ее подруга начинает хандрить, Айона предлагала посмотреть запись упражнений с Джейн Фондой, испечь домашний хлеб или повозиться в саду. Все эти занятия были очень изматывающими. От упражнений у Эмми болели мышцы живота; хлеб, как бы она ни старалась, всегда получался твердым, словно кирпич; и она до сих пор не научилась отличать цветы от сорняков. Айона была почти на тридцать лет старше, а энергии у нее – вдвое больше.
Поезд остановился в Нью-Малдене. Увидев на платформе машущего ей Санджея, Эмми улыбнулась. Что-то в облике этого парня всегда заставляло ее улыбаться.
– Привет, Эмми! Как дела? – спросил Санджей, подходя к ее столику.
Он пристально смотрел на девушку, словно ждал настоящего ответа, и потому Эмми решила не ограничиваться обычными банальностями.
– Благодарю, Санджей. Дела у меня намного лучше, но по-прежнему все непросто.
Эти слова даже в малой степени не могли описать того, сколь сложными и запутанными были ее чувства, но она хотя бы говорила правду.
– Уверен, так оно и есть, – ответил Санджей. – Но ничего удивительного: вы пережили серьезное потрясение. Здесь требуется время. Работа помогает вам отвлечься от тяжелых мыслей?
– Конечно. Но случившееся изменило мое отношение к работе. Порою она кажется мне еще большей бессмыслицей и пустяком.
– Здесь вам пригодился бы совет моей мамы. Она говорит, что в трудных ситуациях нужно забыть о себе и сосредоточиться на чем-то другом. Может, вам стоит подумать, как применить свои маркетинговые способности и сделать что-то по-настоящему хорошее? В качестве побочной работы.
Мобильник Санджея, лежавший на столе, звякнул, оповестив хозяина о том, что пришло сообщение.
– Ваша мама – очень мудрая женщина, – сказала Эмми. – Хотела бы я со временем стать такой же.
– В мудрости ей не откажешь, но я хочу, чтобы она перестала доводить меня своими эсэмэсками. Мама просто обожает вмешиваться в мою жизнь. И неизменно пишет заглавными буквами.
Санджей убрал телефон, но Эмми успела прочитать фразу: «ТВОЕМУ ДРУГУ ПОНРАВИЛОСЬ БИРЬЯНИ?» Интересно, о каком друге шла речь? А может, о подруге? Эмми почувствовала легкий укол ревности и прогнала эту мысль, как назойливую муху.
Чему удивляться? У такого умного и обаятельного парня, как Санджей, вполне могла быть девушка. Но это не мешало ему общаться с Эмми. Она чувствовала, что нравится ему.
– Наверное, вашей маме немного скучно и одиноко. Дети выросли и покинули родительский дом.
– Едва ли у моей мамочки есть время скучать! – возразил Санджей. – Она у меня адвокат-правозащитник. Оказывает юридическую помощь, по большей части безвозмездную. Ума не приложу, когда она только успевает вмешиваться в мою жизнь?
– Надо же! Вот это да.
Эмми почувствовала, что краснеет. Откуда у нее такие старомодные стереотипы? Причислить мать Санджея к домохозяйкам лишь потому, что та любит готовить и слишком интересуется жизнью сына?
– Согласен, это впечатляет. Но как насчет моего неотъемлемого права на личную жизнь?